Энтон Дисклофани - Наездницы

• Название: Наездницы
• Автор: Энтон Дисклофани
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-14-5196-3, 978-5-9910-2424-2

Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…

---

Декка была высокой, смуглой и темноволосой, как ее отец. И хотя ей исполнилось всего семь лет, было ясно: она и повзрослев останется высокой, темноволосой и смуглой. А также, по всей видимости, будет очень красивой. Подобная последовательность природы казалась мне несправедливой: обе старшие сестры были менее хорошенькими, чем младшая. Сарабет была первой попыткой, а Декка получилась просто идеальной.

Декка встретилась со мной взглядом, и хотя я сразу отвела глаза, все же успела заметить ее улыбку. Интересно, что она обо мне подумала? Кажусь ли я ей хорошенькой? А другим девочкам? Я не знала, на каком конце шкалы красоты нахожусь. Моя мама красивая. Это я знаю, во-первых, потому что видела это своими глазами, а во-вторых, потому что в нашей семье это общепризнанный факт. Прежде чем выйти замуж за отца, она какое-то время даже была модисткой у шляпника. Я была похожа на нее, но всегда знала, что меня нельзя назвать красивой. У меня были такие же, как у мамы, волосы – каштановые с красновато-золотистым оттенком, густые и вьющиеся. В каком-то журнале я как-то увидела фотографию Амелии Эрхарт. В подписи под снимком ее назвали привлекательной. Наверное, такой и я была. Привлекательной.

– И еще кое-что, – произнес мистер Холмс и замолчал.

Теперь он смотрел на нас. Он стоял у окна, из которого открывался самый изумительный вид на горы во всем лагере. Когда он так на нас смотрел, казалось, что помещение исчезает, а мы все находимся на вершине горы. Элис Хант, сидевшая рядом со мной, выпрямилась. Мы все ощущали одно и то же.

– Это очень серьезно. – Все вскинули головы. – Все знают Герберта Гувера[6]? – По комнате разнеслось хихиканье. – О, конечно же, не лично. – Он улыбнулся, и я почувствовала, что улыбаюсь в ответ. – Хотя, осмелюсь предположить, что кое-кто из вас мог действительно с ним встречаться. – Я искоса наблюдала за Леоной, сидевшей рядом с Сисси. «Может, Леона – одна из тех девочек, которые встречались с президентом?» – подумала я. – Совсем недавно наш президент выразил уверенность в том, что экономика нашей страны быстро восстановится после кризиса. – Он поднял газету, хотя мы сидели слишком далеко, чтобы что-то на ней разобрать. Девочка передо мной зевнула. – Это не совсем свежая газета, разумеется, – произнес он и снова сделал паузу, как будто ожидая нашего смеха, который эта реплика, конечно же, вызвала.

Все журналы и газеты в лагере были по меньшей мере «не совсем свежими». Чаще всего их возраст исчислялся месяцами. Их присылали мамы и сестры воспитанниц лагеря.

– Вот здесь президент заявляет, что Депрессия уже в прошлом. – Он кончиком пальца постучал по газете. – И он просит нас приложить все усилия, чтобы поддержать экономику.

Гейтс, сидевшая в одном из передних рядов, подняла руку.

– Да, Гейтс? – произнес мистер Холмс.

Пока Гейтс говорила, он аккуратно сложил газету.

– Как мы можем помочь экономике? – спросила она.

Я испугалась, что ее вопрос покажется мистеру Холмсу дерзким, но он, судя по всему, был иного мнения.

– Хороший вопрос, – сказал он. – Но лучше всего на него смогут ответить ваши отцы. Проще говоря, деньги идут к деньгам. – Даже миссис Холмс слегка улыбнулась. – Поощряйте своих отцов вкладывать деньги, тратить их, доверять банкам.

Сначала я не поняла, почему такое веселье вызвал ответ мистера Холмса. Сисси хихикала рядом со мной. Глядя на ее хорошенькие пальчики, которыми она прикрывала рот, я все поняла. Мы ничем не могли помочь экономике. Мы были всего лишь дочерьми. Мысль о том, что мы можем соваться к нашим отцам с советами в отношении финансов, и в самом деле была смехотворной. Я тоже улыбнулась, но не потому, что это меня позабавило. Я это сделала, чтобы не выделяться из общей массы.

– Давайте помолимся о том, чтобы к тому времени, как вы покинете Йонахлосси, мир, в котором вам придется жить, стал счастливее, – закончил мистер Холмс и сделал шаг назад, уступая место жене.

Я не слышала, чтобы кто-то упоминал Гувера, с того времени, как уехала из дому. Я думала о дяде Джордже, который, вернувшись из Майами в последний раз, сказал, что он туда больше не поедет, что все усилия тщетны и пусть банки все заберут себе. Антикризисные меры президента Гувера служили предметом постоянных споров между отцом и его братом. Папа считал, что президент делает все возможное, а дядя Джордж был уверен, что необходимо сделать гораздо больше и как можно скорее.

Все в лагере казались мне богачками и истинными южанками, неуязвимыми для проблем окружающего мира. И среди них была я, которую учила ездить верхом мама, причем на пони без документов. Наша фамилия ничем не была знаменита. Моя семья не располагала пятью домами и не проводила праздники в Венеции. У нас все было хорошо благодаря деньгам, заработанным на цитрусовых, но мой папа был врачом, а не хлопковым королем или нефтяным магнатом.

В Йонахлосси посылали своих дочерей важные южане. Позже я узнаю еще больше: за год до моего приезда школу закончила девочка по фамилии Астор, родственница вирджинских Лэнгхорнов. У одной из девочек в родственниках числился Роберт Э. Ли. Ее семья владела плантациями каучуконосов в Малайзии. Существовали и другие школы для девочек, но Йонахлосси был старейшим учебным заведением. Кроме того, знатным и богатым мужчинам, наверное, нравилась мысль о том, что здесь, в окружении неприступных гор, их дочерям ничто не угрожает. В Йонахлосси они были в полной безопасности. После Второй мировой войны те же самые мужчины начнут посылать своих дочерей в северные школы, превращавшие девушек в светских дам. Но пока всех волновало совсем иное. Юг продолжал жить по своим собственным законам и был некой страной, забытой временем. В лагере были девочки, которые до сих пор отказывались верить или по крайней мере признавать, что Север одержал победу в Гражданской войне.

– Благодарю вас, мистер Холмс, – произнесла миссис Холмс. С задних рядов послышалось хихиканье, и миссис Холмс запнулась. – Девочки! – воскликнула она. Хихиканье стихло. – На той же ноте, но, возможно, немного конкретнее, – тут она едва заметно улыбнулась, – я привлеку ваше внимание к способам сделать нечто большее для тех, кому в жизни повезло меньше, чем вам. Разумеется, вы должны постоянно о них молиться. – Ее выговор был безупречен. Мисс Ли ее похвалила бы. – Но кроме этого, в духе христианского милосердия, подумайте о возможности сделать подписку на вклад в Фонд фабричных девушек, которые живут в нескольких часах езды от нас, но не имеют ничего из того, чем располагаете вы.

Джетти и Хенни встали и вышли вперед. Они держали в руках обклеенную белой бумагой коробку с аккуратной надписью красными чернилами «ФОНД ФАБРИЧНЫХ ДЕВУШЕК». Рядом с коробкой Джетти положила стопку листочков бумаги и поставила стакан с карандашами. Девочки начали подниматься со своих мест. Они писали на бумажке цифру и, сложив листочек, бросали его в коробку. Эта коробка напоминала коробку из Красного Креста, которую мама привозила домой. Она жертвовала деньги в Красный Крест, когда мы с Сэмом были совсем маленькими.

– Заранее благодарю вас за щедрость, – произнесла миссис Холмс.

У меня денег не было. Ни единого цента. У меня никогда не было денег. Во всяком случае, таких, которые я могла бы тратить самостоятельно.

– Ну хорошо, девушки, – снова заговорила миссис Холмс.

Она всегда так говорила, заканчивая свое обращение. В лагере всегда строго придерживались заведенного порядка. Миссис Холмс казалась мне доброй женщиной. Но не чересчур доброй. Она не могла быть чересчур доброй. Ее тогда никто не слушал бы. Именно такой становилась я, когда садилась в седло.

Хенни снова встала. Нас ожидали занятия. Первым уроком у меня была культура речи, потом этикет. Два урока подряд. Это было так скучно, что сводило меня с ума. Моих родителей, похоже, никогда не интересовало, идеальный ли почерк у их дочери. Им также не было дела до того, способна я отличить вилку для оливок от вилки для лимонов (у вилки для оливок два зубца, а у вилки для лимонов – три). Впрочем, я сомневалась, что теперь маму вообще интересует, получу ли я какое бы то ни было образование. Кто-то ущипнул меня за руку.

– Ой! – вскрикнула я.

Это была Эва.

– Прости. – Но она улыбалась. – Просто ты всегда так погружена в свой собственный мир. Я очень много съела. Обожаю хаш браун[7].

Она провела ладонями по талии.

Я тоже улыбнулась и сказала:

– Я каждый раз набиваю себе живот, как фаршированный поросенок.

И это было правдой. У меня не было аппетита только первые несколько дней, после чего он с триумфом вернулся.

– Эва, – обратилась я к подруге, вслед за ней поднимаясь по лестнице, ведущей в классную комнату. – Я не привезла с собой денег.

Это слово, деньги, показалось мне грязным. Но Эву оно, похоже, не беспокоило. Я впервые видела такого беспечного человека.