Александр Арбеков - О, Путник!

• Название: О, Путник!
• Автор: Александр Арбеков
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Этот эпический фантастический роман, состоящий из трёх книг, предваряет собой целую серию романов под общим названием «Квинтет. Миры». В неё так же включены романы «Баллада о диване», «Девушка, которая, якобы, не умела любить», «Две ипостаси одной странной жизни» и «Призрак и Леший». Все эти произведения объединены общей идеей, которая заключается в том, что всё вокруг нас, как говорил один умный человек, кажется нам таким, каким оно не является на самом деле. Душа человеческая так же велика и загадочна, как и Космос, а может быть и больше, чем он. Всё в этом мире, вроде бы простом и прозаичном на первый взгляд, скрыто под мистической и загадочной вуалью. Приподними всего лишь её краешек и перед тобою откроются бесконечные и неведомые ранее пространства, полнящиеся тайнами, загадками и гипнотически притягивающие к себе так, что уже невозможно будет не сорвать решительно и бесповоротно вуаль, дабы познать всё скрытое под ней до конца. И так. Настоящий роман, предлагаемый вашему уважаемому вниманию, обо всём. О Земле и о Вселенной. О жестоких и кровавых битвах на тверди и в небе. О стремлении к познанию, о мужестве, о пороках, о трусости, о чести, о долге и совести. Он полон приключений, тайн, необычных поворотов сюжета и, конечно же, он в первую очередь о великой и всепобеждающей любви на фоне грандиозных и невероятных событий. Конец романа очень неожидан. Да, и ещё два момента… Во-первых, автор романа на его страницах неоднократно беседует с Богом в дружеской обстановке. Это несколько необычно, но почему бы и нет? Во-вторых, автор претендует на некоторую философичность своего творения. Прав он или не прав, судить вам.

---

— Сир, у меня к Вам имеется один, очень сильно беспокоящий меня, вопрос.

— Вы в Одессе случайно не бывали? — засмеялся я.

— Что такое Одесса, где она расположена, Сир?

— «Одесса, Одесса, — жемчужина у моря», — пропел я с хрипотцой, легко и беззаботно улыбнулся. — Эх, Барон, когда-нибудь, дай Бог, мы с вами побываем в этом чудном городе. Ах, как хочу я жареных каштанов и вяленых бычков! Вы не представляете! А кефаль, а набережная, а вина, а шашлыки, а женщины, обласканные югом и готовые на всё ради обходительных кавалеров? Ну, ради таких, как мы с вами! Эх, ШЕВАЛЬЕ, ШЕВАЛЬЕ! Дайте время! Где мы только не побываем, чего мы только не увидим!

— Сочту за высокую честь сопровождать Вас, Сир, в Ваших странствиях! — напрягся ШЕВАЛЬЕ.

— В наших, в наших, мой друг! Ох, какие же это будут странствия! — я мечтательно посмотрел в небо. — Первым делом съездим ко мне домой, в Россию! Вы увидите, как на сопках Сибири цветёт багульник, как распускаются цветки магнолии в Сочи, как торжественно и вечно стоят над белым-белым снегом деревянные храмы в Кижах. Ах, как великолепны Уральские горы, полные угрюмой красоты, несущие на себе могучие сосновые и еловые боры. А лососи, преодолевающие из последних сил речные пороги на Сахалине! А бушующие гейзеры на Камчатке и на Курилах, а седые горы Кавказа, хранящие вечное спокойствие и неземную красоту под синим и бездонным небом! О, как шумят степи на вольном Дону, как тяжело колышет свои прозрачные, тёмные и глубокие воды могучий Байкал! Вы всё увидите, ШЕВАЛЬЕ, дайте время! Мир огромен и разнообразен!

Мы снова помолчали. Вечер готовился перейти в ночь. Он ненавязчиво и незаметно переборол день, а сейчас должен был исчезнуть сам. Солнце стало терять свою полноту и вальяжность, предчувствуя скорый и неизбежный закат. Возможно, оно не хотело погружаться в холодное осеннее море, но что же делать, от судьбы не уйдёшь.

— Сир, и это всё Вы рассказывали о России?! Боже мой! — удивлённо воскликнул ШЕВАЛЬЕ. — Не думал, что она так разнообразна и огромна.

— Да, сударь, она такая, — печально ответил я. — А откуда вы про неё знаете?

— Ну, как же, Сир, — весело произнёс юноша. — Вы же о ней неоднократно упоминали ранее, да и книги из библиотеки БАРОНА сыграли свою роль. Я знаю о России очень многое. Единственное, что меня смущает…

— И что же вас смущает, мой юный друг?

— Где она находится, — эта загадочная и далёкая страна? Где находимся мы, Сир, ну, наши Острова? Я ничего не пойму!

— Хотите, открою вам страшный секрет? — я усмехнулся и подошёл к ШЕВАЛЬЕ вплотную.

— Какой, Сир? Конечно же, хочу.

— Так вот, сударь, я сам не всё до конца понимаю! Представляете!?

— Сир!?

— Ладно, пригласите ко мне ПОЭТА, — с усмешкой произнёс я, устало опускаясь на тёплый песок. — Накройте стол, принесите стулья. Ну, быстро, быстро, время пошло! Ночь на пороге. Готовьте факела и свечи, а так же, на всякий случай, гильотину!

— Что, Сир? Не понял.

— Да ничего. Я пошутил…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Печалился я —
Теперь ты живёшь и стареешь
В мире ином.
А ведь скоро ещё на год
Станешь дальше ты от меня.

ПОЭТ прибыл через десять минут. Был он тих и задумчив, лик имел бледный и светлый, не от мира сего, как и полагается истинному витии, то есть, существу с натурой тонкой, чувствительной и трепетной. Он заметно похудел, черты его лица слегка заострились, светлые кудри волос были плотно зачёсаны назад и скреплены за спиной лентой. В глаза мои мужчина не смотрел, его слегка затуманенный взор блуждал по морю, песку и небу.

— Присаживайтесь, дружище, — я покровительственно и легко хлопнул ПОЭТА по плечу, отчего он ойкнул и рухнул на стул, чудом не сломав его, благо стул был выполнен из дуба.

Мы некоторое время помолчали, полюбовались заметно потяжелевшим солнцем, мрачно и вязко висящим над тёмно-свинцовым морем.

— Я без вас скучал, дружище, — мягко произнёс я, разливая по рюмкам Можжевеловку.

— Честно говоря, я тоже, Сир, — так же мягко ответил ПОЭТ.

— За встречу!

— За встречу!

Мы выпили, стали закусывать. Стол на этот раз был полон самых разнообразных яств. Мы с удовольствием поглощали сочное жареное мясо и нежную отварную картошку, селёдку, всевозможные овощи, заедая всё это тёплым свежевыпеченным хлебом.

— За Победу!

— За Победу!

Солнце стало тяжело и обречённо погружаться в море, заполонив небо и воду багровыми оттенками. Какой закат! Каждый раз, словно впервые и вновь! Как хорошо сидеть вот так на берегу спокойно и беззаботно, слушать плеск волн и крики чаек, любоваться потрясающим закатом. Много ли человеку надо в этой жизни?

— За Мир во всём мире!

— За Мир!

ПОЭТ, наконец, заметно расслабился, дотоле смертельно-бледное лицо его порозовело, глаза заблестели. Мне это и было нужно.

— Эх, сейчас бы варёной кукурузы! — мечтательно произнёс я. — Знаете, достать её из кастрюли, — такую ароматную, пышущую жаром, сочную. Посыпать крупной солью, чуть перчиком, сдобрить сливочным маслом и в рот! Боже мой, это же такая вкуснятина!

— Полностью с Вами согласен, Сир, — меланхолично произнёс ПОЭТ. — Молодая кукуруза, — это то, что надо. Особенно мне нравится один сорт, как его, «Бондуэль».

— «Бондюэль», мой друг! Не «у», а «ю». Французы говорят именно так: «Бондюэль», — ухмыльнулся я.

— Увы, французского языка не знаю, Сир.

— Кто вы такой, сударь? — я с усмешкой посмотрел на ПОЭТА.

— В смысле, Сир?

— Ну, в буквальном смысле, — я разлил Можжевеловку по рюмкам. — Повторю свой вопрос ещё один раз: «Кто вы такой?».

— Сир, я Ваш Придворный Поэт и Летописец.

— Кстати, а где наш Архив, Летопись, Имперский Цитатник? — я, не чокаясь, выпил, крякнул. — По поводу вашей этой белиберды, ну, великой Поэмы «Власть, война и любовь», я особо не переживаю. Эта галиматья давно разошлась по Островам и стала бессмертной.

— Как Вы можете так говорить, Сир! — вскочил ПОЭТ. — Это явно несправедливая оценка моего произведения! Вы же раньше его хвалили!

— Я лицемерил, — ухмыльнулся я.

— Не ожидал от Вас, Сир! — голос ПОЭТА задрожал.

— Ну, я от вас, тем более! Так кто же вы такой?

— ПОЭТ, Сир…

— Повторяю в последний раз. Если не получу искреннего ответа, то убью вас путём проникновения вот этого пальца во внутрь вашего большого, благородного и трепетного сердца, — я вытянул в сторону ПОЭТА руку с оттопыренным указательным пальцем.

Мужчина побледнел, рухнул на стул, залпом осушил рюмку, мелодраматично закатил глаза, а потом опустил голову, нервно обхватил лоб дрожащими пальцами и опёрся локтем на стол. Впереди, очевидно, должны были последовать бурные рыдания, стенания, битьё головой о дубовую поверхность и так далее и тому подобное. Меня это категорически не устраивало.

— Никак не выйдете из роли, Советник!? — гомерически расхохотался я, плюхаясь на свой стул. — Вы, как я понимаю, очередной клоун, который отстал от цирка!? Сколько же вас, клоунов, на этих Островах развелось! Они кишат вокруг с этими нелепыми рыжими париками, огромными башмаками с помпонами и с узкими полосатыми брючками! Хватит придуриваться! Хватит же! Представление давно окончено. Зрители разошлись. Зал пуст! Почти пуст. Остался только я один! Слушаю вас внимательно…

ПОЭТ резко поднял голову, отвёл назад выбившиеся из-под повязки кудри, криво усмехнулся.

— Давайте выпьем ещё…

— Сир…

— Ах, да, извините, Сир!

— Я смотрю, а на вас алкоголь действует вполне эффективно, как и на МАРКИЗУ.

— Какую МАРКИЗУ? — искренне удивился ПОЭТ.

— Сир, — сухо сказал я.

— Что? Ах, да… Сир.

— Вы что, сомневаетесь в моём статусе Великого Императора Трёх Островов!? А какого чёрта вы давали мне Присягу? А кто посвятил вас в Рыцари? И где же ваша честь? — сурово спросил я, задумчиво поглаживая рукоятку ЭКСКАЛИБУРА.

— Сир, и присягу я Вам действительно приносил, и в Рыцари Вы меня посвятили. Но…

— Что «но»!? — взвился я.

— «Но», оно и в Африке — «но», Сир…

— В каком смысле? — рассмеялся я.

— Понимаете, Сир, я не воспринял всё это всерьёз, — поморщился ПОЭТ.

— О, как! Ишь ты!

— Да, именно так…

— Сир…

— О, простите! Именно так, Ваше Величество, — снова поморщился ПОЭТ.

— Жаль, очень жаль и крайне обидно! А я был уверен, что вы передо мною предельно искренни!

— Сир, где-то я был искренен, где-то нет. Увы…

— Жаль…

Я опрокинул в себя рюмку Можжевеловки, меланхолично и неторопливо чем-то её закусил. Потом полюбовался небом и морем, с удовольствием вдохнул пряно-солёный аромат сумеречного бриза и решительно вытащил из ножен меч.