Сара Бернар - Моя двойная жизнь

• Название: Моя двойная жизнь
• Автор: Сара Бернар
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-8352-0470-1

Она стала легендой еще при жизни — выдающаяся французская актриса, писательница, художница. Мемуары раскрывают перед читателями мир чувств этой великой женщины, но не обнажают ее душу — в своих воспоминаниях она остается актрисой. Она хотела, чтобы ее знали такой, и ей невозможно не поверить, настолько просто и естественно рассказывает она о своем детстве, о людях, с которыми сводила ее судьба, о театральных впечатлениях… Но по-прежнему, как в любых мемуарах, неуловимой остается грань между реальностью и субъективным ощущением действительных событий.

---

Впрочем, за исключением ребенка, толстой дамы и молодого англичанина, никто не спал из-за удушливой жары. Разговор шел о войне.

После некоторого колебания один из молодых людей сказал мне, что я похожа на Сару Бернар. Я ответила, что имею для этого все основания.

Молодые люди представились: Альбер Дельпи — тот, который узнал меня Барон ван Зелерн или ван Зерлен, уже не помню точно, — голландец. И Феликс Фор, молодой человек с белыми волосами, который сказал, что он из Гавра и хорошо знал мою бабушку.

Со всеми я сохранила наилучшие отношения Со всеми, кроме Альбера Дельпи, ставшего впоследствии моим недругом. Все трое погибли: Альбер — с отчаяния, все испробовав и ни в чем не преуспев; голландский барон — в железнодорожной катастрофе; Феликс Фор[45] — на посту президента Французской республики.

Услыхав мое имя, молодая женщина представилась в свою очередь.

— Мне кажется, — сказала она, — что мы в какой-то степени родственники: я госпожа Ларок.

— Из Бордо? — спросила я.

— Да.

И мы стали выяснять свои родственные отношения, так как жена брата моей матери была одной из барышень Ларок, живших в Бордо.

Несмотря на жару, тесноту и мучившую нас жажду, путешествие показалось нам недолгим.

Прибытие в Париж было гораздо печальнее. Мы торопливо пожали друг другу руки. На вокзале толстую даму встречал муж; он молча протянул ей телеграмму. Ознакомившись с ее содержанием, несчастная вскрикнула и, рыдая, упала в его объятия.

Какое горе постигло ее? Я смотрела на нее: о бедная женщина уже не выглядела смешной! У меня сжалось сердце при мысли о том, что мы так насмехались над ней, в то время как несчастье уже коснулось ее своим крылом.

Приехав домой, я послала сказать маме, что зайду к ней в течение дня. Но она сразу же пришла сама, ей не терпелось узнать, в каком состоянии я вернусь. Тогда-то мы и условились обо всем, что было связано с отъездом нашего семейства, я же собиралась остаться одна в осажденном Париже. Мама, мой маленький мальчик со своей няней, мои сестры, тетя Аннета, которая вела хозяйство у меня в доме, и мамина горничная — все были готовы к отъезду, который назначили через день.

В Гавре я заказала у «Фраскати» необходимое помещение для всех моих домочадцев.

Но желания уехать — этого по тем временам было мало. Надо еще было получить такую возможность. Вокзалы были забиты семьями, вроде моей, которые благоразумия ради собирались покинуть столицу.

Я отправила своего управляющего заказать купе. Через три часа он вернулся в разорванной одежде, ему порядком досталось и пинков, и кулаков.

— Мадам не следует ходить в такую давку, — сказал он мне, — ни в коем случае. Я не смогу защитить вас. Если бы еще вы были одна… но с госпожой вашей матушкой, с барышнями и ребятишками… ни в коем случае… ни в коем случае.

Я тут же послала за тремя своими друзьями и, поведав им о своих затруднениях, попросила проводить меня.

В помощь управляющему я дала своего метрдотеля и маминого слугу, который привел с собой младшего брата, кюре, тот охотно согласился проводить нас. Все вместе мы отправились на железнодорожном омнибусе. Нас было семнадцать, а действительно отъезжающих — всего девять. Так вот, представьте себе, что эти восемь защитников оказались не лишними, ибо за билетами стояли не человеческие существа, а дикие, затравленные звери, которых снедали страх и желание как можно скорее бежать.

И это зверье не видело ничего, кроме маленького окошечка, где выдавали билеты, двери, которая вела к поезду, и самого поезда, дававшего возможность бежать.

Присутствие молодого кюре оказало нам неоценимую помощь. Его набожный вид спасал нас порой от тумаков.

Когда поезд тронулся, мои родные стали посылать мне воздушные поцелуи из своего отдельного купе. Я вздрогнула от ужаса, почувствовав себя внезапно невыразимо одинокой. Впервые я рассталась с маленьким существом, которое было мне дороже всего на свете.

Тут две руки с нежностью обвились вкруг меня, и чей-то голос прошептал:

— Милая Сара, почему вы не уехали? Здоровье у вас слабое, сумеете ли вы вынести одиночество и разлуку со своим малышом?

То госпожа Герар, приехавшая слишком поздно и не успевшая поцеловать мальчика, пыталась хоть как-то пожалеть его мать.

Я впала в отчаяние. Теперь я уже жалела, что отправила его. И все-таки… а вдруг дело дойдет до сражения в самом Париже? Однако мысль о том, что я могла бы уехать с ним вместе, ни на минуту не приходила мне в голову. Я надеялась, что сумею принести пользу, оставаясь в Париже Какую пользу? Надеяться на это было, конечно, глупо, но я в это свято верила. Мне казалось, что все трудоспособные люди — а я, несмотря на свою слабость, считала себя трудоспособной, и не без резона, потом я доказала это, — должны оставаться в Париже И я осталась, сама еще не зная, что буду делать.

Несколько дней я провела в полном отупении из-за отсутствия жизни вокруг меня, жизни и любви.

16

Между тем город готовился к обороне. Я ре шила положить все свои силы и способности на уход за ранеными. Но где устроить госпиталь? «Одеон» был закрыт. Я перевернула небо и землю чтобы мне разрешили расположить госпиталь в «Одеоне». И, благодаря Эмилю де Жирардену и Дюкенелю, мое желание исполнилось.

Я отправилась в военное ведомство и подала заявление с изложением своей просьбы. Мое предложение о создании военного госпиталя было принято.

Но нужно было встать на довольствие. Я написала префекту полиции. Вскоре явился нарочный. Он вручил мне такое послание от префекта:

«Мадам, если можете, приходите немедленно, я буду ждать Вас до шести часов. Если же нет, то я приму Вас завтра утром в восемь часов. Извините за столь ранний час, но в девять я уже должен быть в Палате депутатов, а так как записка Ваша показалась мне спешной, я хотел бы оказать Вам поддержку, если это будет в моей власти.

Граф де Кератри[46]»

Я помнила графа де Кератри, которого мне представили на вечере у тети, где я под аккомпанемент Россини читала стихи Расина, но тогда это был молодой лейтенант, красивый, элегантный, остроумный. Он пригласил меня к своей матери. Я читала стихи на вечерах у графини.

Молодой лейтенант уехал в Мексику. Какое-то время мы переписывались. Затем превратности жизни разлучили нас.

Я спрашивала Герар, не думает ли она, что префект может оказаться близким родственником моего юного друга.

— Думаю, что да, — сказала она.

Мы обсуждали это в экипаже, ибо я тотчас поехала в Тюильри, где находился префект.

Сердце мое сжалось, когда мы остановились у подъезда. Несколько месяцев назад я уже приезжала сюда апрельским утром вместе с госпожой Герар. И так же, как сегодня, привратник открывал дверцу моего экипажа; но тогда ласковое апрельское солнце ложилось на ступени, высвечивало фонари экипажей, сновавших взад-вперед по двору.

Тогда это была торопливая и радостная суета молодых офицеров, обмен любезными приветствиями.

Ныне же обманчивое и неприветливое ноябрьское солнце все вокруг заливало серым свинцом. Черные, покрытые грязью фиакры следовали один за другим, задевая ворота, обивая углы ступеней, подавая назад или, наоборот, вперед под грубые окрики кучеров. А вместо приветствий слышались такие слова:

— Как дела, старик?

— Голова разламывается!

— Есть новости?

— Да, все летит к черту! — и так далее.

Дворец был совсем не тот. Атмосфера переменилась. Исчез легкий благоухающий аромат, который обычно оставляют за собой элегантные женщины. Густой запах табака, засаленной одежды, грязных волос — все это тяжело висело в воздухе.

Ах, прекрасная императрица французов! Я, как сейчас, видела ее в голубом платье, шитом серебром, зовущей себе на помощь фею Золушек, чтобы она помогла ей надеть маленькую туфельку. А наследный принц — само очарование! Я вспоминала, как он помогал мне расставлять горшочки с вербеной, маргаритками и держал в своих еще слабых руках огромный горшок с рододендроном, скрывавшим его хорошенькое личико.

Наконец, я вспоминала императора Наполеона III, аплодировавшего мне с лукавой усмешкой на репетиции предназначавшихся ему реверансов.

И вот теперь белокурая императрица, одетая весьма странным образом, бежала в двухместной карете своего американского дантиста, ибо среди французов не сыскалось человека, который отважился бы помочь бедной женщине, таким чело веком оказался иностранец. А ласковый утопист император безуспешно пытался тем временем погибнуть на поле брани. Два коня были убиты под ним, но на нем самом — ни единой царапины. И он вынужден был расстаться со своей шпагой. И все мы плакали от ярости, стыда и боли, узнав, что ему пришлось сдаться. Каким же мужеством и отвагой надо было обладать, чтобы пойти на это! Он хотел спасти сто тысяч солдат, сберечь сто тысяч жизней, успокоить сто тысяч матерей.