Ольга Михайлова - Мораль святого Игнатия

• Название: Мораль святого Игнатия
• Автор: Ольга Михайлова
• Жанр: Прочие приключения

Это «педагогическая поэма». Им всего по 15–16 лет, ученикам Безансонской изуитской коллегии св. Франциска Ксавье. Это очаровательный Эмиль де Галлен, одареннейший Гастон Потье, сдержанный и умный Мишель Дюпон, впечатлительный и сердобольный Филипп дЭтранж, победитель всех коллегиальных турниров Дамьен де Моро. Их учитель вкладывал в них всю душу, ибо мера любви для Даниэля Дюрана есть «любовь без меры». И кто бы мог подумать, что его любовь подвигнет одного из них на… убийство? Кто из учеников, тех, кого Дюран учил Божьей любви, мог поднять руку на человека?

---

Сейчас, хотя сам Даниэль считал, что просто перенервничал, отец Эрминий продержал его в лазарете три дня, пичкал лекарствами, пока ему не полегчало. Даниэль старался не думать о Гаттино, ибо любой помысел об Эмиле приводил к сердечному спазму. При этом болезнь Дюрана окончательно прорвала плотину мальчишеской независимости и сдержанности. К нему буквально льнули. Особенно Филипп д'Этранж. Сам Дюран давно заметил, что мальчонка удивительно сентиментален и сострадателен. Сейчас, сильно преувеличив опасность болезни отца Даниэля, Филипп то и дело забегал к педагогу, приносил лакомства с кухни, из библиотеки — книги, бегал с мелкими поручениями. Но так или иначе сочувствие выражали все: Дюпон принес на дегустацию свой новый соус к тушёной свинине, и вправду, надо сказать, божественный, Потье отвлекал его от грустных мыслей игрой на скрипке, Дамьен де Моро читал вслух, и даже Лоран де Венсан обратился с пожеланием быстрей поправляться. С баночкой мёда, присланной из Марсельского предместья, зашёл и отец Аврелий. Он тоже пребывал в недоумении. Кто мог выдумать подобный вздор?

О происшествии судачили тихо. Дамьен де Моро, успевший привязаться к Котёнку, назвал всё происшедшее подлостью, Потье и д'Этранж все ещё раздумывали над новыми знаниями, расширившими горизонты их мысли в отнюдь не благие стороны, Дюпон пожимал плечами и недоумевал, кому и зачем это было надо? Лоран де Венсан полагал, что это какая-то ошибка.

Едва отец Дюран поправился, педагоги были вызваны к отцу ректору. Жасинт де Кандаль был сдержан и спокоен. Он объяснил, что произошедшее, по его мнению, инспирировано их конкурентами. И в колледже у чертовых гугенотов, и в муниципальной гимназии, и в частной школе господина Жана-Клода Арваля — все спят и видят подложить им свинью и дискредитировать лучшее учебное заведение города. Развернутая антиизуитская компания в стране сама по себе идиотична, но в данном случае речь идет о выживании. Глупо думать, что негодяи этим ограничатся. Но удался один трюк — придумают другой. Всем необходимо сплотиться и быть начеку.

Никто не возразил ректору. Все думали также.

Глава 2. События развиваются

Глава, в которой выясняется, что малыш Эмиль, прекрасно поняв отца ректора, проявил себя истинным сыном отцов-иезуитов.

Для Эмиля де Галлена настали страшные дни беспросветного горя. Он часами сидел у себя в комнате, не выходя в залы, молчал и ничего не делал. У него полностью пропал аппетит, и если матери удавалось заставить его поесть — тут же начиналась рвота. Он побледнел и так страшно осунулся, что мать запаниковала. Трое врачей были вызваны для консилиума, но к общему мнению они не пришли. К ночи после их ухода у мальчика начался жар. Он слёг. Мадам де Галлен металась по комнатам в истерике, рыдая и стеная.

Малыш умирал.

Был вызван прославленный Эммеран Дешан, врач, обожествляемый пациентами и хулимый коллегами-врачами. Оживший Гиппократ или жулик от медицины — между этими двумя крайностями, как маятник, качалось мнение обывателей Безансона. Мадам де Галлен придерживалась первого суждения. Сама не зная зачем, несчастная женщина вызвала и Жофрея де Миреля. Появившийся врач бросил на больного мимолётный взгляд, прощупал пульс и вышел к матери, потребовав детального отчёта о том, что предшествовало болезни. Будучи светским коадъютором, членом того же ордена, что и отец Кандаль, при этом — приятелем, точнее — сотрапезником и собутыльником последнего, мсье доктор кое-что уже слышал и умел выводить следствия из причин.

Женщина сбивчиво рассказала, что не так давно, к несчастью, стала жертвой навета — ей рассказали, что в той коллегии, где учится сын, его растлили. Она была в ужасе, потребовала адвоката, спешно направилась в коллегию. Но расследование ничего не подтвердило. Она… забрала ребенка. И вот — малыш перестал есть, заболел…

Мадам де Галлен разрыдалась.

Всю эту историю мсье Эммеран Дешан прекрасно знал от своего дружка — ректора коллегии, обвинявшего треклятых гугенотов в попытке подложить им свинью. Знал и пространные комментарии Жасинта по этому поводу, Тем не менее, с недоумением вопросил — зачем же было забирать ребенка, если стало ясно, что её просто обманули? Мадам де Галлен продолжала рыдать, врачу ответил адвокат. Мадам де Галлен не может раскрыть имя осведомителя, а ректор, мсье Жасинт де Кандаль, пошёл на принцип, пояснил он.

— Мадам ставит верность слову, данному лжецу и клеветнику, выше жизни сына? — вопрос этот, заданный тоном легкого недоумения, тем не менее, очень четко расставил акценты. Он подтвердил худшие опасения мадам де Галлен об опасности, угрожающей её единственному ребенку. Женщина просто ослабела от горя и без сил в слезах рухнула на диван. Врач пожал плечами и сказал, что зайдет через час. Возможно, проведёт ночь у постели мальчика.

Положение критическое.

Сам Эммеран Дешан за отведённое самому себе время набросал письмо дружку в коллегию и отправил его с посыльным, взял несколько микстур, переоделся, запасся бутылкой любимого вина, и сытно пообедал. Как раз к этому времени вернулся и посыльный с ответом де Кандаля. Врач внимательно ознакомился с ним и направился в дом де Галленов.

Надо заметить, что Эммеран Дешан был философом-циником и знатоком медицины, и когда говорил, что намеревается перед Рождеством навестить всех своих больных, это вовсе не означало, что он собирался на кладбище. Если Господь не прислал больному приглашение на тот свет, полагал Дешан, его не сможет убить даже врач. При этом, опытным взглядом обнаруживая скрытые и неизлечимые недуги, Дешан, превосходный артист, всегда рекомендовал больному обратиться к врачу-конкуренту, нахваливая его опыт и знания. Но в данном случае, получив письмо от друга, Дешан никому не собирался передоверять пациента. Едва за окнами смолк вечерний шум и сгустилась тьма, мсье Эммеран, пристально наблюдавший за состоянием мальчика и действием лекарств, заметил, что тот открыл глаза и тусклым, но осмысленным взором окинул находящегося в комнате человека.

— Эмиль, ты слышишь меня? — голос врача был глубоким, властным и отчётливым.

Мальчик едва заметно кивнул.

— Меня зовут Эммеран Дешан, я врач, иезуит. В коллегии весьма сожалеют о твоей болезни. Ты огорчил и Дамьена, и отца Дюрана. Они все надеются, что ты скоро вернёшься. Ты должен быть здоров через неделю и, как сказал де Моро, не терять форму и постоянно упражняться. Отец Даниэль тоже был болен, но уже поправился. Должен поправиться и ты. Ты понял меня? — спросил он, заметив впечатление, произведённое его словами.

Эмиль с трудом поднялся на локте и пожирал врача загоревшимися глазами. На вопрос Дешана он кивнул, и тут же без сил повалился на подушку. Однако, с этого часа самочувствие мальчика начало меняться. Включились те тайные ресурсы жизни, которые позволяют поднять и покойника. Эмиль теперь хотел жить. Это не конец. Он снова увидит отца и друга, это возможно, он вернётся, он хочет вернуться! Он поправится. Обязательно. Он должен.

Эмиль захотел есть.

Мадам Аманда в трепете и восторге от умения и талантов врача, поднявшего её сына со смертного одра, благословила Небо. Её малыш поправлялся. Ел с аппетитом, через четыре дня начал вставать. В сопровождении врача на пятый день решил погулять в парке. Сам Дешан, пока пребывал в доме, предпринял кое-какие усилия, — осторожно выяснил имена подруг мадам де Галлен. Три из них принадлежали лучшему обществу Безансона, причём две — к тем домам, в которых он практиковал. Одна из них была совсем неглупой особой.

Стоило рискнуть, тем более, что степень риска была минимальной.

Врач откровенно заговорил с Эмилем. Он ведь уже не ребенок и должен понимать, в какую интригу оказался невольно вовлечен и он сам, и отец Дюран, и пока имя их тайного недруга остается неизвестным — они пребывают в постоянной опасности. Эмиль это понимал. Он не знал, кто оклеветал его любимого отца и его самого, но этот человек отравил и испортил ему жизнь, разлучил с друзьями и лучшим человеком на свете. Да, это был враг, страшный и таинственный. Лишенный совести и чести. Просто негодяй. Дешан напомнил Эмилю, что жертвой обмана стала и его мать. Она не совершила ничего дурного, ею руководили только материнская любовь и беспокойство о нём, естественные для всякой матери. Однако сегодня только она знает имя негодяя, но связанная словом, не называет его. Эмиль не знал, как выпытать его у матери. Но выпытывать ничего и не нужно, выговорил Дешан. Если ему удастся услышать это имя в случайных разговорах матери… допустим, с подругами… Женщины никогда не скрывают ничего друг от друга…

Эмиль почесал за ухом. Дешан подумал, что мальчика смущает необходимость подслушивать материнские разговоры, но тот, истинный сын отцов-иезуитов, был озабочен совсем иными материями. Котёнок считал, что скрывая имя клеветника, мать поступает неправильно — она утаивает зло и невольно причиняет зло ему, потворствует злу и упорствует в нём. Это было понятно и бесспорно. Проблема была совсем в другом. Мать обычно принимает подруг в малой гостиной, объяснил он, там совсем маленький столик. Под него не спрячешься. Забраться придётся либо за диван, либо за портьеры. Но портьеры он случайно может пошевелить… За диван — безопаснее. Эммеран Дешан улыбнулся.