Ивлин Во - Полвека без Ивлина Во

• Название: Полвека без Ивлина Во
• Автор: Ивлин Во
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Разное
• Год: 2016

В традиционной рубрике «Литературный гид» — «Полвека без Ивлина Во» — подборка из дневников, статей, воспоминаний великого автора «Возвращения в Брайдсхед» и «Пригоршни праха». Слава богу, читателям «Иностранки» не надо объяснять, кто такой Ивлин Во. Создатель упоительно смешных и в то же время зловещих фантазий, в которых гротескно преломились реалии медленно, но верно разрушавшейся Британской империи, и в то же время отразились универсальные законы человеческого бытия, тончайший стилист и ядовитый сатирик, он прочно закрепился в нашем сознании на правах одного из самых ярких и самобытных прозаиков XX столетия, по праву заняв место в ряду виднейших представителей английской словесности, — пишет в предисловии составитель и редактор рубрики, критик и литературовед Николай Мельников. В подборку, посвященную 50-летию со дня смерти Ивлина Во, вошли разделы «Писатель путешествует» и «Я к Вам пишу…». А также полные и едкого сарказма путевые очерки «Наклейки на чемодане» (перевод Валерия Минушина) и подборка писем Во (составление и перевод Александра Ливерганта) — рассказ о путешествиях в Европу, Африку и Южную Америку, а также о жизни британского общества между войнами.

Рубрика «Статьи, эссе» тоже посвящена Ивлину Во — в статьях «Медные трубы» (перевод Николая Мельникова), «Я всюду вижу одну лишь скуку» (перевод Анны Курт), «Человек, которого ненавидит Голливуд» о фильме «Месье Верду» Ч. Чаплина (перевод Анны Курт) раскрывается пронзительный, глубокий и беспощадный ум критика, а интервью Ивлина Во Харви Брайту из «Нью-Йорк Таймс» (перевод Николая Мельникова) показывает, насколько яркой, своеобразной и неоднозначной личностью был писатель.

В рубрике «Ничего смешного» — одна из самых забавных юморесок «Непростое искусство давать интервью» (1948), где в абсурдистской манере воссоздается беседа Ивлина Во с настырной, плохо говорящей по-английски репортершей, проникшей в гостиничный номер рассказчика (перевод Анны Курт).

В традиционный раздел «Среди книг» Ивлин Во рецензирует своих коллег: Эрнеста Хэмингуэя, Грэма Грина и Мюриэл Спарк (ее роман «Утешители», о котором пишет Во, был как раз опубликован в октябрьском номере «ИЛ» 2015 года, так что у читателя есть уникальная возможность сравнить свое мнение с мнением великого писателя).

В разделе «В зеркале критики» от рецензентов достается уже самому Ивлину Во. Не менее заслуженные писатели Эдмунд Уилсон, Джордж Оруэлл, Десмонд Маккарти, Гор Видал и Энтони Бёрджесс разбирают творчество и личность коллеги буквально по косточкам — жестко, пристрастно и весьма неожиданно.

Все произведения Ивлина Во и об Ивлине Во иллюстрированы собственными рисунками писателя, оказавшегося в придачу ко всем его талантам еще и одаренным карикатуристом, а также его современниками.

---

(д) Скромные потуги будущих писателей. Если письмо мне понравилось, в ответном письме стараюсь лишить автора уверенности в себе. Если не понравилось, отвечаю вежливой открыткой.

(е) Просьба прочесть лекцию в университетском клубе. Отказ, напечатанный на машинке.

(ж) Просьба прочесть лекцию в католическом клубе. Согласие.

(з) Американские студенты с литературного факультета, которые пишут обо мне диссертацию и хотят, чтобы я написал ее за них. Отказ, напечатанный на машинке.

(и) Туристы, которые напрашиваются в гости. Отказ, напечатанный на машинке.

(к) Рукопись, предваряемая просьбой дать совет. Отсылаю обратно без комментариев.

(л) Открытки с приклеенными на них моими фотографиями. Пересылаю их монашкам.

(м) В случае получения дерзких писем от замужних женщин пишу письмо мужу, в котором предупреждаю, что его супруга пытается вступить в переписку с незнакомыми мужчинами.

Да, и, конечно же,

(н) Собиратели автографов. Оставляю без ответа.

(о) Индусы и немцы: просят прислать экземпляры моих книг. Бесплатно. Оставляю без ответа.

(п) Очень богатые американцы. Отвечаю вежливым письмом: они ведь могут себе позволить купить 100 экземпляров на рождественские подарки.

Вот Вам мои корреспонденты.

С любовью, И.

* * *

Нэнси Митфорд

25 августа 1952

Дражайшая Нэнси,

к вопросу о том, как тяжело французы переживают утрату близких. Мадемуазель Караваджо недавно рассказала мне, что ее отец скончался после долгой и тяжелой болезни в возрасте 91 года. «Шок» был столь велик, что она упала на улице и расшибла голову.

…Вот Вам мой сюжет. У некоего мужчины (это может быть и женщина) довольно необычное имя — скажем, Грегори Пек. Человек он ничем не примечательный, хотя и с некоторым положением, ну, скажем, библиотекарь в Палате лордов или крупный колониальный чиновник. Он из тех, чье имя появляется в газете всего раз в жизни — когда публикуется объявление о его браке. В один прекрасный день жена ему говорит: «Как забавно, дорогой, появился новый киноактер с твоим именем». Актер становится знаменит. Поначалу друзья и коллеги лишь подсмеиваются над моим героем. Но потом его жизнь становится сущим адом. Он уходит в отпуск, снимает отель в Скарборо, и весь город сбегается его приветствовать. Когда же выясняется, что он не актер, в отеле приходят в бешенство. И т. д., и т. д. Его имя в списках претендентов на рыцарское звание, но его вычеркивают, поскольку награда будет выглядеть нелепо, и т. д. Затем его жена увлекается актером-однофамильцем и к мужу охладевает. Первые три четверти книги — его полный крах. В последней же четверти он берет реванш. Думаю, он должен стать столь же знаменитым, ради чего торгует наркотиками, вступает в коммунистическую партию, предается противоестественным порокам и пр. и тем самым наносит тягчайший удар карьере своего тезки. В конце романа они могут встретиться, оба бедствуют, оба поменяли имя, они становятся друзьями, не понимая, что их роднит. Что скажете? Не хотите воспользоваться?

* * *

Энн Флеминг[151]

1 сентября 1952 Пирс-Корт

Дорогая Энн,

завтра еду в Лондон подписывать экземпляры романа «Люди при оружии»[152]. Вы уже книгу мельком видели, но экземпляр я вам пошлю все равно. Разумеется, не трудитесь благодарить. Еще успеете, ведь это лишь первый номер в мюзик-холле, цель которого лишь подготовить зрителей, пока они занимают места. Если я когда-нибудь допишу эту вещь и если кто-нибудь прочтет следующие два тома, мною задуманные, — вот тогда будет, о чем говорить. Я был бы не против финансового успеха, но ждать его не приходится — в Америке, во всяком случае. Конкуренции здесь у меня нет, за исключением Энгуса Уилсона, чей роман «Цикута и после»[153] я прочел трижды, считаю его исключительно умным и рецензирую в «Месяце».

Как Вы думаете, мне продолжать писать? А почему бы и нет? Делать мне больше нечего, да и сочинительство, когда выздоравливаешь, доставляет удовольствие. <…>

Хуже нет, когда все дети дома. Вы, впрочем, не из тех, кому следует жаловаться на детей. Страсть, которую я испытываю к своей десятилетней дочери, становится маниакальной. Интересно, испытаете ли Вы нечто подобное в отношении Вашего сына? Рук от нее оторвать не могу. Учится она хуже некуда, и каждый день ей задают упражнения по письму. В данный момент она уткнулась носом в тетрадку и выводит: «Пикассо — омерзительная тварь. А Сартр — просто осел».

Кстати, я слышал на днях по радио Люсьена Фрейда[154], и, по-моему, он тоже осел.

Да, вышла еще одна хорошая книга, перевод переписки Клоделя и Жида. Впрочем, Вы, наверно, читали ее по-французски.

На днях ездил в Кембридж — чудесный городок. И почему о нем ничего не слышно? Он куда симпатичнее современного Оксфорда. Поехал из-за печальных изменений, происходящих вокруг нас в середине жизни. Сапожник, который шил мне обувь на заказ на протяжении двадцати семи лет, разорился и бросил работу. Мне порекомендовали некоего мистера Трасселла — судя по всему, он действительно сапожник экстракласса. Когда я сидел у него и он измерял мне ногу, в мастерскую ворвалась босоногая миссис Уолстон, подруга Грэма Грина. Пронеслась по комнате, заглядывая в коробки, и извлекла оттуда округлый ботинок, похожий на те, что надевали лошадям на копыта, чтобы косить траву. «Никогда не видела ничего более шикарного!» Мистер Трасселл: «Это, мэм, моя собственная обувь, к сожалению, у меня деформированная нога». Миссис Уолстон: «Вы просто обязаны сделать мне точно такую же пару». Каково? Разве дед Вашего Фрейда ничего не писал по этому поводу?

Отправился к ней домой, где она живет с мистером Уолстоном (в котором я замечаю неутешительное сходство с собой). Дом — полная чаша, и не самая аппетитная. После обеда он достал коробку гигантских сигар, из тех, которые не тянутся и которым отдают предпочтение люди вроде Корда́[155], и сказал: «Я вам эту сигару не предлагаю, просто подумал, что вы захотите на них взглянуть».

* * *

Лоре Во

21 декабря 1952 Отель «Мандори», Гоа [156]

Дорогая моя Лора,

прошла неделя, с тех пор как мы расстались. Мне же кажется, что гораздо больше. Жаль, что тебя здесь нет, — ведь у тебя сейчас середина зимы. А здесь жарко, правда, не так, как летом в Италии. Почти все время дует прохладный ветерок. Красота необыкновенная: острова, широкие реки, океан, горы. Все или зеленое, или красное. Под моей верандой протекает река, по ней плывут арабские парусники с Персидского залива. Люди здесь мягкие и дружелюбные. Правительственные чиновники так же тупы, как большинство чиновников в большинстве стран. Ходил на коктейль, а верней на виски к генерал-губернатору. Дамы сидели полукругом в центре гостиной. Каждая вновь прибывшая обменивалась рукопожатием с каждой из присутствующих, после чего присоединялась к мужчинам на веранде. Точно как в Голливуде — вот только пить здешним дамам было нечего. Повсюду сотни барочных церквей — похоже на Мексику с той лишь разницей, что скульптуры здесь не со свирепыми лицами, а с кроткими и радушными.

…Повстречал паломников из Читтагонга, рассказал им, что там похоронен мой дед. Обещали, что разыщут его могилу и помолятся за упокой его души.

Индусы необычайно радушны. В первый же день утром, когда я брился, появился местный чиновник со словами: «Все жители Гоа спрашивают, как вы спали». Плохо только одно: дьявольский шум в гостинице, которая еще достраивается. Шум такой, что даже читать невозможно. Я, впрочем, почти весь день отсутствую.

Как же мне тебя жаль — сидишь в своем ледяном доме.

Индусы почитают коров ничуть не меньше, чем ты.

С любовью, Ивлин.

* * *

Лоре Во

5 января 1953 Мисор

Дорогая моя Лора,

Индия похожа на Стинкерс. По садам, поедая цветы, бродят коровы. Низшие классы называют меня «master»[157], что для меня вполне привычно. Все воскресенье проскучал в Бангалоре. За обедом угостил кьянти двух итальянских иезуитов. Пришли в неописуемый восторг. Один из них сказал: «Когда я сегодня утром ходил к мессе, мог ли я думать, что за обедом буду пить кьянти!» И то сказать, не об этом надо было думать.

В баре повстречал англичанина. Сказал ему, что приехал посмотреть на храмы. «Индуистская религия, — говорит, — сплошной секс. И обратите внимание, для них секс вовсе не отвратителен, не то что для нас с вами. Они считают его прекрасным».

Сегодня ездил в Серингапатам — о нем ты можешь узнать, если изучишь историю Албемарл-хаус. Дворец султанов Типу как две капли воды похож на «Павильон» в Брайтоне; посмотрел — и меня потянуло домой.

Завтра поеду бог весть куда смотреть скульптуру. Очень утомительно и дорого. Потом планирую податься еще дальше на юг в Мадуру, а оттуда — в Бомбей и домой.

Престарелый индус сбрил мне усы. А также состриг почти все волосы, потом стиснул мой лысый череп обеими руками и постарался его раздавить, после чего сделал попытку сломать мне шею и больно сдавил руки. По всей вероятности, все это входит в процесс, именуемый «стрижка» в этой экзотической стране.