Светлана Шенбрунн - Розы и хризантемы

• Название: Розы и хризантемы
• Автор: Светлана Шенбрунн
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-7516-0095-9

Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.

---

— Мне кажется, — папа сопит, сопит трубкой, — было бы странно… если бы после двадцати трех лет… нашего знакомства… я принялся изображать… безудержно пылкую любовь.

— Двадцати трех лет знакомства? Что ж, приятно услышать! Прежде ты не осмелился бы назвать двадцать три года совместной жизни ничего не значащим мимолетным знакомством.

— Как угодно, Нинусенька. Пусть будет двадцать три года совместной жизни, — кивает папа, — хотя справедливости ради надо отметить, что шесть из них ты оставалась законной супругой Пахомова.

— Еще не так давно пылкие чувства не казались тебе ни излишними, ни смешными. Я могла бы тебе напомнить. Даже когда ты покупал себе эту чертову кровать, ты уверял, что делаешь это исключительно ради моего здоровья!

— Совершенно верно, Нинусенька. Ты постоянно жаловалась, что я бужу тебя, когда укладываюсь.

— Да, и что же?

Папа снова устремляет взгляд к форточке и вздыхает.

— Что ты вздыхаешь? Вздыхает, как провинциальная барышня! Вздохи, закатыванья глаз!.. Можно подумать, что его чем-то задели, обидели. Ты знаешь: я ненавижу всяческое притворство. Если для тебя невыносимо мое присутствие, так и скажи. Лучше уж сразу поставить все точки над «и» и не лелеять пустых надежд. Если ты совершенно охладел ко мне, что ж? По крайней мере, буду знать… Если я больше не волную тебя как женщина…

— Извини меня, Нинусенька, но в данный момент этот разговор представляется мне неуместным.

— Он представляется тебе неуместным в любой момент! Но я имею право знать, что случилось!

— Ничего абсолютно не случилось. Нинусенька, я не желаю беседовать на эту тему, в особенности в присутствии Светланы.

— Нет, вы подумайте — чистоплюй нашелся! Невинный младенец! Тема его смущает. Ты, слава богу, не девственница.

— Нинусенька, я имею в виду не себя, а ребенка.

— Разумеется, ребенка! У тебя всегда на уме только ребенок. Боже, какая насмешка… Впрочем, кого винить? Только самое себя… Собственную безумную наивность и доверчивость. Действительно, простота хуже воровства. Будь она проклята, эта Москва и эта беременность!

— Не понимаю, Нинусенька, о чем ты говоришь.

— Пошла как последняя идиотка у него на поводу, согласилась иметь ребенка, и вот результат: осталась у разбитого корыта! Никому не нужная, больная, истерзанная жизнью женщина!.. Поверила в пустые клятвы и обещания! О!.. Разве я могла подумать, что доживу до такого ужаса, до такого унижения?.. — Мама рыдает, плечи у нее трясутся. Папа молчит. — Загнать себя в такую западню!..

— Нинусенька, — он выколачивает пепел из трубки в пепельницу, — если я не ошибаюсь, с того момента, как ты согласилась иметь ребенка, минуло ровно десять лет.

— Вот именно! Вот именно! Десять лет ты издеваешься надо мной! Разве можно сравнить твое отношение ко мне до Светланиного рождения и после?.. Вся чуткость, вся нежность, вся любовь — все это мгновенно переместилось на нее. А я сделалась досадным, ненужным приложением!.. Отслужила свою службу. Как потрепанное платье. Порядочный человек собаку не выкинет на улицу, не то что жену!

— Нинусенька, по-моему, тебя никто никуда не выкидывает. И будь добра, прекрати эту сцену.

— Разумеется! Прекрати эту сцену! Нет, уж на этот раз изволь выслушать всю правду до конца. Хоть она тебе и не нравится!

— Нинусенька, я выслушал достаточно и прошу тебя успокоиться!

— Боже мой, доверилась — как последняя простушка! — отдала лучшие годы, молодость, красоту, все, все!.. О-о!..

— Гм-м, Нинусенька, — папа смотрит в форточку и покачивает ногой, — по-моему, лучшие годы ты все-таки отдала не мне, а своему первому мужу.

— Да, да, представь себе! — рыдает мама. — Могла иначе устроить свою жизнь. Найти достойного, порядочного человека… Не такая уж я дурнушка! Разумеется, что теперь говорить — когда фигура испорчена беременностью и на шее родовые пятна!.. — Она принимается гладить шею ладонью, словно надеется стереть эти пятна. — Боже, какой кошмар! Вместо нежного преданного друга вдруг обнаружить подле себя холодного циничного врага. Главное, вы подумайте — нашел, что вспомнить, какое лыко поставить мне в строку — Пахомова! Сам же хлопотал об адвокате для него, лишь бы услужить мне…

— Нинусенька, — папа подымается и идет к вешалке, — я полагаю, что в любом случае вовсе не обязательно посвящать Светлану во все детали твоей биографии.

— Боже, ушам своим не верю! Какая низость, какая наглость! Если бы пятнадцать лет назад мне сказали, что я услышу от тебя такие вещи… Нет, это надо быть холодным каменным истуканом! Моей биографии!.. К твоему сведенью, ничего зазорного в моей биографии нет. Не пытайся изобразить меня какой-то гетерой!

Папа надевает пальто и всовывает ноги в галоши.

— Иди, иди! — плачет мама. — Отправляйся к своим пропойцам! Подходящая компания…

— Нинусенька, если у меня все равно нет ни малейшей возможности работать дома, то лучше уйти и, по крайней мере, не раздражать тебя.

— Действительно, — мама тянется за халатом, который лежит в ногах постели, — верно говорят: если Бог хочет наказать человека, он прежде отнимет у него разум. Назидательный пример: идиотка, сама взяла и сунула голову в петлю… И ведь нельзя сказать, что никто не предупреждал!.. В том-то и дело, что говорили, предостерегали! Умные люди все это предвидели. Та же Лидочка.

— Нинусенька, твоя Лидочка — мерзкая мещанка и ханжа. И больше ничего.

— Боже, как она умоляла: опомнись, Нина, не делай этого, не сходи с ума! Зачем тебе ребенок? Что он тебе даст? Что он тебе прибавит? Пойми: родить означает лишиться всего: и молодости, и красоты, и любви, и здоровья!.. Не послушалась, и вот расплата!..

Папа выходит и поплотнее прикрывает за собой дверь.

— Да, теперь остается только рвать на себе волосы. Худшему врагу не пожелаю… Всю жизнь тащить эту ношу и не знать ни единого светлого дня! Воистину: собственными руками вырыла себе яму. Да… Вспомнил, негодяй, Пахомова… А еще говорят, что к мужьям не ревнуют… — Она замирает на минуту. — Что теперь говорить? Ничего уже не исправишь и не переменишь… Надо вставать… Вставать и браться за дела. Хочешь не хочешь, пока жив, вставай и волоки свой воз. Небось милые соседушки уже все конфорки позанимали… С раннего утра жарят-парят… Где мои тапки? Чуть зазеваешься — и чайника приткнуть некуда. Не знаю, что делать… Опять жарить котлеты?.. Мясо — одни жилы. Может, лучше сварить? И главное, неизвестно еще, явится ли этот принц к обеду или опять куда-то завалится. Боже, как это все осточертело…

У нас новая учительница английского: Марина Александровна. Американку прогнали. А может, она сама ушла, потому что все над ней издевались. Марина Александровна нам нравится: она молодая и красивая. И добрая.

— Посмотри, какие у нее глаза! — шепчет Мила Рошкован.

Да, замечательные глаза — серые, большие. Не просто серые — темно-серые и какие-то бархатные. Вот бы у меня были такие глаза…

Марина Александровна никому не ставит двоек и троек, только пятерки и четверки.

— Глядите! — говорит Света Васильева громко — она и в этом году сидит впереди меня. — Красненькова пятерку получила! Вот чудеса-то…

Валя Красненькова оборачивается. Она, кажется, и сама не верит этой пятерке — такое у нее растерянное лицо.

— Почему же — чудеса? — спрашивает Марина Александровна. — Хорошо ответила и получила хорошую оценку.

— Да она двоечница! — фыркает Света.

— Такого не бывает — чтобы всегда двоечница, — говорит Марина Александровна. — Один и тот же человек иногда может выполнить задание лучше, иногда хуже. А теперь хватит разговаривать, давайте заниматься. Откройте учебник на странице четырнадцать.

— Откройте учебничек на страничке четырнадцать, — передразнивает Света.

Ее соседка Лина Ефимова хихикает.

— Знаешь что? — Серые глаза учительницы становятся почти черными. — По-моему, тебе скучно на моем уроке. Я разрешаю тебе выйти из класса.

— Представьте себе, — говорит Света, — мне не хочется выходить из класса!

— В таком случае выйду я. — Марина Александровна собирает со стола книжки. — И сообщу директору, что ты сорвала мне урок.

Она идет к двери, мы все смотрим на нее и молчим.

— Сообщай, — говорит Света, когда дверь за ней закрывается.

— Зачем это ты? — спрашивает Мила Рошкован.

— Ненавижу ее. И пускай не задается! Любимчиков завела. Пятерочки ставит. Пускай ставит по справедливости.

— Что ж теперь будет-то? — вздыхает Аня Воробьева.

— Светке ничего не будет, — решает Аля Митрошкина.

— И все равно!.. — Зоя Линкина подымается из-за своего стола. — И все равно — это гадко! Она хорошая учительница. Хорошая!..

— Кому хорошая, а кому — не очень, — отвечает Лина.