Ольга Михайлова - Мораль святого Игнатия

• Название: Мораль святого Игнатия
• Автор: Ольга Михайлова
• Жанр: Прочие приключения

Это «педагогическая поэма». Им всего по 15–16 лет, ученикам Безансонской изуитской коллегии св. Франциска Ксавье. Это очаровательный Эмиль де Галлен, одареннейший Гастон Потье, сдержанный и умный Мишель Дюпон, впечатлительный и сердобольный Филипп дЭтранж, победитель всех коллегиальных турниров Дамьен де Моро. Их учитель вкладывал в них всю душу, ибо мера любви для Даниэля Дюрана есть «любовь без меры». И кто бы мог подумать, что его любовь подвигнет одного из них на… убийство? Кто из учеников, тех, кого Дюран учил Божьей любви, мог поднять руку на человека?

---

Дамьен истово перекрестился.

Гастон Потье был задумчив и философичен, при этом кончик его губы имел странную тенденцию загибаться вверх. Воистину жизнь наша тленна и быстропроходяща, непрочна и суетна, сообщил он, и человек не властен над духом, и нет власти у него над днём смерти, и не спасёт нечестие нечестивого. «Видел я, что хоронили нечестивых, и они забываемы были в городе, где они так поступали…» Как совершенно правильно отметил Экклезиаст в восьмой главе писания своего: «Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло, но я знаю, что благо будет боящимся Бога, а нечестивому не будет добра…» Его вернули от философичных пассажей Экклезиаста к сути обсуждаемого вопроса. Когда он последний раз видел своего сокурсника? Потье был точен. «Да всего час назад, когда отцы собирались вынимать у того из задницы черенок!»

— Живым! Живым когда видели?

Ах, живым… Живым Гастон видел его в тот день… Господи, дни-то как смешались… когда вернулся Котёнок, вот когда!

В этот день он, Потье, видел Лорана днём, за обедом, а потом, чуть позже, они встретились около нужника. Подумать только, это и была их последняя встреча…На лице Потье застыло выражение гамлетовского недоумения. Кто бы сказал ему об этом заранее — на скрижалях памяти своей запечатлел бы он это последнее видение навечно… о, Summa dies et ineluctabile fatum… «Ах, нужник… А не он ли взял в это время черенок от лопаты из сарая отца Симона?» Потье резко отверг подобное предположение. Никакого черенка он в руках никогда не держал, и впредь оный, с учётом того, где он побывал, не возьмёт в руки ни за что. Хоть вы его режьте. Видел ли он бантики в нижней рекреации? Гастон пожал плечами. Они с Франсуа де Мирелем устанавливали там елку. Мишуру видели. Но никакого бантика он не брал.

Мишель Дюпон был не менее спокоен и сдержан, чем отец Эзекьель. Чем он может служить отцам-следователям? Он выразил надежду, что отцы-педагоги не думают, что он замешан в этом происшествии? В каких отношениях он был с убитым? Ни в каких, Мишель был твёрд. Ни в родственных, ни в дружеских. Покушался ли он на жизнь Лорана де Венсана? Боже упаси, нет. Знает ли он, что для осквернения тела был взят черенок от лопаты из сарая отца эконома? Этого Дюпон не знал, но черенок при транспортировке тела в лазарет видел. Ужасающее зрелище, нескоро забудешь. Видел ли раньше этот розовый бантик? Мишель не был уверен, но, кажется, малыши играли с такими ленточками, когда наряжали елку.

Филипп д'Этранж выглядел как его любимый кот Амадеус, когда тому удавалось поймать жирную библиотечную крысу. Ничто, абсолютно ничто не могло нарушить мягкого благодушия и отрешенного спокойствия графского отпрыска. «Не он ли убил Лорана де Венсана?» Нет, не он. «Знает ли он, кто мог сделать это?» Нет, не знает. «Не брал ли он черенок из сарая?» Нет, не брал. Бантик? Нет, и бантика он не брал.

Его благодушие постарался нарушить отец Гораций. Отцы полагают, что совершенное убийство — месть за отца Дюрана, но не является ли это кощунство, совершенное над убитым, а, может, хоть об этом и помыслить страшно, над ещё живым, — некой мистической борьбой с вампиризмом, о котором он, д'Этранж — столь начитан?

Отец Эзекьель и отец Аврелий переглянулись. Эта новая версия стоила первой, ничего не скажешь…

Сынка префекта, однако, обескуражить не удалось. Не на того напали. Все люди знают, что, во-первых, вампиров не существует, ответил он, а во-вторых, всем известно, что они днём лежат в гробовых склепах, по ночам превращаются в нетопырей, не переносят солнечный свет и терпеть не могут чесночный запах. Но знаменитый трактат Леоне Аллаччи «De Graecorum hodie quorundam opinationibus» содержит свидетельство, что уничтожить вампира может только осиновый кол, воткнутый в сердце, и знаменитый труд Иоганна Харенберга «О вампирах» повествуют о том же. «Единственный способ оградить себя от домогательств вампира — это воткнуть ему в грудь кол» — вот что там сказано. Но ни в одном из вышеприведённых учёных трактатов ничего не говорится о возможностях уничтожения вампиров путем протыкания их зада и утопления в болоте.

Отцы-иезуиты переглянулись и поторопились отпустить учёного демонолога.

Эмиль де Галлен, в отличие от д'Этранжа, спокоен не был. Кот был настроен непримиримо и яростно, и был похож на того же Амадеуса — когда тому ненароком наступали на хвост. Лоран де Венсан — негодяй, заявил Котёнок, он оклеветал отца Дюрана и наговорил гадостей про него, Эмиля. Он лжец! Так поступать безбожно. Если бы он, Эмиль, по возвращении в коллегию встретил Лорана, назвал бы его подлецом и дал ему пощечину. Он так и собирался поступить, да, и сожалеет, что не получилось! «Может ли он предположить, кто убил де Венсана?» Ничего он предполагать не будет. Он и сам все точно знает.

— Откуда?

Ему сказал это Дамьен де Моро. А сам Дамьен услышал об этом от отца Горация. Отец Гораций имеет пророческий дар. Это и Потье признаёт. Так что, никаких сомнений быть тут не может. Отцы переглянулись, отец де Шалон обхватил голову руками и застонал.

— И кто же убил Лорана? Что сказал тебе де Моро?

«Бог мира сокрушит сатану под ноги ваши вскоре». Вот что сказал Дамьен. И отец Гораций это же и говорил Дамьену. Как же не верить? Вот он и сокрушен, аспид и василиск, порождение ехидны! Все и сбылось! Он только что сам видел его под ногами своими, сокрушённого Господом!!

Истеричный стон отца де Шалона слился с тихим хохотом отца Аврелия. Но этим показания Эмиля не ограничились. Не только отец Гораций и Дамьен де Моро предвидели будущее, сообщил де Галлен. Задолго до того он, Эмиль, сам слышал от отца Дюрана, самого мудрого и доброго человека на земле, его пророчество о грядущем, когда тот читал ему Псалмы перед сном. «Да придет на него гибель неожиданная, и сеть его, которую он скрыл для меня, да уловит его самого…» Вот что он говорил.

Да, ему, Эмилю, расставили сеть. Воистину «восстали на меня свидетели неправедные: чего я не знаю, о том допрашивают меня; собирались ругатели против меня, не знаю за что поносили и не переставали, скрежетали на меня зубами своими». Но и сам он, Эмиль, когда был болен, помнит в полусне глас от Господа, бывший ему, «что не будут торжествовать надо мною враждующие против меня неправедно, ненавидящие меня безвинно!» Как сказано в Псалмах, так все и сбылось, ибо прочны обетования от Господа. «Человек злоязычный не утвердится на земле; зло увлечет притеснителя в погибель». Digitus Dei est hic!

Маленького пророка и визионера, вообразившего себя царем-псалмопевцем, поспешили отправить восвояси.

День выдался трудный. Отец Эзекьель предложил продолжить завтра с утра, отец Аврелий с легкой улыбкой согласился.

После ухода отца Эзекьеля, когда де Шалон собирался к себе, Сильвани неожиданно предложил ему прогуляться до лазарета. Гораций молча кивнул — он и сам хотел навестить Дюрана. По дороге де Шалон тихо спросил, понял ли Аврелий, кто убил де Венсана?

— Вы когда-то сказали, что восхищаетесь мною, Орас. Отдаю комплимент. Я в восхищении. Вам удалось из ваших ребятишек, не глядящих в начале семестра друг на друга, за несколько месяцев сделать стену каменную… преграждающую путь любому расследованию. Восхищаюсь и преклоняюсь. Что до убийства… Ignoramus et ignorabimus31, коллега. Мы лишь случайно сможем понять, что произошло и кто причастен к этому.

Отец Гораций счёл этот комплимент сомнительным, но промолчал. Суждения отца Сильвани неизменно несли на себе печать истинности, и потому сетовать на их жестокость не было смысла.

Дюран лежал в лазарете, глядя в белый потолок. Господи, что он делал не так? Теми ли стезями шёл? Как могло случиться, что, озабоченный очищением и совершенствованием этих душ, он воспитал убийцу? В отличие от Горация, он не делил их, видя в каждом из них — своего воспитанника, духовного сына. Кто мог дерзнуть на подобное? Да, де Венсан не был воплощением нравственности, но кто мог поднять на него руку, хладнокровно, с умыслом, в необоримой жестокости и злобе? Разве разделился сатана? «Мера любви — любовь без меры…» И это плоды его любви? Он мысленно в ужасе перебирал имена, перед ним всплывали лица, он совершенно извёлся и истерзал себя.

Его любимец, Эмиль, его Котёнок с чистыми сине-зелеными глазами… Нет-нет!! Первенец от духовных чад его, его малыш приехал, когда Лоран уже пропал, и глупо подозревать Эмиля в столь зверском убийстве. Уж это-то немыслимо! Сломать шею — на это нужна чудовищная сила. Нет, это не Эмиль.

Дамьен… Сил у него в избытке, направляемый Горацием, он удивлял Дюрана проявившейся серьезностью, духовностью, стремлением к Истине. И этот юноша поднял руку на человека? Дюран вздыхал и покачивал головой. Он не верил. Не хотел верить. Дамьен нравился ему, и думать о нём как об убийце у Дюрана просто недоставало духа.

Милый кривляка Потье? Нет. Невозможно. Даже если вспомнить их пугающие разговоры с д'Этранжем — не мог, он умнее всех и понимает груз, который обрушивается на голову того, кто нарушает заповедь Господню. Он не мог. Не мог бы ни жить с этим, ни улыбаться, совершив подобное. И не только нравственно — в мальчонке не хватило бы и физических сил на подобное деяние.