Карл Густав Маннергейм - Линия жизни. Как я отделился от России

• Название: Линия жизни. Как я отделился от России
• Автор: Карл Густав Маннергейм
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4438-0424-8

Карл Маннергейм – один из самых известных политических деятелей XX века. Генерал-лейтенант русской императорской армии, после революции 1917 года он бежал в Финляндию, где стал фельдмаршалом финляндской армии, а затем президентом этой страны.

Под руководством Маннергейма в Финляндии была построена мощная оборонительная линия, названная его именем, – в советско-финскую войну 1939–1940 гг. она существенно затруднила наступление Красной армии. В годы Великой Отечественной войны Финляндия выступила на стороне Германии против СССР, но в 1944 году заключила мирное соглашение с Советским Союзом и начала военные действия против Германии.

В своих воспоминаниях Карл Маннергейм описывает службу при дворе последнего российского императора Николая II и в русской армии, революцию в России, непростые отношения Финляндии и СССР в межвоенное время, советско-финскую войну 1939–1940-го гг. и войну Финляндии с СССР в 1941–1944 годах. Особое внимание уделяется имперским устремлениям России и СССР, а также месту России-СССР в европейской политике.

---

В начале июля мы начали продвигаться вперед. После нескольких небольших удачных операций наступление на главном направлении было остановлено, хотя на южном фланге 8я армия под командованием генерала Корнилова выдвинулась на тридцать километров. После этой успешной операции он был назначен командующим Юго-Западным фронтом.

К сожалению, спустя короткое время военное счастье отвернулось от него. 14 июля противник начал контрнаступление в Галиции и на Буковине, и наши войска обратились в неуправляемое бегство. Тернополь и Черновцы пали, вся Украина оказалась под угрозой.

Тогда генерал Корнилов решил применить суровые меры. Были созданы специальные подразделения для отлова дезертиров, нерешительные и неспособные командиры безжалостно увольнялись и заменялись другими, все «митинги» были запрещены, а власть солдатских Советов ограничена. Отдельным приказом генерал Корнилов восстановил военные трибуналы и смертную казнь. Эти меры сыграли свою роль, и наступление противника было остановлено, однако линия фронта уже откатилась на 100 километров назад.

Провал июльского наступления и последовавшее контрнаступление, конечно же, еще более осложнили положение командования. Все чаще случались аресты офицеров. Они представали перед какими-то революционными судами, которые возглавляли комиссары с очень широкими полномочиями. Вступать с этими комиссарами в переговоры было практически невозможно.

Однажды несколько солдат арестовали моего офицера, который вел монархические разговоры в офицерском клубе. Его отвезли в Кишинев. Я попытался освободить офицера и снять с него все обвинения. Я обращался по инстанциям, строго выполняя все требования того времени. Казалось, я постепенно приближаюсь к поставленной цели. Когда все бумаги дошли до армейского комиссара, он сам прибыл ко мне и заявил, что хочет разобраться с виновниками непосредственно в полку (тот в данный момент располагался вдали от линии фронта). Комиссар поздравил меня с положительным решением вопроса и объявил о полной поддержке моих действий. Он пообещал, что солдаты, арестовавшие офицера, будут переведены в другой полк.

На следующий день я отвез комиссара в расположение части и приказал полку выстроиться в честь гостя. Комиссар выступил перед солдатами с небольшой речью и распорядился, чтобы те, кто незаконно арестовал офицера, вышли вперед, после чего унтер-офицер увез их в штаб армии. Потом было собрание дивизионного комитета. Там армейский комиссар тоже произнес речь, в которой указал на противоправные действия солдат, однако закончил тем, что после понесения наказания у них будет право вернуться в полк.

Солдаты, незаконно арестовавшие командира, вернутся в полк! Это была та капля, которая переполнила чашу моего терпения. Я окончательно утвердился в мысли, что командир, который не способен защитить своих офицеров от насилия, должен расстаться с российской армией.

Ситуация в войсках ухудшалась с каждым днем, и это лишь укрепляло мое решение покинуть русскую армию. Но ведь нужно было придумать какую-то причину! Помог случай.

Однажды во время лихой скачки мой горячий жеребец споткнулся и упал. При падении я повредил ногу, однако мне удалось вновь сесть в седло и доехать до штаба. Врач армейского корпуса подтвердил, что вывих очень серьезный. Мне следовало провести в постели как минимум два месяца.

Ночью меня осенило, что этот счастливый случай предоставил мне редкую возможность. Я попросил отправить меня в Одессу. Там я найду повод для поездки в Петроград, а из Петрограда как-нибудь доберусь и до Финляндии. Направление было выписано. На следующее утро я с грустью попрощался с наиболее близкими мне людьми и поблагодарил их за службу.

* * *

В Одессе мне часто приходили мысли о судном дне, и я совсем не удивился, когда 8 ноября газеты написали, что Керенский и его правительство свергнуты. Двое суток в столице шли бои, после чего Ленин и Троцкий, встав во главе большевистского правительства, захватили власть. Эта новость была совершенно спокойно воспринята в Одессе. С друзьями-офицерами мы спорили о том, что следовало бы организовать сопротивление этой диктатуре меньшинства, но мне пришлось осознать, что ни они, ни общество в целом не считали необходимым приступить к каким-либо действиям.

Я наконец решил организовать свой отъезд и выправил командировочное удостоверение, которое позволяло мне ехать в Петроград для лечения. Прежде дорога до Петрограда занимала всего два дня, но сейчас следовало приготовиться к нескольким суткам пути, кроме того, поезда были ужасно переполнены, пассажиры и пошевелиться не могли. Чтобы уберечься от возможных неприятностей, я обратился к коменданту города, который, как выяснилось, в прошлом был командиром Ахтырского гусарского полка, и попросил, чтобы мне предоставили целый вагон. Комендант выполнил мою просьбу. Трое англичан – две сестры из Красного Креста и морской кадет, которые возвращались на родину, – с воодушевлением приняли мое предложение о совместной поездке. К ним присоединились три румынских врача, направлявшиеся в Японию. Список дополняли мой адъютант, денщик и персонал, обслуживающий вагон.

Февральская революция повлияла на дисциплину в армии. Усилились анархические настроения, особенно после того, как Временное правительство объявило о свободе слова, печати и собраний

Обрадованные таким поворотом дела, мы расположились в вагоне и постарались организовать нашу жизнь как можно удобнее. Через три остановки после Одессы к нам пришли какие-то люди и объявили, что вагон нуждается в ремонте, поэтому пассажирам лучше переместиться в другой. Ремонт должен был продлиться сутки, но, поскольку я приобрел продукты питания для себя и своих попутчиков на много дней, мы решили никуда не переходить, а остаться в этом вагоне. Через день мы двинулись в путь, но вскоре все повторилось, причем на этот раз мне сказали, что ремонт займет уже не сутки, а гораздо больше. Я обратился к коменданту вокзала. Тот разъяснил, что на станции есть несколько исправных вагонов, однако они перешли в руки солдат, и те превратили их в казармы. На эти вагоны власть коменданта не распространялась. Я отправил своего денщика к обитателям одной из таких «казарм» с предложением поменяться вагонами за соответствующее вознаграждение. Договоренность была достигнута, и мы вновь смогли отправиться в путь.

На вокзале города Могилева, где располагалась Ставка Верховного главнокомандующего, царила странная атмосфера. На платформе стояла небольшая группа охваченных ужасом людей, а в середине было большое кровавое пятно. Я узнал, что застрелен временно исполняющий обязанности Верховного главнокомандующего генерал-лейтенант Духонин. Он без охраны прибыл на вокзал для подписания соглашения с только что назначенным большевистским главнокомандующим, бывшим кандидатом в офицеры Крыленко. В тот самый момент, когда они встретились на платформе, из поезда Крыленко выскочили солдаты и быстро расправились с Духониным.

Через шесть суток мы добрались до Петрограда. Я пробыл там неделю и за это время встретился со многими старыми друзьями. Было совершенно очевидно, что все они в ужасно подавленном состоянии. Людьми владел страх, и они не проявляли никакого стремления к борьбе против нового режима. Как-то раз, обедая в «Новом клубе», который был основан высокопоставленными членами Охотничьего общества, я оказался между двумя великими князьями. В это время пришло известие, что большевики провели обыск в Охотничьем обществе и арестовали несколько его членов, среди которых был мой товарищ – кавалергард Арсений Карагеоргиевич, брат короля Сербии. Этот инцидент вызвал горячие споры о вооруженном сопротивлении. Я сказал, что сопротивление необходимо и хорошо бы, если бы во главе движения стал кто-либо из великих князей. Лучше погибнуть с мечом в руке, чем получить пулю в спину или быть расстрелянным. Мои соседи по столу придерживались другого мнения и считали борьбу против большевиков безнадежным делом. Я был глубоко разочарован тем, что в столице и Одессе общественное мнение оказалось единым.

В то время никто не имел права покидать столицу без разрешения Петроградского совета большевиков. Командировочное удостоверение было единственным моим документом, поэтому я обратился в канцелярию статс-секретаря по Финляндии с просьбой оформить мне паспорт. Канцелярии было запрещено выдавать такие документы, и я получил всего лишь удостоверение, в котором говорилось, что я финн и нахожусь на пути в Финляндию. Следующим моим шагом было посещение Генштаба, где я надеялся получить командировку в Финляндию. Там царила атмосфера тихой подавленности, все офицеры были в гражданском платье, это производило ужасное впечатление. Мне сообщили, что, кроме большевистского Петроградского совета, никто не может выдать разрешение на выезд из города. Это я уже знал, но в Смольный идти не хотел. Прежде чем покинуть Генштаб, я оставил там заявление, что, хотя меня направили из Одессы на лечение, на самом деле моей целью было вернуться в Финляндию, которая 6 декабря объявила независимость, и я более не испытывал намерений оставаться в российской армии. Кстати говоря, в этой армии я, будучи гражданином Финляндии, прослужил почти тридцать лет.