Андрес Неуман - Барилоче

• Название: Барилоче
• Автор: Андрес Неуман
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016

Автор романа «Барилоче» уже известен читателям журнала — в декабре 2015 года, в юбилейном номере, мы публиковали фрагменты «Варваризмов» Андреса Неумана, испано-аргентинского писателя, поэта, журналиста, увлеченного созданием своеобразных «словарей» — глубоко личных, дерзких, отрицающих расхожие представления. Таков же и роман «Барилоче», следующий кредо из словаря Неумана: Красота в рассказе должна быть обоснованной, но само обоснование должно быть красивым. Прилагательные нужно бросать в рассказ, как семена в землю. История пустоты и одиночества в большом городе, поэтичный рассказ о стареющем мужчине, главным событием жизни которого осталась первая любовь в городке его юности. Перевод с испанского Ольги Кулагиной.

---

Кругом ощущалось пятничное оживление. Прохожие на улицах, пассажиры в автобусах, пока еще спрессованные в толпе, уже готовились разбежаться и обсуждали все те же унылые, затасканные темы энергичнее, чем в другие дни. Деметрио закрыл глаза и, ощущая каждый толчок и рывок автобуса, радовался этому дню, предстоящим выходным, вольготности, которую чувствуешь только в пятницу, когда отдых еще впереди.

XVI

Жалюзи, похожие на неторопливые веки исполина, открыли глазам молочное небо. Скудный свет размывал все предметы до белесости. Деметрио раздраженно вспомнил субботу, которую добил при помощи сна. Он не смог ни прогуляться по улицам, ни спокойно почитать газету, время прошло бессмысленно, разрушив привычное течение дня. Даже к столу в гостиной он не присел ни разу. Зато ел, когда попало, смотрел телевизор, почти не понимая, что именно смотрит, вечером лег спать в обычное для нормальных людей время и в конце концов возненавидел такой отдых. Он вышел из комнаты со смутным ощущением, что его обманули, и постарался не смотреть на черные сапоги. Без аппетита поел. Хотел почитать на кухне газету, но мысль о том, что надо идти ее покупать, энтузиазма не прибавила. Мало-помалу он с тяжелым сердцем осознал: воскресенье — это тоскливое тяжкое утро, безрадостный обед в полдень, футбол, крик, Бонбонера и предательство во второй половине дня.

Он принял душ, довольно тщательно оделся, решил не обедать, оставил черные сапоги у двери до своего возвращения и вышел на улицу. Машины сонно проплывали между тротуарами. Чакарита томилась, ожидая полудня. Деметрио дошел до остановки. Старик, немного похожий на Коротышку, наблюдал за ним, опершись на палку. Деметрио закинул голову к небу, ощутил на лице вязкое прикосновение света, ветерок холодил влажные волосы. Он огляделся: город втягивал голову в плечи. Деметрио решил не ждать и пошел на станцию «Лакросе». По мере того как он спускался по матовым металлическим ступенькам, картина вокруг становилась все подозрительней. Он чувствовал, что старик идет за ним следом, и ускорил шаг, стараясь быстрее оказаться под землей. Обернувшись пару раз, он ступил на эскалатор и съехал на платформу. Там он заглянул в тихую темноту тоннеля и сначала ничего не увидел, но вдруг расширяющаяся точка и нарастающая дрожь лишили рельсы покоя, все напористей возвещая о себе; визг усилился, и вот уже его ослепило мощное, дурманящее око; сталь надрывалась в преумноженном грохоте, ускоряющем темп, пока не заполнила весь тоннель и всю платформу, окончательно оглушив Деметрио. Двери распахнулись, он шагнул внутрь. Состав тронулся, но, оказавшись в вагоне один, он на какой-то миг забыл, куда едет.

На станции «Карлос Пеллегрини» Деметрио вышел и окунулся в серый полдень. Хотел было пройтись пешком, но невыносимая лень не позволила. Доехав на автобусе до парка «Лесама», он пересек его, как оазис: здесь чувствовался город, радость воскресенья, населенного голосами, велосипедами и запахом яблок в карамели, танцующей осью с лошадками, которые то взлетали, то опускались, держа на спинах маленьких удивленных наездников, футболистами, бредившими футболом и делившими в игре пластмассовый мяч, другими велосипедами, двухколесными и трехколесными, неутомимыми качелями; одеждой и мелким гравием, непрерывной беготней туда-сюда, взявшись за руки, продавцами прохладительных напитков, бесчисленными деревьями. Деметрио задержался на краю парка и немного побродил по листьям и земле. На другой стороне дороги он опять прибавил шаг и добрался до Боки, до одной из улиц, которую хорошо знал и люто ненавидел, до заброшенных железнодорожных путей, покрытых травой, до растрескавшегося асфальта, до того угла, где собирался тайком ждать, пока Негр выйдет из дома и отправится в «Бомбонеру».

Он ушел ровно в семь, хотя знал, что Негр, скорее всего, вернется не раньше восьми, а может, и позже, если друзья напьются или если команда выиграет. Снова миновал те же непригодные ржавые рельсы, прошел по той же улице. Он еще чувствовал запах женского тела и духов, легкий, тошнотворный, провоцирующий отвращение, но, одновременно, желание и забытье. В паху до сих пор пульсировала кровь, приятное тепло разливалось внизу живота, он чувствовал что-то вроде отголоска прикосновений сбоку от ягодиц и вокруг талии, жжение от укусов на шее, легкую спутанность волос на руках и густой кисло-сладкий привкус у основания языка. Но от всех этих приятных мелких ощущений отвлекал глухой, назойливый голос, заставлявший его испытывать отвращение, отвращение к самому себе, к раннему воскресному вечеру, к тому подлейшему безразличию, с которым он думал о завтрашнем утре и о Негре.

XVII

Альстромерии, скопление пятен пшеничного цвета. Постаревшее небо теперь стало заметнее: на него указывает араукария (ствол дерева покрыт светотенью; слева, со стороны берега, в облаках начинается странное волнение, угрожая лазурным прорехам). А вот этого не было: на другой стороне взметнулась макушками мачт сосновая роща. Линия горизонта, которой пока нет, ограничит бег воды, над ней высятся кряжистые хребты большой горной цепи, гигантской костлявой рептилии. Пока в складках ее кожи лежит лишь немного мертвенно-бледного холода, вырисовывается только одна из вершин.

Он задает себе вопрос, не прячется ли где-то в тени, в какой-нибудь выемке этого пейзажа, может быть, за альстромериями, на камне у берега, прекрасная, манящая фигура с бледным лицом, с копной волос цвета тусклого, подернутого пеплом рубина, этих вечно струящихся, пунцово-красных нитей, которые он желал, перебирал, нюхал холодным вечером, наполненным травами и видениями.

Гроза надвигается и ветер нагоняет пугающие, черные громыхающие тучи. Вода перемещается, вспениваясь на ходу.

XVIII

Пока они застегивали спецовки, он не сводил глаз с Негра. Дул порывистый ветер. Ночью отбросы начинали бродить, и смрад заставлял содрогнуться даже самых бывалых. Деметрио следил за движениями Негра, который никак не мог справиться с «молнией». Наконец он помог ему и поторопил его. Негр коротко кивнул, они сели в грузовик и выехали из гаража.

А знаешь, что? Моя жена, похоже, образумилась, поверь, дружище, уж я-то за ней внимательно слежу. Бедняге хорошо досталось, я ей устроил разгон от души, всю ночь мозги вправлял, а она сидела паинькой и помалкивала. Да, знаю, хотел ее бросить, избить до смерти, но что поделаешь, Деметрио, нужно прощать, если хочешь, чтоб и тебя прощали, и потом, она права, как я могу подложить такую свинью детям, ведь они еще маленькие, и что же, прожив в доме столько лет, мне уходить? В другой дом? Нет уж, дудки! Дело ясное: вцепилась в первого встречного болвана и трахнулась с ним от тоски и одиночества, как ты и говорил, именно так все и случилось, да прямо в моем доме, это-то меня больше всего и бесит. Но я не олух какой-нибудь, сразу смекнул, потому что вижу, она постель меняет, хотя меняла только вчера, ха-ха, своему папочке пудри мозги, не мне. Ну, этим и кончилось, сказал ей пару ласковых, но ты б ее видел, Деметрио, клянусь, не узнал бы: на коленях стояла, сплошное раскаянье, говорила, что любит меня, что неужели за одну ошибку я так ее накажу после десяти лет преданности. Зато теперь готовит — пальчики оближешь, как в доброе старое время, ждет меня и всегда не прочь идти со мной в комнату, святая душа. Деметрио кивнул, хлопнул его по плечу и сказал, правильно поступаешь, Негр. Улица Дефенса терялась впереди, как узкий темный коридор. Какой-то звук привлек внимание Деметрио и заставил внимательно прощупать пакет — он снял перчатки, развязал узел и нашел на дне несколько кусков фарфора. Это было десертное блюдце, расколотое на три части. Белое блюдце из старого дома, где подают чай. Он нагнулся, положил на землю осколки и сдвинул их вместе; оказалось, что в середине недоставало треугольного кусочка. Торопливо порывшись в пакете, он ничего не нашел. Тогда соединив, как сумел, осколки, он связал пакет и запрыгнул в грузовик, оставив блюдце на углу Дефенсы — сервировку для угрюмого холода.

XIX

Прощание с Коротышкой назначили на семь вечера среды, а похороны — на следующее утро, в восемь. Узнав об этом от расстроенного официанта, которому сообщил неизвестно кто, Деметрио и Негр договорились созвониться и решить, могут ли они пойти. Нужно было выяснить, отпустят ли Негра со второй работы, при условии, что Деметрио откажется от вечернего сна. Негра не отпустили, по крайней мере, так он сказал. Тогда они попробовали договориться с мусороуборочной компанией и получили ответ, что все решаемо, но им урежут на полтора часа отработанное время (или на два, для круглого счета), с шести тридцати до восьми — на официальное время разгрузки мусора. Деметрио предложил выйти на работу в час ночи. Негр отказался, сославшись на усталость, начальство его поддержало, напомнив, что в час ночи тот грузовик, который они оба так хотели получить обратно, будет еще занят и освободится только в три, и что, как ни крути, перестановки смен и изменение графика работы машин потребуют перетряски всего рабочего расписания, но ради полуторачасовых похорон компания на это не пойдет. В конце концов было решено, что они закончат смену раньше, и им вычтут два часа, хотя, судя по их лицам, такое решение никого не обрадовало.