Эмили Бронте - Грозовой перевал

• Название: Грозовой перевал
• Автор: Эмили Бронте
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-88353-601-3

Это история роковой любви Хитклифа, приемного сына владельца поместья «Грозовой Перевал», к дочери хозяина Кэтрин. Демоническая страсть двух сильных личностей, не желающих идти на уступки друг другу, из-за чего страдают и гибнут не только главные герои, но и окружающие их люди. «Это очень скверный роман. Это очень хороший роман. Он уродлив. В нем есть красота. Это ужасная, мучительная, сильная и страстная книга», – писал о «Грозовом Перевале» Сомерсет Моэм.

…Если бы старый Эрншо знал, чем обернется для его семьи то, что он пожалел паренька-простолюдина и ввел его в свой дом, он убежал бы из своего поместья куда глаза глядят. Но он не знал – не знали и другие. Не знала и Кэтрин, полюбившая Хитклифа сначала как друга и брата, а потом со всей пылкостью своей юной натуры. Но Хитклифа не приняли в семье как равного, его обижали и унижали, и он долго терпел. А потом решил отомстить. Он считает, что теперь все, кто так или иначе связан с семьей Эрншо, должны страдать, причем гораздо больше, чем страдал он. В своей мести он не пощадит никого, даже тех, кто к нему добр. Даже любящую его Кэтрин…

---

– Послушайте, если в вас есть человечность, позаботьтесь прежде всего о ней, а мы с вами потом поговорим!

Хитклиф вышел в гостиную и уселся там. Мистер Линтон призвал меня, и мы с большими трудами и перепробовав множество средств все-таки сумели привести госпожу в чувство. Но она была в полной потере памяти и помутнении рассудка, поминутно горестно вздыхала и никого не узнавала. Эдгар в своей тревоге за ее жизнь и думать забыл о ее друге, к которому питал столь сильную ненависть. Я же не забыла: при первой же возможности я прошла в гостиную и уговорила Хитклифа покинуть наш дом, уверив, что Кэтрин лучше и что утром я сразу же сообщу ему, как она провела ночь.

– Я ухожу, но из дома, а не за пределы усадьбы, – заявил он. – Я останусь в саду. Смотри же, Нелли, сдержи завтра свое слово! Я буду скрываться под теми лиственницами. Если не придешь, я сам войду в дом, невзирая на присутствие или отсутствие Линтона.

Он бросил беглый взгляд в приоткрытую дверь комнаты Кэтрин и, убедившись, что я говорю ему правду, избавил наш дом от своего присутствия, не принесшего нам ничего, кроме несчастий и бед.

Глава 16

Этой ночью около двенадцати родилась та самая Кэтрин, которую вы видели на Грозовом Перевале, – родилась она семимесячной и совсем крохотной. А через два часа та, кто дала ей жизнь, покинула наш мир, так и не приходя в сознание. В свой смертный час она не увидела, что Хитклифа нет подле нее, и не смогла ни опечалиться этим, ни проститься с Эдгаром. Горе последнего было столь велико, что я даже не хочу описывать вам его. Последствия утраты вылились в глубокую и затаенную скорбь, поселившуюся в душе моего хозяина. В моих глазах несчастье усугублялось еще и тем, что владелец «Скворцов» не получил законного наследника. Я оплакивала нашу злую участь, глядя на хиленькую сиротку, и мысленно корила старого Линтона, который – хоть и будучи в своем полном праве – закрепил в завещании свои владения за собственной дочерью, а не за дочерью сына. Да, в негостеприимный мир вступила следующая Линтон! В первые часы своего существования на этом свете бедняжка могла буквально изойти криком и плачем, и никто бы не обратил на нее внимания. Впоследствии мы окружили ее всяческой заботой, но начало ее жизни было отмечено той же пустотой и одиночеством, которыми, скорее всего, будет омрачен и ее конец.

На следующее утро солнце, которое радостно и ярко светило на улице, прокралось сквозь ставни и шторы в безмолвную комнату, мягким светом залило кровать и лежащее на ней неподвижное тело. Эдгар Линтон склонил голову на подушку подле своей жены, глаза его были закрыты. Его молодое, красивое лицо бы почти таким же мертвенно бледным, как и лицо Кэтрин, и почти таким же застывшим, но если неподвижность его черт отражала полную опустошенность, то ее – вечное умиротворение. Лоб ее разгладился, веки смежились, на губах играло подобие улыбки. Воистину, она была прекрасней, чем ангел небесный! На меня снизошел тот же бесконечный покой, который окружал ее, мысли мои никогда не были столь благочестивы, чем тогда, когда я взирала на этот ничем не нарушаемый образ последнего отдохновения. Я невольно вспомнила слова, которые она произнесла всего несколько часов назад, и пробормотала: «Невообразимо далеко и высоко над всеми нами… Где бы ни был сейчас ее дух, все еще на земле или уже на небесах, она примирилась с Господом!»

Уж не знаю, может быть, есть во мне какая-то странность, только на меня часто снисходит какое-то тихое счастье, когда я отдаю последний долг покойному, особенно если я нахожусь наедине с ним, в отсутствии бурно скорбящих или застывших в смертной тоске родственников. В мертвых вижу я то утешение, которое не разрушается ни земной суетою, ни адскими кознями. Я чувствую, как душа вступает в беспредельное, безоблачное пространство, именуемое Вечностью, где жизнь бесконечна, любовь взаимна и бескорыстна, а радость всеобъемлюща. В тот момент, когда я глядела на тело Кэтрин, мне подумалось о том, как много эгоизма в любви – даже такой, которую испытывал к ней мистер Линтон, – коль скоро он столь сильно сокрушался о ее блаженной кончине, подарившей ей успокоение! Конечно, кто-то мог бы усомниться в том, что после бурного ее существования, проникнутого нетерпением сердца, она действительно заслужила тихую пристань. Но такие сомнения могли возникнуть уже потом, в пору холодного осмысления происшедшего, а не тогда, у ее мертвого тела. Ибо в нем сосредоточился такой покой и такое умиротворение, которые казались залогом вечного спасения для души, совсем недавно его населявшей.

А вы, сэр, что думаете? Счастливы такие люди на том свете? Много бы я дала, чтобы узнать…

Я не стал отвечать на вопрос миссис Дин, который показался мне несколько еретическим. Она продолжала: «Боюсь, что, если проследить все течение жизни Кэтрин Линтон, невелика надежда на такое ее посмертное счастье, но давайте оставим ее душу промыслу ее Творца.

Хозяин, казалось, забылся сном, – продолжила она свой рассказ, – и сразу после рассвета я выскользнула из комнаты, чтобы подышать свежим воздухом. Слуги решили, что я пытаюсь стряхнуть с себя сонливость после ночного бдения, но на самом деле мне нужно было увидеть мистера Хитклифа. Если он всю ночь провел под лиственницами, как обещал, то не мог знать, что случилось в усадьбе, разве что обратил внимание на слугу, мчавшегося вскачь с поручением в Гиммертон. Если же он подобрался ближе к дому, то по мельтешению огней и хлопанью наружных дверей мог бы догадаться, что внутри дела плохи. Я хотела найти его и в то же время боялась. Я понимала, что мне придется сообщить ему ужасную новость, и хотелось с этим быстрей покончить, но как это сделать, я не знала. Он был в условленном месте, вернее на несколько ярдов дальше, в глубине парка. Он стоял, прислонившись к старому ясеню – голова непокрыта, волосы намокли от росы, собравшейся на ветках с нераскрывшимися почками и падавшей прямо на него. По всему было видно, что он давно так стоит, потому что рядом, меньше чем в трех футах от него, кружила парочка дроздов. Птицы были заняты строительством гнезда и не обращали на него ни малейшего внимания, как будто бы он был стволом дерева. Дрозды улетели при моем приближении, а он поднял на меня глаза и заговорил:

– Она мертва! Я ждал тебя здесь не для того, чтобы это услышать. Убери носовой платок, не смей хныкать при мне. Будьте же вы все прокляты! Она мертва, и ей не нужны ваши слезы!

Я плакала больше по нему, чем по ней, потому что иногда мы жалеем тех, кто не ведает пощады ни к себе, ни к другим. Едва глянув ему в лицо, я поняла, что он уже знает страшную правду, и была настолько глупа, что подумала: «Он смирился в сердце своем и молится…», потому что губы его шевелились, а взгляд был устремлен в землю.

– Да, она умерла! – ответила я, подавляя рыдания и вытирая слезы. – Умерла и вознеслась в царство небесное, где каждый из нас сможет ее повстречать, если внемлет предостережению и оставит дурные пути свои во имя стези добра…

– Ну и удалось ли ей «внять предостережению»? – вопросом прервал меня Хитклиф, попытавшись усмехнуться. – Она умерла как святая? Почила в мире? Расскажи мне всю правду, как… как она…

Он попытался произнести ее имя, но не смог. Сжав зубы, он молча сражался со своей скрытой болью, отвергая любые проявления моего сострадания немигающим свирепым взглядом.

– Как она умерла? – сумел он наконец проговорить. При этих словах он покачнулся и, несмотря на свою внешнюю несгибаемость, все-таки вынужден был прислониться к дереву, ища опоры. Борьба с терзавшей его мукой привела к тому, что он задрожал с головы до кончиков пальцев.

«Несчастный! – подумала я. – У тебя сердце и нервы как у любого другого человека, почему же ты пытаешься скрыть их? Гордость твоя не ослепит Господа! Ты искушаешь его насылать на тебя испытания до тех пор, пока ты не унизишься до крика боли!»

Вслух же я сказала:

– Она скончалась тихо, как агнец! Она вздохнула и вытянулась, совсем как ребенок, который просыпается и опять проваливается в сон. А через пять минут я почувствовала, что сердце у нее перестало биться.

– Скажи мне, она… она ни разу не называла мое имя? – спросил он нерешительно, как будто боялся, что, отвечая на этот вопрос, я открою такие подробности ее кончины, услышать которые ему нестерпимо.

– Она так и не пришла в себя, никого не узнавала с той самой минуты, когда вы ее оставили, – сказала я. – Нынче она покоится с улыбкой просветления на лице. Последние ее мысли были о милых ее сердцу днях детства. Жизнь ее закончилась тихим сном – пусть же ее пробуждение в ином мире будет столь же благостным.

– Благостным?! Как бы не так! – воскликнул он, бешено топнув ногой и застонав в приступе неукротимой ярости. – Пусть проснется в мучениях! Она все-таки сумела обмануть меня, ускользнуть от меня! Где она, где ее душа? Нет, не там, не на небесах… но и не погибла… где же она? Ты сказала, что тебе нет дела до моих страданий, а я нынче молю об одном, – и буду повторять эти слова, пока язык мой не отсохнет, – Кэтрин Эрншо, да не будет тебе покоя, пока я жив! Ты сказала, что я убил тебя – так преследуй меня, не давай мне отдыха! Я знаю, убитые преследуют своих убийц, призраки и вправду бродят по земле. Останься со мной навсегда… прими любой облик… сведи меня с ума! Но только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу найти тебя! Боже, нет у меня больше слов! Кэтрин, жизнь моя, душа моя, не могу я остаться без тебя!