Иван Кратт - Великий океан

• Название: Великий океан
• Автор: Иван Кратт
• Издательство: Военно-морское издательство Военно-морского Министерства Союза ССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1951

Историческая дилогия «Великий океан», написанная русским советским писателем И. Ф. Краттом (1899–1950), рассказывает об отважных землепроходцах, вышедших в конце XVII века на берега Аляски и пытавшихся закрепиться в Северной Калифорнии, где в 1812 году было основано русское поселение под названием «Росс» (т. е. «русский»), нынешний Форт-Росс в штате Калифорния США. Писатель создал колоритный образ Александра Андреевича Баранова (1746–1819), первого правителя русских поселений в Америке. Роман состоит из двух книг: «Остров Баранова» и «Форт Росс».

Текст романа приводится в ранней редакции (1951 год, Военно-морское издательство Военно-морского министерства Союза ССР) и отличается от более поздних изданий.

---

Расстроенный, Резанов сидел на галерее. Над океаном опускалось солнце, из-за деревьев его не было видно. Медленно гас багрянец, темнели верхушки дубов, внизу под кустами сгущались тени. Нагретые за день стены дома еще источали теплоту, но из сада уже тянуло вечерней свежестью. Резанов глядел на потухающее небо и не слышал, как вошла Консепсия.

Девушка не сразу окликнула его. Постояв немного у входа, она, наконец, подошла ближе и тихонько сказала:

— Синьор Резанов!

Николай Петрович быстро обернулся. При виде Консепсии он не мог удержать радостного восклицания и, поднявшись с кресла, шагнул навстречу.

— Конча! Откуда вы появились?.. Вас не было в президии?

— Да. Я только что вернулась из Санта-Клара.

От удивления Резанов умолк. До этой миссии почти день езды опытному всаднику, и, кроме того, дорога небезопасна.

— Мы ехали с Луисом ночью, — объяснила Консепсия, слегка покраснев и нахмурясь.

Резанов только сейчас разглядел, что лицо девушки осунулось, запали глаза, а обычно гладко причесанные волосы небрежно связаны на затылке.

— Конча, — сказал он с упреком. — Зачем вы себя так измучили?

Она не ответила.

— Вы ездили ради меня? — догадался Резанов.

— Да.

— Конча!..

Но Консепсия взяла его за руку, подвела к перилам.

— Губернатор оставил отряд в Санта-Клара… — сказала она шепотом. — Так было ему приказано. Я проверила это сама… На случай войны. И монахи, не везут хлеб потому, что ждут, чтобы ваши товары достались им даром. Все миссии оповещены кем-то из своих…

Новость была необычайно важной, но она не удивила Резанова. Он догадывался еще при прощании с губернатором, что тот чего-то не договаривает, что молчание миссионеров после так жадно выраженного желания начать торговлю — неспроста, что слухи о возможной войне смутили даже доброжелателей. И он вдруг почувствовал себя уверенно и спокойно. Боятся они, а не он — в этом его преимущество.

— Ваш отец тоже знает об этом?

— Нет. Крестный ему ничего не сказал.

— Хорошо… — немного подумав, заявил Резанов. — Я сам поеду к миссионерам.

— Нет! Теперь не надо! — девушка решительно покачала головой. — Я послала Луиса в ранчо моей матери, чтобы оттуда везли хлеб, какой есть в имении. Я тоже побывала в трех ранчо. У вас будет хлеба сколько нужно, и… Я не боюсь, что станут говорить об этом!

Последние слова Конча сказала громко, почти с вызовом, но Резанов видел, что глаза ее грустны. Она отдавала ему все, даже свое доброе имя…

* * *

Из последующего письма Резанова:

«…Вот, друг мой, и моя исповедь частных приключений. Отнюдь не из корысти или необдуманной страсти сделал я предложение Консепсии, а по искренней привязанности к благородному сердцу юной донны Аргуэлло. Предвижу я толки и, может, усмешку столичных друзей, что-де, мол, Резанов женится на испанке, дабы споспешествовать дипломатической карьере, а я, ей-богу, не думаю о ней и ем хлеб государя не за чины и награды. И ежели судьбе угодно будет окончание сего романа, я, быть может, действительно сделаю пользу Отечеству и обрету счастье на остаток жизни моей… После объяснения с Консепсией и синьором Аргуэлло я утром переехал на «Юнону». Того требовал формалитет, а дела на корабле — неотступного моего присмотра. Из миссии уже начали ставить хлеб, команда приободрилась, монахи в благодарность за клавикорды пригнали пару лучших быков. Однако ж я не имел спокойствия и каждый час ждал гонца. А в президии меж тем переполох случился немалый. Дон Аргуэлло не дал мне окончательного ответа, боясь видеть свою дочь замужем за «еретиком». Он приказал заложить коляску и вместе с доньей Игнасией и Кончей направился в монастырь, надеясь, что монахи сумеют отговорить Консепсию. Но бедная Конча не поддалась на их уговоры, а падре Уриа сказал, что, коль скоро ни одна сторона не станет менять религии, можно согласиться на смешанный брак. Консепсия останется католичкой, я православным, а дети — падре подумал и о детях — по уговору. Только на такой брак потребуется разрешение самого папы и испанского короля.

— Не препятствуйте девочке, дон Жозе, — заявил давнему своему другу падре Уриа. — Мне тоже трудно будет не видеть ее, но Христос и святая Мария благословят этот брак. Может быть, он даст счастье не только вашей дочери, но и мир и спокойствие на всем нашем берегу.

Узнав про сии слова, я еще раз подивился прозорливости и уму старого монаха, неоднократные высказывания коего столь разнились от глупых и недалеких мыслей его важных соотечественников.

В тот же день дон Жозе де Аргуэлло прибыл ко мне на «Юнону». Старый комендант еще более высох и потемнел, однако же держался прямо. Сняв шляпу и с отменной церемонностью поблагодарив за салют, коий приказал дать Хвостов в честь коменданта, дон Жозе проследовал за мной в каюту.

— Мое семейство и я признательны вам за честь, синьор Резанов, — сказал он не садясь. — Пусть будет так!

Суровость покинула его, он перекрестился, а потом заявил, что мне надобно хлопотать дозволение Рима и его католического величества короля Испании. Тогда ж приметил я, что руки у него трясутся…

Вот, сударь мой, и начало моего романа. Завтра будет обручение, а там я снова пущусь в дальний путь и вернусь сюда через Мадрид и Мексику, и ежели не остановит судьба, могу извлечь новую для соотчичей пользу личным обозрением внутренней Новой Испании и, ознакомясь с Вице-Роем, попытать открытия гаваней для судов компании на сих берегах Америки… Ежели б ранее мыслило правительство о сей части света, ежели б уважали как должно, ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого, при малых тогдашних способах Берингову экспедицию для чего-нибудь начертавшего, то утвердительно можно сказать, что Новая Калифорния никогда б не была гишпанскою принадлежностью, ибо с 1760 года только обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучший кряж земли навсегда себе упрочили. Теперь остается еще не занятый никем интервал, столько же выгодный и нужный нам, и там можно, обласкав диких и живя с ними в дружбе, развести свое хлебопашество и скотоводство. Ежели и его пропустим, то что скажет потомство? Я искренне хочу думать, что будет лучшее. Чужого мы никогда не брали, а своим поступаться и нам не след. Широкому сердцу потребен и широкий путь…»

Обручение состоялось в церкви президии. Дон Аргуэлло хотел сохранить его в тайне, словно все еще на что-то надеялся. Торжественно звучали слова молитвы, прочитанные старым священником.

Резанов и Конча стояли рядом. Он — в белом атласном фраке с орденской лентой, широкоплечий, высокий. Она — маленькая, в тяжелом гранатовом платье и черной кружевной накидке, упавшей на детские плечи. Тонкий золотой крест — подарок падре Уриа — был единственным украшением.

Оба были взволнованы. Резанов думал о прошлом и будущем, о серьезном шаге, который он совершал теперь. О том, как посмотрят еще на этот брак в Петербурге, особенно влиятельные родственники покойной жены — дочери Григория Шелехова. Как будет чувствовать там себя Конча… Он сам до сих пор ощущал какую-то неуверенность перед своими офицерами и командой «Юноны». Словно боялся, что обвинят его в легкомыслии или расчете…

У Консепсии было только будущее. Оно представлялось неясной мечтой, любовью, радостью, большим открытым миром. Она верила в свое счастье.

Приняв поздравления и отпраздновав помолвку, Резанов в тот же день переселился в дом коменданта. Он не хотел пока лишних разговоров на корабле, а кроме того, настояла донья Игнасия. Будущему родственнику место в их семье.

— Жозе, — сказала она мужу, пальцами вытирая слезы, — о религии ты не думай. Господь бог поможет нам. А синьор Резанов — знатный вельможа, наша девочка увидит свет. Может быть, об этой свадьбе услышит король. Дом Морага знали в Мадриде… Конча затмит многих придворных дам, а тут не за кого выйти ей замуж… Я подарю ей свое фамильное серебро. Кстати, надо запаять кофейник. Анна-Павла вчера обнаружила течь… Жозе, — закончила она беспокойно, — я очень хотела бы видеть нашу девочку счастливой!

Дон Жозе не ответил.

Глава девятая

Скоро весть о помолвке расползлась по всей Верхней Калифорнии, просочилась в Лоретто и Сан-Диего. Русский сановник превратился в могущественную особу, чуть ли не вторую после императора. Американский дипломатический агент запросил конгресс, британский — сообщил своему послу в Мадрид. А из окрестных деревень и усадеб приезжали в президию люди посмотреть на необыкновенную чету. Особенно много обсуждали будущий брак во францисканских монастырях, видя в нем важный политический акт. Лишь падре Фелипе искривил свои тонкие, веревочкой, губы и назвал Консепсию «испорченной драгоценностью семейства». Бывший иезуит старался скрыть беспокойство. Посланный им нарочный с тайным донесением и инструкциями в Мексико был схвачен индейцами, и письма могли попасть во враждебные руки.