Александр Арбеков - О, Путник!

• Название: О, Путник!
• Автор: Александр Арбеков
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Этот эпический фантастический роман, состоящий из трёх книг, предваряет собой целую серию романов под общим названием «Квинтет. Миры». В неё так же включены романы «Баллада о диване», «Девушка, которая, якобы, не умела любить», «Две ипостаси одной странной жизни» и «Призрак и Леший». Все эти произведения объединены общей идеей, которая заключается в том, что всё вокруг нас, как говорил один умный человек, кажется нам таким, каким оно не является на самом деле. Душа человеческая так же велика и загадочна, как и Космос, а может быть и больше, чем он. Всё в этом мире, вроде бы простом и прозаичном на первый взгляд, скрыто под мистической и загадочной вуалью. Приподними всего лишь её краешек и перед тобою откроются бесконечные и неведомые ранее пространства, полнящиеся тайнами, загадками и гипнотически притягивающие к себе так, что уже невозможно будет не сорвать решительно и бесповоротно вуаль, дабы познать всё скрытое под ней до конца. И так. Настоящий роман, предлагаемый вашему уважаемому вниманию, обо всём. О Земле и о Вселенной. О жестоких и кровавых битвах на тверди и в небе. О стремлении к познанию, о мужестве, о пороках, о трусости, о чести, о долге и совести. Он полон приключений, тайн, необычных поворотов сюжета и, конечно же, он в первую очередь о великой и всепобеждающей любви на фоне грандиозных и невероятных событий. Конец романа очень неожидан. Да, и ещё два момента… Во-первых, автор романа на его страницах неоднократно беседует с Богом в дружеской обстановке. Это несколько необычно, но почему бы и нет? Во-вторых, автор претендует на некоторую философичность своего творения. Прав он или не прав, судить вам.

---

Я некоторое время тяжело переваривал услышанное, потом несколько напряжённо рассмеялся, не до конца понимая ситуацию.

— Боже, как всё сложно, запутанно и загадочно, — застонал я. — А что, кроме знаменитого Первого Мастера имеются ещё и Второй, и Третий Мастера? Что-то я о них от БАРОНА и ШЕВАЛЬЕ раньше ничего не слышал.

— Сир, там, где есть кто-то первый, обязательно должны быть и кто-то второй, и кто-то третий. Закон природы и общества, знаете ли… О двух других Мастерах раньше просто конкретно никто не упоминал. Не было особого повода. А вообще, порядок в Гильдии Оружейников таков: Первый Мастер куёт мечи, Второй — доспехи, а Третий делает луки. Всё очень просто…

— Так значит в меня стрелял кто-то, кто имел при себе соответствующий лук и стрелы, изготовленные Третьим Мастером? — задумчиво произнёс я.

— Выходит так, Сир.

— Но к чему всё это? Каков смысл? Откуда и каким образом появился среди пиратов загадочный стрелок, как он уцелел в этой мясорубке, как смог проявить такое удивительное хладнокровие, а именно, — найти место и выбрать время для четырёх, не одного, заметьте, а именно для четырёх выстрелов! — удивился я, а потом в восторге всплеснул руками. — Каков, однако, молодец, каков боец! Мне бы этого таинственного стрелка в Личную Гвардию, в телохранители!

— Ваше Величество, ну что Вы такое говорите! — возмутился ПОЭТ. — Этот, как Вы изволили выразиться, боец-молодец, Вас чуть не убил, а Вы…

— И куда же делся загадочный стрелок?

— Сир, стрелок действительно крайне загадочная личность, — недоумённо вздохнул ПОЭТ. — Вдруг совершенно неожиданно и внезапно возник из ниоткуда за Вашей спиной всего в десятке метров, а потом вдруг пропал, исчез, испарился, растворился в воздухе… Ничего не понимаю!

— Так, так, так… Очень интересно, однако! — задумчиво пробормотал я.

— Да, Сир, мне самому очень и очень интересно!

— Ладно… А какие же ранения я получил?

— Очень серьёзные, Сир. Все четыре стрелы задели жизненно-важные органы. Каждое ранение являлось смертельным.

— О, как! А я гляжу на сиделку и удивляюсь, почему она на меня так изумлённо смотрит, — улыбнулся я. — Ладно, налейте-ка, сударь, ещё Можжевеловки. Выпьем за моё здоровье!

— За Ваше здоровье, Сир!

— Да, странно всё. Ничего я не понимаю! — нервно засмеялся я. — Зачем предпринимать очередную дерзкую попытку моего убийства, зная, что она будет тщетной? Ведь организовавший её человек прекрасно осведомлён о моих возможностях и способностях. Столько сложностей, трудностей, риска. А овчинка-то выделки совершенно не стоит! Всё напрасно.

— Согласен, Сир.

— Да, в очередной раз, как и на корабле, я не успел вовремя среагировать на опасность со спины, — продолжил я свои размышлении. — Расслабился, был поглощён боем, отвлёкся, выпустил ситуацию из под контроля. Да, стрелок находился от меня на небольшом расстоянии. Скорость полёта стрел была очень высока, иначе как объяснить тот факт, что я вовремя от них не уклонился и не защитился? Или дело не в этом, и присутствует ещё какой-нибудь дополнительный фактор, который мы сейчас выпускаем из поля зрения? А может быть, стрелок не знал, о том, что я Бессмертный? Просто кто-то напоследок, в отчаянии пустил в меня стрелы, да и сгинул? Всё может быть…

Я, кряхтя, сел на край кровати, неожиданно ощутил резкую боль в спине. Внутри меня что-то захлюпало. Чёрт возьми, лёгкие, конечно же, как всегда повреждены. Да, надо ещё полежать. Быть пробитым четырьмя стрелами, да ещё и попавшими в жизненно важные органы, — это тебе не по руке ножом полосонуть.

Сиделка засуетилась, запричитала, заметалась по комнате. Я покорно, и не торопясь, вернулся на своё место, замер в первоначальной позе, с удовлетворением ощутил, как боль в спине медленно и сладко проходит. Не спеши, Бессмертный. Спешка приводит чаще всего к разочарованию и к самым неприятным последствиям! Некоторое время в комнате было тихо. Сиделка почти неслышно деревянной ложкой размешивала и смешивала в глиняной кружке какие-то таинственные ингредиенты, готовя очередное чудодейственное снадобье. Два Гвардейца, выпучив глаза, неподвижно замерли у входной двери. Мы с ПОЭТОМ сосредоточённо и мрачно молчали.

— Ладно, на время оставим эту неприятную и непонятную тему о таинственном стрелке, — вздохнул я. — Где ШЕВАЛЬЕ?

— Сир, давеча Вы его хотели подвергнуть целому ряду неприятных процедур за то, что он проморгал пиратов, так бедняга, видимо в попытке избежать мучений, решил умереть смертью героя на поле брани. Повёл кавалерию в атаку, был в передних рядах, бился, как взбесившийся вепрь. Лошадь под ним почти сразу пала, так он и пешим дрался, словно безумный, воодушевлял всех своим примером. Получил многочисленные ранения… Увы, увы…

— Серьёзны ли эти ранения? Где он?

— Ранения серьёзны не очень, Сир. Доспехи-то на нём, как и на Вас, были от Мастеров Первой Горы. Я, кстати, плюнув на всё, преодолел свой природный страх, подбежал к месту побоища поближе для того, чтобы всё лучше видеть и слышать. Так вот, — эта битва, вернее, истребление пиратов, потрясло меня до глубины души. Ранее я никогда не видел столько крови, оторванных частей тел и освобождённых от чрев внутренностей. Сколько страданий, сколько боли!

— Боже мой, какой язык! — засмеялся я. — «Освобождённые от чрев внутренности…». Да, не зря я назначил вас своим Придворным Летописцем, не зря. Эта фраза про «чрева», надеюсь, займёт своё достойное место в вашем главном эпическом произведении?

— Сир, извините… В нашем произведении, в нашем, — скромно потупился ПОЭТ. — Данная метафора уже находится на своём месте, там, где ей и положено быть, не беспокойтесь.

— Прекрасно, прекрасно, продолжайте.

— Так вот, я был поражён не только самой битвой, как таковой, но и её особым э, э, э… Как-то Вы это слово неоднократно произносили…

— Очевидно, — антуражем?

— Да, да, Сир! О, каков был её антураж! Солнце пылает на синем-синем небе так, что оно приобретает какой-то фантастический и абсолютно нереальный цвет, а само светило невыносимо режет глаза. Невдалеке высится огромный, серый, мрачный замок, который мощно контрастирует и с ярким бездонным небом, и с залитым кровью полем брани. Шум, гам, вопли, звон стали! Это наша доблестная кавалерия обрушилась на пиратов. Над всем этим дикий крик ШЕВАЛЬЕ: «За Императора, за Империю!». Его поддерживают конники, но что их голоса по сравнению с Гвардией!? Вот это бойцы-удальцы! Подбежали к месту схватки, мгновенно выстроились в три шеренги, одна за другой, щиты сомкнули и вперёд! Латы сияют, все во всём алом, а на шлемах белоснежные плюмажи, копья выставлены вперёд, ноги чеканно впечатываются в землю, отчего она, бедная, вполне ощутимо постанывает и вибрирует. А над ними — невыносимая голубизна и покой, и всё это на фоне бесконечной, насыщенной всевозможными красками, осенней степи! Представляете, какое это было зрелище!? Боже мой, ну почему я такой никудышный художник! Да и поэт, так себе. Как жаль, как жаль!

Летописец встал, нервно провёл рукой по, очевидно, пылающему лбу, сделал театральную паузу. Пламя свечей в канделябре суетливо заметалось, тени запрыгали по стенам и потолку комнаты. Все присутствующие смотрели на рассказчика, затаив дыхание и раскрыв рты, даже Гвардейцы, которые совсем недавно сами принимали участие в описываемом сражении.

— Дружище, да чёрт с ними, с этой живописью и поэзией! Ну, их! — восхищённо произнёс я. — Из вас получается превосходный прозаик! Прекрасно, прекрасно, давайте выпьем за эту грань Вашего таланта!

— Спасибо, Сир!

— За ваш талант! Всё, теперь я за Летопись полностью спокоен!

— Благодарю Вас, Государь, за тёплые слова, — ПОЭТ от души хлебанул из бокала Можжевеловки.

— Ну, продолжайте же, сударь, ваше повествование! — воскликнул я и тоже выпил.

Мы закусили, пожевали какие-то овощи, а потом ПОЭТ кашлянул и продолжил.

— Как я уже говорил, сначала наши Гвардейцы пошли в темпе тремя алыми, стройными, монолитными шеренгами, чеканя шаг. Впереди — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ с обнажённым мечём, за ним клином три Сотника также с обнажёнными мечами, а в центре между ними — огромный гвардейский Сержант с Имперским Штандартом в руках. Представляете!? ПОСОХ, ЗВЕРЬ и молния на алом! О, какое это было зрелище! Сотрясают Гвардейцы землю, топочут и с интервалом в семь секунд орут во всю мощь своих глоток: «Император — Гвардия! Император — Гвардия! Император — Гвардия!». А глотки-то у ребят лужённые! Перекрыли они все звуки, существующие на тот момент в мире. Как я рассказывал, битва за крепость к тому времени уже прекратилась в силу полной деморализации противника.

— Прекрасно, прекрасно, — с восторгом произнёс я.

— Кстати, Сир, а этот Командующий из Второй Провинции так и не вышел из состояния транса до окончания сражения. После того, как все бросились в атаку на пиратов, остался в Ставке один-одинёшенек, стоит бледный, как мел, глаза безумные. До сих пор лежит в своей спальне, не может отойти от нервного шока и морального потрясения.