Коллектив авторов - Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

• Название: Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Политическая энциклопедия
• Жанр: Военная история
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-8243-1912-5

В коллективной монографии, публикуемой к 100-летию начала Первой мировой войны, рассмотрен широкий круг проблем, связанных с положением страны в годы мирового военного противоборства: Россия в системе международных отношений, организация обороны государства, демографические и социальные процессы, создание и функционирование военной экономики, влияние войны на российский социум, партийно-политическая панорама и назревание политического кризиса, война и революция. Исследование обобщает достижения отечественной и зарубежной историографии, монография основана на широком комплексе источников, в том числе архивных, впервые вводимых в научный оборот.

Книга рассчитана на широкий круг ученых-обществоведов, преподавателей и студентов высших учебных заведений, а также всех интересующихся отечественной историей.

---

В августе, помимо прежних захватов, крестьяне принялись смещать милицию и назначать своих милиционеров, а помещиков — сажать в тюрьму и убивать. В сентябре губернский комиссар уже требовал «воинской помощи» для предотвращения «самовольного захвата лесных угодий». При этом крестьяне на выборах в волостное земство отдавали голоса «купцам и прасолам (торговцы скотом. — В. Б.), смотря на этих лиц как на благодетелей по разрешению продовольственного вопроса». 9 сентября члены Смоленского землячества в Петрограде призвали своих земляков помочь бедствующим крестьянам губернии. Причиной приближающегося голода они называли недостаточный подвоз хлеба. В городах губернии была установлена норма отпуска хлеба: не более 30 фунтов муки в месяц на мужчину, занятого физическим трудом. В конце сентября крестьянские съезды стали принимать большевистские резолюции и срывать выборы в волостное земство. 16 октября губернский комиссар сообщал, что дело дошло уже до «поголовного истребления лесов». МВД, в свою очередь, запрашивало военных о возможности присылки в губернию кавалерийских частей{2906}. Не удивительно, что в местных Советах стали преобладать большевики.

В Сибири продовольственный вопрос не стоял. Здесь крестьяне избавлялись от «плохого» начальства, «несправедливых» судей, «негодных» священников и «бесполезных» монастырей, запрещали вывоз хлеба из своих волостей и уездов, захватывали и делили землю и угодья, не делая разницы между государственными и частными владениями, враждовали между собой и казаками. Соответственно крестьянским нуждам избирались и переизбирались земства, земельные и крестьянские комитеты. Шла борьба за влияние в местных Советах, где эсеры соперничали с набирающими силу большевиками. При этом на уровне волостных комитетов земельными захватами первоначально руководили зажиточные хозяева, а со временем на сельских сходах стали заправлять не менее авторитетные и «бывалые» солдаты{2907}.

Для сибирской деревни в гораздо большей степени, чем в Европейской России, было характерно безразличие к политическим партиям. Вместе с тем низкий уровень политической культуры провоцировал острые проявления правового нигилизма и экстремизма. Сказывалась и большая, нежели в центре страны, «нерасторопность» властей по части решения насущных вопросов и наведения порядка. С другой стороны, сибирские крестьяне привыкли к более самостоятельному решению мирских проблем. Как и в других регионах, было заметно нарастание большевистского влияния через солдат{2908}.

Именно солдаты повсеместно провоцировали самоуправство в деревне. Так, 20 июня из Яренска Вологодской губернии сообщали, что возвращающиеся с фронта солдаты считают, что волостные комитеты «избраны неправильно»{2909}. Использовались и более впечатляющие средства агитации. Некий И.Я. Гарькин, крестьянин с. Черенцовки Пензенского уезда, 18 июля публично заявлял: «…Дураки вы, воюете, воткнули бы штык в землю и ушли… может быть, при Вильгельме нам будет жить лучше, Германия давно готова была дать нам мир без аннексий и контрибуций, да буржуазист Керенский этого не хочет». В ходе заседания волостного комитета он утверждал, что «Керенский — буржуй, и Временное правительство состоит из тех же буржуев…», что Керенский «ведет крестьянство к погибели»{2910}.

Эпизодически крестьянами высказывались радикальные политические требования. 30 августа общее собрание д. Усть-Погромная выразило недоверие Временному правительству и указало, что власть должна принадлежать Совету солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, 8–12 сентября аналогичное требование прозвучало на II уездном крестьянском съезде в Новониколаевске, 18 сентября подобную резолюцию принял уездный съезд Советов в Бийске{2911}. По сути дела крестьяне «перебирали» возможные варианты власти соответственно текущим практическим нуждам.

Так, сообщали, что некоторые крестьяне Ржевского уезда Тверской губернии в начале сентября «по некоторым вопросам рассуждают как ярые черносотенцы, а по иным вопросам рассуждают как большевики и даже сверхбольшевики». Некоторые из них заявляли: «Мы сами больше большевиков». Сообщали, что «по деревням идет сильная… агитация под специально ржевским (т. е. использованном в г. Ржеве. — В. Б.) большевистским лозунгом “Всех долой, солдат домой, сахару по-старому”». В связи с нарастанием продовольственных трудностей крестьяне рассуждали просто: «Никого… не признавать, никому ничего не давать, землю и имущество у буржуев отнимать». Под последними крестьяне подразумевали и сельскую интеллигенцию{2912}.

Конфликты в деревенской среде становились все более многомерными. В Сибири в Степном крае они развивались по линии казаки — киргизы (казахи), на юге Енисейской губернии враждовали между собой крестьяне, казаки, хакасы, в Забайкалье — переселенцы и буряты. Разворачивалось противостояние переселенцев со старожилами, земледельцев со скотоводами, арендаторов с арендодателями, фронтовиков с неслужившими односельчанами{2913}.

Для массы крестьян синонимом справедливости становилось возмездие. Сельский мир имел давнюю традицию самосудов над ворами. Крестьяне расправлялись с ворами, дезертирами, нерадивыми пастухами. «Недавно в одной из окрестных деревень был самосуд над молодым вором, попавшемся на воровстве не один раз, — писал 8 октября в дневнике А.Н. Куропаткин, бывший землевладельцем Псковской губернии. — Его расстреляли, и первым выстрелил в него родной брат». Известны и другие случаи расправ, когда крестьяне сжигали, закапывали в землю живьем преступников{2914}. Разумеется, это крайности, но в целом развитие событий шло именно в этом направлении. На их фоне зверские убийства помещиков солдатами на глазах у всей деревни в декабре 1917 г. смотрелись обычным делом{2915}.

Оборотной стороной аграрного движения становилась угроза голода в городах. Даже в Москве и Московской губернии, куда продовольствие поставлялось более регулярно, чем в другие города центра Европейской России, в середине октября не осталось хлебных запасов. Некоторые города (Коломна, Звенигород, Воскресенск, Можайск и др.) переживали настоящий голод. По некоторым данным, накануне большевистского переворота примерно 20 губерний Европейской России из 43 были охвачены голодом{2916}. Голод наступил в Дагестане, в Туркестане «мусульманское население было доведено голодом до отчаяния»{2917}.

Не удивительно, что на местах власть оказывалась бессильна перед бунтующим охлосом. Так, в Астрахани во второй половине сентября толпа едва не растерзала губернского комиссара, который вскоре подал в отставку и сдал власть начальнику гарнизона. Фактически это означало переход власти к местному Совету. Нечто подобное произошло несколько ранее в Ташкенте{2918}.

В начале октября в Калуге вооруженные члены местного Совета выпустили из тюрьмы анархистов. Под влиянием их пропаганды солдаты местного гарнизона фактически поставили у власти местный Совет, который пришлось «свергать» вооруженным путем{2919}. В целом ряде местностей ситуация была на грани переворота. Ее определяли два фактора: угроза голода и недовольство солдатских масс.

К концу октября численность действующей армии значительно сократилась. Если на 1 марта 1917 г. в действующей армии (по официальным данным) налицо было 7185,4 тыс. офицеров, чиновников и солдат, то к 25 октября их число снизилось до 5412,8 тыс. В тыл, главным образом в деревню, так или иначе переместилось около 1,5 млн. человек. К этому времени интендантству приходилось кормить еще около 6 млн. человек, обосновавшихся в тыловых учреждениях{2920}. Создались условия, когда поредевшая армия отказывалась воевать на фронте, зато солдатские массы угрожали при случае поднять антивоенный бунт в тылу, особенно в деревне. В Тамбовской губернии пьяные погромы продолжались и в октябре 1918 г. Современники описывали «разливанное море спирта», в котором «товарищи… сгорают и топятся по пятнадцати человек сразу». Здесь были разгромлены все усадьбы, был сожжен дворец в имении Муромцевых, уничтожена школа Иванкевича{2921}.

Казалось, что русский человек в порыве отчаяния вкладывал в погромные действия те же качества — прежде всего, упорство и непреклонность, которые он еще совсем недавно демонстрировал на фронте.

6. Ситуация на окраинах (В.П. Булдаков, С.М. Исхаков)

Межэтническая ситуация также обострялась из-за солдатских масс. Характерен в этом отношении состоявшийся в Киеве 5–11 июня 2-й Всеукраинский войсковой съезд. Раздраженные попыткой Керенского сорвать его, делегаты настаивали на явочном осуществлении автономии Украины, как способе спасения края от «анархии». Центральной Раде предлагалось прекратить всякие сношения с Временным правительством и созвать территориальное собрание для согласования с этническими меньшинствами статуса автономии края{2922}. Не удивительно, что 10 июня был оглашен I Универсал (манифест) Центральной Рады, который, провозглашая автономию, подчеркивал готовность сотрудничать с общероссийской властью, а 15 июня был создан Генеральный секретариат Центральной Рады, вызвавший переполох в петроградских верхах{2923}.