Сара Бернар - Моя двойная жизнь

• Название: Моя двойная жизнь
• Автор: Сара Бернар
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-8352-0470-1

Она стала легендой еще при жизни — выдающаяся французская актриса, писательница, художница. Мемуары раскрывают перед читателями мир чувств этой великой женщины, но не обнажают ее душу — в своих воспоминаниях она остается актрисой. Она хотела, чтобы ее знали такой, и ей невозможно не поверить, настолько просто и естественно рассказывает она о своем детстве, о людях, с которыми сводила ее судьба, о театральных впечатлениях… Но по-прежнему, как в любых мемуарах, неуловимой остается грань между реальностью и субъективным ощущением действительных событий.

---

— Значит, вы не были застрахованы? — спросил нотариус, выслушав мой рассказ.

— Нет, я должна была подписать страховой полис на другой день после случившегося.

— Вот как! — воскликнул юрист. — А я ведь слышал, будто вы сами себя подожгли, чтобы получить крупную страховую сумму.

Я пожала плечами: мне уже попадались такие намеки в газетах. К тому времени, несмотря на свою молодость, я привыкла не обращать внимания на разные домыслы.

— Ну что ж, в таком случае я постараюсь уладить ваши дела, — сказал господин К. — Отец завещал вам денег больше, чем вы думаете; а ваша бабушка оставила вам пожизненную ренту, и вы можете выкупить эту ренту за хорошую цену, если согласитесь застраховать вашу жизнь сроком на сорок лет на сумму двести пятьдесят тысяч франков в пользу покупателя.

Я согласна была на все, обрадовавшись такой неожиданной удаче И еще он сказал, что через два дня после своего возвращения пришлет мне сто двадцать тысяч франков, что он и сделал.

Этот маленький эпизод, составлявший, впрочем, часть моей жизни, я рассказала для того чтобы показать, насколько все происходящее с нами противоречит всякой логике и мудрому предвидению.

Ясно одно случившееся со мной несчастье подорвало мои жизненные надежды.

На деньги, полученные от отца с матерью, я устроила себе роскошное жилище. Некоторую сумму я оставила, и ее должно было хватить в качестве ежемесячного дополнения к моему жалованью на два года — этот срок я установила для того, чтобы добиться возможности потребовать себе очень большой прибавки жалованья. А теперь все это рушилось из-за глупой оплошности горничной.

У меня были богатые родственники и очень богатые друзья; но никто не протянул мне руку чтобы помочь выбраться из этой пропасти. Богатые родственники не могли простить мне того что я пошла в театр… А между тем, видит Бог, как я плакала, ступая на этот не добровольно выбранный мною путь.

Дядя Фор, правда, приходил иногда повидаться со мной к маме; но тетя не желала даже слышать обо мне И я тайком встречалась с кузеном, а иногда и с хорошенькой моей кузиной.

Богатые друзья считали меня безумно расточительной и не могли смириться с тем, что я не поместила свое наследство в безопасное место и не превратила его в надежную ренту.

Не без грусти пришлось принять мне скоропалительное решение. Я должна была ехать в Россию. Мне предлагали блистательный ангажемент. Я никого не стала посвящать в свои планы. Доверилась одной только госпоже Герар. Но эта идея с Россией приводила ее в ужас. Грудь у меня тогда была очень слабая, и холод был моим злейшим врагом.

Тем не менее решение было принято, как вдруг явился этот человек, чей алчный и хваткий ум придумал эту ловкую и выгодную (для него) комбинацию, снова менявшую всю мою жизнь.

Я сняла квартиру на Римской улице, на антресолях. Там было много солнца, и это особенно радовало меня. Было две гостиных и одна большая столовая.

Бабушку я поместила в приют, который содержали монахини и миряне. Бабушка моя была израильтянкой, она строго соблюдала все законы и ревностно выполняла предписания своей религии. Приют этот был очень комфортабелен. Она оставила себе свою служанку-бургундку и заявила, когда я приехала навестить ее, что ей гораздо лучше здесь, чем у меня.

— Сын у вас большой проказник, — сказала она, — и очень шумливый.

Навещала я ее, правда, не часто, потому что совсем разлюбила после того, как увидела мать, побледневшую от ее недобрых слов. Впрочем, она была счастлива, и это главное.

Тем временем я сыграла во «Внебрачном сыне» и добилась признания публики; в «Вольноотпущенном» и «Другом» Жорж Санд; в «Жане-Мари» — маленьком шедевре Андре Тёрье, пользовавшемся потрясающим успехом. Жана-Мари играл Порель. Тогда он был худой и возлагал большие надежды на будущее. Худоба его обернулась полнотой, а надежды воплотились в жизнь и стали уверенностью.

Но вот пришли скверные дни! Париж лихорадит. На улицах черно от людей, которые спорят, жестикулируют. И весь этот шум-гам всего лишь отголосок далеких сборищ на германских улицах; там люди кричат, жестикулируют, спорят и знают! А мы не знали!

Я не могла оставаться на месте. Нервничала сверх всякой меры. И в конце концов заболела.

15

Объявлена война! А я ненавижу войну! Она приводит меня в отчаяние, заставляет дрожать с головы до ног. Время от времени я в ужасе вскакиваю, потрясенная далеким зовом страждущих людей.

Война!.. Какая гнусность! Позор и боль! Война Узаконенные преступления и разбой, которые не только прощаются, но и прославляются!

Недавно мне довелось побывать на сталелитейном заводе. (Не хочу говорить, в какой стране ибо ко мне относились там с большим радушием Я не шпионка и не доносчица, я бытописательница!) Итак, я посетила один из этих чудовищных заводов, где производят самые смертоносные снаряды. Мне представили его владельца, миллиардера, человека любезного, но неразговорчивого, на вид задумчивого и чем-то неудовлетворенного. От своего проводника я узнала, в чем дело, человек этот только что потерял огромную сумму — более шестидесяти миллионов.

— Боже мой! Как же это случилось?

— О! — отозвался мой собеседник. — Он их не то чтобы потерял, а не приобрел, но это ведь одно и то же.

И так как я смотрела на него с изумлением, он продолжал.

— Да-да, а дело было так. Вам, должно быть, известно, что шли разговоры относительно войны Франции с Германией из-за Марокко?..

— В самом деле.

— Так вот, этот стальной князь надеялся продать пушки, и уже месяц его заводы работают с двойной нагрузкой — и днем, и ночью; он дал огромные взятки влиятельным членам правительства, подкупил газеты, как во Франции, так и в Германии, чтобы натравить друг на друга эти народы. Но все провалилось благодаря вмешательству людей разумных и гуманных. И теперь миллиардер в отчаянии. Он потерял шестьдесят… а может, и сто миллионов.

С презрением смотрела я на миллиардера. И от всей души желала, чтобы он подавился своими миллиардами, ибо такие чувства, как раскаяние или угрызения совести, ему неведомы.

А сколько еще других, таких же как он, достойны презрения! Почти все, кто именует себя военными поставщиками в разных странах мира, и есть самые ярые поджигатели войны.

Что каждый должен стать солдатом в минуту опасности — с этим я, конечно, согласна, безусловно согласна! Что каждый обязан взять в руки оружие для защиты своего отечества и убивать во имя спасения своих родных и самого себя — это всем ясно; но чтобы в наше время находились еще молодые люди, все помыслы которых сводятся к убийству других людей во имя карьеры и упрочения собственного положения, — это превосходит всякое понимание!

Что следует стоять на страже своих границ и охранять свои колонии, тут спору нет; однако если все мы солдаты, то почему бы не включить в понятие «все» и стражей-защитников? И не было бы тогда ни офицерских школ, ни тем более этих ужасных казарм, которые оскорбляют глаз.

Когда государи наносят друг другу визит, им обычно устраивают парад, а не лучше ли было бы показывать им какую-то тысячную долю личного воинского состава из числа выбранных наугад солдат, ведь это куда более просветило бы их относительно достоинства и доблести народа, нежели элегантное шествие армейских частей на параде.

Сколько мне довелось повидать этих великолепных шествий во всех странах, где я побывала! А между тем из истории мне было известно, что именно такая гарцующая армия без особых на то причин обращалась при виде врага в бегство.

Итак, 19 июля война была объявлена всерьез Париж стал театром, где разыгрывались трогательные и в то же время потешные сцены. Ввиду слабого здоровья и легковозбудимой нервной системы я не могла спокойно смотреть на охваченных безумием юношей, которые, надрываясь, распевали «Марсельезу» и плотными рядами вышагивали по улицам, неустанно повторяя: «На Берлин! На Берлин!»

Сердце мое громко стучало, ибо мне тоже казалось, что следует идти на Берлин. Однако я считала, что к этому великому акту готовились без должного уважения и как-то неблагородно Хотя и понимала всеобщую ярость, ведь нас постоянно провоцировали без всякого сколько-нибудь убедительного мотива.

Меня возмущало собственное бессилие И дух захватывало, когда я видела бледных, с распухшими от слез глазами матерей, сжимавших в объятиях и в безысходном отчаянии целующих своих сыновей.

Я изводилась и плакала непрерывно. А между тем ничто не предвещало столь ужасную катастрофу.

Врачи решили, что мне следует немедленно поехать на воды, в О-Бонн. А я не хотела уезжать из Парижа. Всеобщая лихорадка заразила и меня. Но силы с каждым днем покидали меня, и 27 июля меня чуть ли не вопреки моей воле буквально отнесли в вагон. Сопровождали меня госпожа Герар, мой управляющий и горничная. Сына я тоже взяла с собой.