Монах Афонский - Птицы небесные. 3-4 части

• Название: Птицы небесные. 3-4 части
• Автор: Монах Афонский
• Издательство: Святая Гора Афон
• Жанр: Религия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-7877-0099-2

В третьей части книги «Птицы Небесные или странствия души в объятиях Бога» повествуется об углубленном поиске монашеского бесстрастия, столь необходимого в духовной жизни, об усилиях уяснить суть этого высокого состояния духа в сравнении с аскетическим опытом монахов Афона, Синая и Египта.

Четвертая часть книги знакомит нас с глубоко сокровенной и таинственной жизнью Афонского монашества, называемой исихазмом или священным безмолвием. О постижении Божественного достоинства всякого человека, о практике священного созерцания, открывающего возможность человеческому духу поверить в свое обожение и стяжать его во всей полноте богоподобия — повествуют главы этой книги.

---

В келье стояло молчание. Огоньки лампадок, потрескивая, вспыхивали на мгновение, озаряя полутемную келью колеблющимся светом.

— Безупречные заповеди Христовы — наша вечная опора. Святой Григорий Нисский говорил: «Душе всегда представляется, что она находится только в начале своего восхождения. Для того, кто поистине поднимается, нужно подниматься всегда». Тому, кто не отдал себя полностью Богу, Он не дает полноту Своей благодати, а дает только утешения. Вот в чем существенная разница. Желание утешения — это попытка найти в мимолетном вечное или в вещах обрести невещественного Бога. Только всецелым устремлением к самому Источнику нашего существования обретается истинная духовная радость и спасение. Об этом нужно помнить всегда. — Старец взглянул на меня. — Когда желают достичь духовной радости, то отдаляются от нее и находят скорби. Почему? Потому что духовная радость и спасение неотделимы от Христа, единственного Источника всякого счастья и спасения. Так учили нас отцы Добротолюбия — исихасты. А Афон — колыбель исихазма, верно, отец Симон?

— Верно, батюшка. Но есть у меня сомнения: потяну ли я строгость уставов на Святой Горе?

— Для невнимательного, распущенного человека нужны строгие правила и уставы, но для того, кто искренно живет во Христе, — это самый главный устав и самое строгое правило. Более того, тот, кто живет в Христовой благодати и хранит ее, способен жить в согласии со всеми правилами и уставами, так что они ему нисколько не мешают. Святой Дух дышит, где хочет (Ин. 3:8).

— Батюшка, жить во Христе, в Его благодати, — это и значит полюбить ближнего?

Мой вопрос заставил вздохнуть отца Кирилла:

— Прежде чем полюбить ближнего, умей ясно увидеть свои грехи и недостатки и поставить себя на место других людей, чтобы на своей, так сказать, шкуре почувствовать их положение. Стяжи постоянное покаяние и храни благодать — лишь с этими условиями ты полюбишь всех людей. Невозможно преодолеть свой эгоизм без обретения любви и сострадания к ближним.

— Отче, я буду стараться, помолитесь! — ответил я с воодушевлением.

— Это хорошо, отец Симон. Но твои старания должны быть приложены в правильном направлении. Монах без любви развивает лишь изощренное поведение, имитирующее святость, словно актер, — это верный признак лицемерия. А причина в том, что такие монахи никогда не стремились по настоящему к своему спасению. Без всякого пустословия или попыток спрятаться за красивыми словами следует до последнего дыхания неустанно стремиться к обретению благодати и соединению со Христом, будь то на Афоне или же в любом другом месте. Кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни (Ин. 8:12). Так-то, отец Симон…

— Спасибо, батюшка, за наставление! Постараюсь на всю жизнь запомнить ваши слова, — с огромной признательностью поблагодарил я духовного отца.

— Теперь Матерь Божия управит твою жизнь, отче Симоне… Достойного жития вам с отцом Агафодором на Святой Горе! Заходите попрощаться…

Когда я вышел от старца, то послушник, ожидавший меня в коридоре, сказал шепотом:

— Ох и долго же вы, отец! Батюшка же болеет… Такэ дило не разумию…

— Прости меня, брат… Отец Кирилл говорит, я слушаю.

— Вы тоже простите меня, отец, шо я погорячился… Но я очень люблю вашего авву! — растолковывал мне Алексей.

— Да я сам батюшку люблю! Не меньше тебя, — шепотом объяснялись мы в полутьме, но расстались дружески.

Когда я сравнивал отца Кирилла со старцами Афона, мне уже было абсолютно ясно, что если бы он жил на Святой Горе, а не в Троице-Сергиевой Лавре, то он бы там не только не потерялся, а в чем-то даже превосходил бы греческих отцов, наверное, жизненной мудростью и опытом. Старец навсегда остался для души и сердца единственным и неповторимым духовным отцом и наставником. Сравнивая его с игуменом Афонской Лавры архимандритом Филиппом, очень похожим на отца Кирилла, старцем Харалампием из Дионисиата или с Ефремом Катунакским, сердце мое все равно выбирало безраздельно любимого и родного духовника, в то же время почитая всех Афонских подвижников.

В экономском отделе и канцелярии меня встретили с большим оживлением:

— Батюшка, говорят, вы на Афоне побывали? — Секретарь эконома Маргарита Михайловна, женщина пенсионного возраста, с любопытством ожидала моего ответа, Сотрудницы обступили меня.

— Побывал! И даже привез подарки… — Афонские открытки и иконочки мгновенно разошлись по рукам. — Есть и святое масло от Иверской иконы Матери Божией! — Я достал из сумки флакончик с маслом.

— Батюшка, помажьте меня маслицем святым! — Маргарита Михайловна умоляюще смотрела на меня, сняв очки. Безымянным пальцем, смоченным святым маслом, я осторожно нарисовал ей на лбу небольшой крест. Внезапно все ее лицо изменилось, помолодело и стало таким прекрасным, что в комнате послышались возгласы:

— Маргарита Михайловна, какая вы стали красивая!

Женщина глядела в изумлении на всех:

— Сама не знаю, внутри словно какое-то необыкновенное тепло поднялось… Как хорошо-то! Что за масло такое удивительное?

Сотрудницы выстроились передо мной:

— И меня помажьте, отец Симон! И меня… — наперебой уговаривали женщины. На шум из двери вышел эконом:

— А, отец Симон появился! С Афона приехал? Ты потом зайди ко мне.

В кабинете он вручил мне конверт:

— Наместник сказал, что отправляет тебя на Святую Гору. Помолись там обо мне и родственниках моих. В конверте имена и деньги на дорогу…

— Симон, приходи на всенощную, послужишь с отцами! — остановил меня во дворе Лавры благочинный.

— Благословите, батюшка, с радостью!

На утрене меня позвали помогать священникам, вынимающим частички из просфор по лаврским помяникам. Я оказался рядом с известным духовником, отцом Никифором, славившимся своей прозорливостью. Он как-то хитро посмотрел на меня сбоку.

— Ну что, Симон, видел дельфинов? Нет?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я никому не говорил о своем детском желании увидеть у Афонского побережья этих забавных созданий, не ставив, впрочем, это особой целью.

— Нет, батюшка, не видел, к сожалению, — ответил я, покраснев.

— То-то, — усмехнулся отец Никифор и тут же отошел, смешавшись с толпой паломников.

Оставив отца Агафодора в Лавре готовиться к рукоположению в иеромонаха и заниматься оформлением виз и справок, я поехал к отцу в Адлер. У него в гостях сидели скорбные сестры. Ваня смотрел на меня жалобными глазами. Надежда начала жаловаться:

— Отец Симон, передайте, пожалуйста, отцу Пимену: нас братья обижают, грубо относятся, даже дров не дают. Говорят: мол, уезжайте отсюда, здесь мужской скит!

Федор Алексеевич, слушая эти жалобы, вмешался:

— Сын, пусть девушки ко мне переезжают и мальчика возьмут!

— Папа, а как вы разместитесь в однокомнатной квартире? — удивился я.

— Сестры — хорошие помощницы. Знаешь поговорку: в тесноте да не в обиде! Как-нибудь разместимся…

— Спасибо большое, Федор Алексеевич! Мы за вами будем смотреть, — сказала, привстав, послушница Тамара.

— За мной смотреть не нужно, это я на вас, красивых, буду смотреть! — Отец, как всегда, выступил в роли галантного кавалера.

— Папа, ты с сестрами общайся по-монашески, они же послушницы! — строго заметил я.

— Это же просто шутка! — засмеялся отец. — В моем возрасте по-другому общаться нельзя. А почему? Да потому, что один раз моргнуть — и тебе тридцать лет, два раза моргнуть — шестьдесят лет, а три раза моргнуть, если получится, — и вокруг никого нет. Так-то, сын…

Мне пришлось сообщить новость: меня благословили на Афон с иеродиаконом Агафодором изучать монашескую жизнь. Отец сразу стал серьезным:

— А как же мы с тобой будем жить, сын?

— Папа, если сестры будут помогать тебе, то мы сделаем так: ты живи в Адлере, а я на Афоне. Раз в год мне нужно визу делать в Москве, и я буду тебя навещать…

Такая новость не понравилась отцу:

— Это все хорошо, но нехорошо! Так что же, я опять останусь один?

Он глубоко задумался. Затем, видимо, принял какое-то решение:

— Ладно, сын, понимаю: работа есть работа. Это главное. Если направляют в Грецию, поезжай с Богом! Не забывай меня… Разреши мне написать дочери, что я остаюсь в Адлере. Пусть она иногда с мужем приезжает ко мне?

Я согласился. Наступило молчание.

— Федор Алексеевич, когда к вам приедут родственники, мы снова перейдем в скит, не переживайте! — самоотверженно предложили сестры.

Монахи, услышав о моем приезде, собрались у нас на квартире. Среди новичков выделялся каким-то необыкновенно благодатным обликом худой высокий иеромонах Гедеон. Оказалось, он вернулся из паломничества в Иерусалим, где присутствовал на схождении Святого Огня в Субботу перед Пасхой, отчего весь светился благодатью. Это изумило меня: какая же благодать должна быть на Гробе Господнем, если у людей становятся такие лица?