Михаэль Эбмайер - Холодные ключи

• Название: Холодные ключи
• Автор: Михаэль Эбмайер
• Жанр: Современная проза

Действие романа происходит в Сибири, в Кемеровской области. Прототипом героини явилась шорская певица Чылтыс Таннагашева (Ак Торгу), в которую влюбляется немец, который попал в Кемеровскую область по заданию своего шефа — вручить грамоту дочерней фирме, находящейся в Кемерово… В конце романа герой остается в Сибири в п. Чувашка, где живет Ак Торгу… Человек из европейской культуры приезжает в неведомый для него мир, сталкивается совсем с другой культурой, обычаями, ценностями, и в его сознании происходит некий переворот, полное переосмысление жизни…

---

— I know that I'm a funny bone.[89]

— A funny bone. Matthias.[90]

— Please. Please. The drum. Most important.[91]

Она чокнулась с ним, что–то произнесла по–русски, он повторил свою просьбу. Тогда она со вздохом, который ему пришлось стерпеть, пожала плечами, засунула руку в платок, лежащий на подлокотнике дивана, и достала оттуда небольшую колотушку из тёмного дерева. Выпуклая, рабочая сторона колотушки была обтянута мехом, с обратной стороны вырезано углубление, в котором, окруженные шестью крохотными латунными бубенцами, мордами друг к другу лежали два волка.

— Спасиба, — задохнувшись, прошептал он.

Не глядя на него, она тряхнула головой, перехватила бубен поудобнее и встала.

И кожа запела. Бомм — боммбомм — бомм. Боммбомм — бомм. Боммбомм — бомм. И позвякивали бубенцы и железные подвески на бубне. Надо посмотреть, как по–русски бубен, подумал Блейель и постарался отключить все мысли. Он встал напротив Ак Торгу. И смотрел, как колотушка бьёт по коже, серьёзно и сосредоточенно, как ребёнок смотрит на строительный кран.

Расскажем вам о битве в комнате
о битве за нового человека
вы его знаете, счастливчик
вы его знаете, горе луковое
через тысячи миль чащоб
через тысячи миль бетона
он пришёл к порогу и перелез за порог
и оказался перед самым страшным противником
ему поможет бубен, поможет шаманка
и эта битва будет последней
что нам известно о страннике из дальнего края?
что ему нужен свободный путь
что есть путь и что значит свободный?
наверное, путь побега, свободный от вопросов
вполне обычное желание
необычно разве что место
и что теперь крутится у него в голове
при звуках бубна, песне шаманки
в мрачной квартире на Ноградской?
что он лишился фотоаппарата
фотоаппарат пропал, что это значит,
если не то, что герр Фенглер действительно почил?
за герра Фенглера минуту молчания
глубоко благодарного молчания
сентиментальному старикану
получателю бандероли, выбывшему по неизвестному адресу
в каком бы из трёх миров
на каком из девяти или шестнадцати небес
он бы теперь ни находился
минута молчания, минута молчания
где бы он ни находился
в котором из пяти озёр
в котором из двух состояний
нет, двух состояний больше нет
битва, сейчас же! и потом ясность
песня бубна, песня шаманки
о да, она поёт, это не обман,
чёрная колотушка, расписанная красным кожа
не одни, с мощными помощниками
в мрачной квартире соседки
шаманка подняла голос
песнь, которую ещё не знает воин
песня, поддерживающая воина
высокий голос, грудной голос, а что посередине?
горловой звук, но не надо поспешных выводов
горловой звук ниже, он подо всем
горло хранит глубокая тайна
под горлом есть волчий след
две волчьих головы на колотушке
праматерь и её разветвлённый пол
берёзы, стрекозы, многоногие и фантастические твари
и всё, что есть за порогом
духи танцуют над клубами
только что догоревшей палочки с ароматом пачули
в квартире вдовы Ворошиной
танцуя, они ждут жертву —
странника из дальних краёв, который растёт и зреет
который сбежал из гнёждышка и даже от собственной тени
который не покорился айна с косицей
который достанется тайге
долой его прежнего
ешьте его, духи, снизойдите,
чтобы он не вернулся вовеки
побеждённый навечно болотный хмырь
ешьте сомненья, ешьте страх,
так неистово молится новичок
и сетует, что жертва его недостаточно жирна
из глаз его брызжут слёзы
под песню бубна, песню шаманки
и он, задыхаясь, повторяет:
конец чурбану, конец зассанцу
конец логистике, конец Штутгарту
конец Spring Charms[92], конец Autumn Dreams [93]
конец Балтийскому морю, конец лечению
конец Тёме, конец айна
конец визе, конец пластырю
вставай, счастливчик, путь свободен
твой путь к тайне, путь к чуду
да здравствует колотушка, да здравствует кожа
да здравствуют руки, да здравствует кость
конец ножу, да здравствует черешок
конец бессилию, вставай, вперёд,
ешьте, о духи, давайте, ешьте,
хочу чувствовать, как вы едите,
ешьте, пока я не стану свободен, совершенно свободен
так неистово молится новичок
а шаманка, о, шаманка,
пускай она съест освобождённого
освобождённого, с кожей и потрохами

Ак Торгу положила бубен на диван и глядела на него, нахмурив лоб. Блейель, выпучив глаза, пыхтя, боролся с желанием рухнуть на пол. Но вдруг падение стало бы знаком поражения? Победитель нашёл поддержку в чарке. Духи, выдохнул он, желая выразить, что пьёт за духов. По улыбке шаманки он так и не понял, можно ли выразить это, не пользуясь склонениями.

Но прилечь после битвы — это можно, в этом ничего зазорного нет. Спальню фрау Ворошиной, ещё теснее гостиной, на две трети занимал чудовищный платяной шкаф. Ночник в рубище покаянного грешника сеял тусклый свет. Кровать втиснулась под окном, со стены над изголовьем неподвижно смотрело святое семейство на сусальном фоне, малыш Иисус на преподобных коленях богородицы воздел руку и растопырил два пальца в знак победы. Пока Ак Торгу ходила в ванную, Блейель, прежде чем опуститься на матрас, за неимением ароматических палочек прыснул дезодорантом. Окно за тяжёлыми занавесями было приоткрыто.

Вопрос, сам ли он делал и чувствовал то, что он сейчас делал и чувствовал, или смотрел как зритель, этот вопрос он пытался проигнорировать. Он знал, что такие мысли — застарелая дурная привычка, второго состояния больше не было, и не было сомнений. Кожа шаманки сияла в сумраке. Его губы на её грудях, его рука в её волосах, её рука на его щеке, его рука на её бедре, её губы на его виске, его губы на её шее, её ногти в его спине, спускавшиеся всё ниже — всё это было на самом деле. Правда. Исполнение.

— I want to hold you, — мурлыкнул он ей на ушко, — I want to hold you so tight.[94]

Да, этого он и хотел — держать её, держать, её сильное светлое тело, очень крепко. Но это была не всё, недоставало ровно половины, он не только хотел держать её, он хотел, чтобы и она держала его, так же крепко. Как это сказать по–английски? Он придумал: «I want you to hold me. Ak Torgu. I want to hold on to you so very tight!»[95]

Поняла ли она? Она заговорила по–русски и начала баюкать его, как ребёнка, держа его голову на груди.

— I love your skin[96], — шепнул он в мягкость. Его член упёрся ей в бедро, она наверняка почувствовала. И, когда его ласки стали требовательнее, она, загадочно жестикулируя, что–то произнесла несколько раз подряд. Он заметил, что с каждым разом ей всё труднее сдерживать смех. Но это его не тревожило, он обожал её смех. «У меня месячные», он уже мог бы повторить эту фразу за ней, и, наверное, он произнёс её одними губами, потому что она вдруг расхохоталась. «Айлыг, — удалось ей сказать, — по–шорски», и секунду он спрашивал себя, не сказала ли она по–немецки «eilig»[97]. Немного успокоившись, она притянула его к себе, помогла войти в неё, и он уже ни о чём себя не спрашивал, казалось, у него сейчас разорвётся сердце, но взорвался один только черешок, к счастью. К несчастью, всего через несколько мгновений, и он, как нервозный подросток, не удержался, а ведь она совершенно определённо не говорила «скорее». Он хотел оставаться в ней, хотел продолжать дальше, ещё и ещё, поймал себя на том, что шлёт молитвы духам, дабы они сохранили ему эрекцию, но духи поддерживали его моление вполсилы. К тому же в дверь забарабанили, всё громче и громче, и не обращать на это внимание становилось всё труднее.

— Матвей, это я, Матвей, эй! Матвей, пожалуйста! Матвей, пожалуйста, открой, у меня захлопнулась дверь, и я… да я всё сейчас расскажу, Матвей! Матвей! Э–ге–гей! Матвей, это важнее, чем ты думаешь, Матвей, да чем ты там занимаешься? Матвей Карлович, да вытащи уже затычки из ушей, Матвей, чёрт тебя побери, давай, открывай, ты не знаешь — Блейель, мать твою!

И, наконец–то, рёв пьяницы с лестницы, должно быть, он открыл дверь. Артём что–то громко ответил, затопотал по ступенькам. Снова рёв, затем дверь за обоими захлопнулась, и дальнейшие звуки доносились приглушённо. Квартира Ворошиной располагалась не прямо под той, где разбушевался Дмитрий Андреевич, а наискосок.

Ак Торгу, которая в последние минуты улыбалась Блейелю, гладила его лицо, что–то доверчиво шептала, издала негромкий томный стон. Он неожиданно для себя извергся снова, а член так и не напрягся.

Потом она убежала в ванную, а он пошёл на ватных ногах в гостиную, хотелось пить. До утра они просидели на диване, пили водку — на кухне нашлась вторая бутылка. Должно быть, Блейель заснул в неестественной позе, потому что всё тело болело, когда он очнулся ото сна, в котором он, карабкаясь по горе скошенных Илек, айна, Тём и Фенглеров, искал выход из дремучего леса. Певица оделась и спешила, сказала «Матиас» и «университет».