Коллектив авторов - Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

• Название: Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Политическая энциклопедия
• Жанр: Военная история
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-8243-1912-5

В коллективной монографии, публикуемой к 100-летию начала Первой мировой войны, рассмотрен широкий круг проблем, связанных с положением страны в годы мирового военного противоборства: Россия в системе международных отношений, организация обороны государства, демографические и социальные процессы, создание и функционирование военной экономики, влияние войны на российский социум, партийно-политическая панорама и назревание политического кризиса, война и революция. Исследование обобщает достижения отечественной и зарубежной историографии, монография основана на широком комплексе источников, в том числе архивных, впервые вводимых в научный оборот.

Книга рассчитана на широкий круг ученых-обществоведов, преподавателей и студентов высших учебных заведений, а также всех интересующихся отечественной историей.

---

Когда 1 ноября 1916 г. Милюков повторил то, что уже говорил в Государственной думе летом, — о том, что «из края в край земли русской расползаются темные слухи о предательстве и измене… слухи эти забираются высоко», он констатировал давно известное — наличие и распространенность слухов, не предполагавших приведения каких-либо доказательств. Его речь одобрили и критики Милюкова в партии («не просто парламентская речь, а парламентское действие»), но не только с тактической точки зрения. Намек Милюкова на правдоподобие слухов также был уже общим местом{1027}. По словам Маклакова (декабрь 1916 г.), деревне «немедленно стало известно все то, что знает в Петрограде каждая кухарка и дворник. И ужасное зерно истины деревня стала облекать в невероятные одежды легенды», «она знает в оценке происходящего одно ужасное слово: “измена, предательство русского народа германцам”»{1028}. Но в письмах из армии писали об измене «в нашем начальстве», на самом верху, начиная еще с дела Мясоедова.

Несмотря на запрет публиковать в газетах отчет с речью Милюкова, он распространялся повсеместно, открыто читался и обсуждался в офицерских собраниях{1029}. Отсюда не следует, что слово об «измене» «твердо укоренилось», «получило общественную санкцию» именно с 1 ноября 1916 г., это аберрация зрения современников и историков в свете последующих событий{1030}.

Лев Тихомиров первый раз зафиксировал «разную болтовню публики на тему об изменниках» в марте 1915 г., далее эта тема не сходила со страниц его дневника. 29 января 1917 г. он констатировал широчайшее распространение слухов, связывающих воедино «измену», о которой «трубит весь народ, буквально весь», и недееспособность власти, не исключая верховную, прямо подтвердив, таким образом, то, что сказал в Думе Милюков. «Страна полна слухов, что показывает полное падение доверия к управительским способностям Государя и какое-то прямо желание переворота. В перевороте видят единственный способ уничтожить измену», причем «теперь против Царя — в смысле полного неверия в него — множество самых обычных “обывателей”, даже тех, которые в 1905 г. были монархистами, правыми и самоотверженно стояли против революции»{1031}. Отсутствие доверия к власти как общую черту писем из армии отмечала в 1916 г. и военная цензура.

Очевидно, таким образом, что половодье слухов, пусть приблизительных и нередко далеких от действительности, с концентрацией их на личности царя и царицы как минимум способствовало образованию вокруг режима политического вакуума. При этом, хотя читавшие газеты могли находить в публиковавшихся речах депутатов нечто близкое их наблюдениям и переживаниям (эти речи «просто разрывают души»), вплоть до февраля в низах не было явного предпочтения Думы правительству, они могли и уравниваться. Давно бы покончили с немцем, если бы не «плохие были у нас министры и представители Государственной думы», — читаем в одном из писем{1032}. Среди русских военнопленных, по свидетельству пленного бельгийского офицера, можно было услышать и громкую критику правительства, и выпады против верховной власти, но даже после Февральской революции явно было больше тех, кому «все равно, от кого, от абсолютной монархии или республики, а дай землицы» — вместе с прекращением войны{1033}.

Из всех проблем, выдвинутых ходом войны, общественность, в том числе партийно организованная, неожиданно получившая власть, так и не осознала как первоочередную задачу выход России из войны. Еще до революции общественное мнение по этому вопросу расслоилось. Так, разное отношение встретил основанный М. Горьким в декабре 1915 г. антивоенный журнал «Летопись». В.Г. Тан-Богораз «видел, как толпа рабочих чествует Горького (а он пораженец)…»{1034}, тогда как выступление Горького в петроградском межпартийном кружке прогрессиста профессора М.П. Чубинского с докладом, в котором проводились «сдержанно и осторожно» «пораженческие тенденции», не нашло у слушателей поддержки{1035}. Еще более резко реагировали на проповедь Горького армейские офицеры, они прислали писателю в конверте веревку для петли[121].

Падение монархии по существу не сдвинуло этот вопрос с места, лозунг «революционного оборончества» оказался неспособным остановить достигшую в 1917 г. крайних пределов деморализацию армии, обусловившую провал летнего наступления русской армии, несмотря на все, в том числе пропагандистские, усилия в ходе его подготовки{1036}.

2. Клубы, салоны, кружки и общественное мнение

Из политических клубов, повсеместно создававшихся в 1905–1906 гг. политическими партиями для привлечения сторонников и формирования общественного мнения в духе партийных программ, ко времени Первой мировой войны уцелели немногие, главным образом из-за официальной нелегализованности этих партий, прежде всего кадетской. Беспрепятственно функционировали, но не проявляли после 1912 г. заметной активности Всероссийский национальный клуб и аналогичные клубы в провинции — в Киеве, Воронеже, Казани и в других городах, задуманные как «общие очаги» «людей русского национального склада», но объединявшие преимущественно цензовую публику{1037}. Продолжал функционировать организованный в 1905 г. октябристами петербургский Клуб общественных деятелей, он также вначале ставил перед собой задачу «завоевать себе положение влиятельного органа общественного мнения»{1038}.

И до, и во время войны власть, располагая большим объемом информации, предпочитала не считаться с независимым общественным мнением, в согласии с тем, что говорилось на страницах правой прессы: самодержавный царь должен сам угадывать и указывать «органический запрос жизни»{1039}. Оборотной стороной половинчатости обновления государственного устройства России, слабости парламентской и партийной системы явилось особое по-прежнему место на верхних этажах власти так называемых безответственных сил, в частности группировавшихся в элитарных столичных ассоциациях — клубах, салонах и кружках. Не будучи в прямом смысле тождественными политическим клубам (но продвигая своих ставленников на государственные должности{1040}), эти закрытые от посторонних привилегированные центры общения оставались и в период войны средоточием политической и иной «молвы», где генерировалось общественное мнение близких власти аристократических кругов. Молчаливо подразумевалось, что как раз учет этого заведомо консервативного мнения помогает угадывать «запрос жизни», не вступая в противоречие с волей самодержца{1041}.

Среди таких центров приемлемой «общественности» выделялись Английский и Новый клубы и особенно Императорский Яхт-клуб, в начале века почти утративший черты спортивного общества. Почетными членами этих клубов были представители императорской фамилии; в 1912 г. в Яхт-клуб входило 10 великих князей{1042}. Размышляя в августе 1915 г. над тем, «кто нами правит», Л.А. Тихомиров причислял к «нашим правящим силам» после императора, императрицы и Распутина не доступный «простецам» Яхт-клуб, представляющий собой «высокое учреждение» — выше, как думал Тихомиров, правительства и Думы, имеющий «огромное влияние», ибо «его сила в придворных сферах, а влиятельные лица — великие князья и высшая аристократия»{1043}.[122]

Ввиду состава таких клубов и салонов правительство не могло не интересоваться содержанием «клубных разговоров». Так информировал о них Министерство внутренних дел (кроме основной темы — происходящего в кулуарах Государственной думы) чиновник Л.К. Куманин. Он полагал, что в клубах и салонах «рассказывают много басен», но все же эти образования «весьма чутко и правильно реагируют даже на мимолетные политические перегруппировки…»{1044} Открыты были салоны и клубы и для дипломатов союзных держав, они считали нужным посещать их, чтобы быть в курсе умонастроений кругов, приближенных к вершине власти, наряду с домами великих князей и других высокопоставленных лиц, приглашавших дипломатов.

Объявление войны Германии вынудило крайне правых, поддержавших внешнеполитический курс правительства, резко переориентироваться. Война показала и иллюзорность надежд умеренно-правых на примирение интересов великих держав[123]. В начале войны французский посол Морис Палеолог обратил внимание на то, как изменились настроения «в высшей степени консервативной» среде обычно прогермански настроенных членов Яхт-клуба. Теперь здесь говорили, что Германия и Австро-Венгрия нанесли своими действиями оскорбление славянскому миру и тем самым смертельный удар монархическому принципу в Европе. Подобная же метаморфоза, как рассказывал Палеологу либерал Стахович, произошла с крайне правыми в Государственной думе и Государственном совете, он уверял, что доктрина соглашения с германским императором, которую проповедовали до войны князь Мещерский, Щегловитов, Марков и другие лидеры «этой влиятельной и многочисленной партии», сейчас разрушена. По собственным наблюдениям Палеолога, среди членов Яхт-клуба были тем не менее предпочитавшие по этому поводу промолчать{1045}.