Иван Евсеенко - Заря вечерняя

• Название: Заря вечерняя
• Автор: Иван Евсеенко
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-268-00193-0

Проблемы современной русский деревни: социальные, психологические, бытовые — составляют основное содержание сборника. Для прозы воронежского писателя характерны острота постановки социальных вопросов, тонкое проникновение в психологию героев. В рассказах и повестях нет надуманных сюжетов, следуя за потоком жизни, автор подмечает необыкновенное в обыденном. Герои его произведений — скромные труженики, каждый со своим обликом, но всех их объединяет любовь к земле и работе, без которой они не мыслят человеческого существования.

---

Пока Афанасий шел, торопился вслед за Надеждой, та успела все выложить ему про воду:

— Мать послала меня утром за картошкой, а я смотрю, она плавает.

— Так уж и плавает! — попробовал Афанасий повернуть все на шутку, но сам он уже чувствовал, что дело тут нешуточное, серьезное.

Картошку, конечно, они перенесут куда-нибудь в дом, в сухое место, воду вычерпают. А что дальше?! Вода эта не дождевая, не талая, а подземная. Она сама по себе из-под земли пришла, сама по себе и уйти должна бы. Ну, а если не уйдет, тогда как?! Тогда придется Володе распрощаться с погребом, тут уж ничего не поделаешь, воду эту подземную не победишь.

Володина мать, все лето тяжело и опасно болевшая у старшей дочери в городе и лишь недавно вернувшаяся в Старые Озера, встретила Афанасия возле погреба с корзиною в руках.

— Сроду такого не было, чтоб в погребе вода, — принялась она жаловаться Афанасию.

— Не было, а теперь вот есть, — опять вроде бы с шуткою ответил тот, а сам между тем осматривал погреб, прикидывал в уме, как лучше вытаскивать картошку, которая действительно плавала.

— Неси, резиновые сапоги! — приказал он Надежде.

Та поспешно кинулась в дом и через минуту поставила перед Афанасием Володины рыбацкие сапоги с высокими отворотами. Афанасий тут же возле погреба переобулся и, захватив корзину, начал спускаться по скользким, мокрым ступенькам.

Вода была студеной, и даже сквозь резину обжигала ноги, но Афанасий вскоре притерпелся. Приладив корзину на широкую полку возле стены, где стояли всякие банки и кувшины, Афанасий принялся выбирать картошку, уже кое-где начавшую подгнивать.

— Ну, что там?! — крикнула ему со двора Анна Митрофановна.

— Да что, — ответил Афанасий, — перебирать надо, сушить!

— Вот горе-то! Ее и сушить негде, Володька ведь подполье засыпал.

— Пока заносите в дом, — командовал дальше Афанасий, — а там видно будет.

— А как же Петька? — встревожилась Надежда. — Застудится ведь.

— Ничего, доченька, — стала утешать ее Анна Митрофановна, — мы его в вашу комнату перенесем, натопим пожарче, и, даст бог, все обойдется.

Надежда вздохнула, поправила выбившийся из-под фуфайки платок и подхватила первую корзину.

Анна Митрофановна тоже потянулась было к корзине, чтоб помочь Надежде, но та строго отстранила ее:

— Вы за Петькой смотрите, а мы с дядей Афанасием сами справимся.

— И то правда, — безропотно согласилась с ней Анна Митрофановна, должно быть чувствуя, что с ее здоровьем такую работу не осилить. Она подобрала в фартук две-три картошки, оброненные Надеждой, и пошла к Петьке.

Афанасий оглядел теперь погреб повнимательней. Кроме картошки, в нем хранилась еще свекла, морковь, стояли банки с соленьями: огурцами, помидорами, капустой и, конечно же, с грибами. Володя и Надежда хозяева хоть и молодые, а запасливые, расчетливые, вон сколько всего на зиму заготовили. Только как теперь все эти запасы в таком погребе хранить?! Если вода не отступит, то бочки придется, наверное, тоже выносить, иначе они тут сгниют вместе с огурцами-помидорами.

Руки у Афанасия от холодной воды одеревенели, не слушались. Надежда давно уже стояла возле двери, а он никак не мог набрать очередную корзину. Но потом все наладилось: Афанасий хорошенько растер руки друг о дружку, и они размялись, ожили, все больше наливаясь упругим рабочим теплом. Афанасий повеселел, дело у него заспорилось. Надежда теперь даже не успевала относить корзины. Но вскоре минутное это веселье у Афанасия прошло. Чем дальше он пробирался к земляному залитому водой полу, тем чаще попадалась ему гнилая картошка. Чтоб не расстраивать Надежду, он помалкивал, а у самого душа болела. Сколько работы, сколько труда вложено в каждую эту картофелину от весенней пахоты до осенней уборки! Садили ее, окучивали, спасали по-соседски целой бригадой от колорадского жука, потом, не торопясь, под лопату выкапывали кустик за кустиком, перебирали, носили в погреб. И что ж теперь — гниет она ни за что ни про что, неизвестно по чьей вине… А Надежда все жаловалась, все корила себя за допущенную оплошность:

— И как это мы раньше недосмотрели?! Ведь в погреб через день ходили!

— А как тут досмотришь, — утешал ее Афанасий. — Сверху картошка небось сухая была?

— Вроде бы сухая. А у вас как, не смотрели?

— Пока не смотрел, — ответил Афанасий, скрывая от Надежды тревогу за свой погреб.

Все подворье у Афанасия: и дом, и сарай с поветью, и погреб — стояло хоть и неподалеку от моря, но на высоком месте — на горе, как говорили в Старых Озерах. Воды в погребе вроде бы не должно быть, но проверить, конечно, надо. Теперь всего можно ожидать…

К вечеру на подмогу Афанасию и Надежде подоспел Володя. Он сразу спустился в погреб, по-хозяйски осмотрел его, потрогал кирпичные неоштукатуренные стенки, из которых кое-где просачивалась вода, и принял решение, особенно как будто и не расстраиваясь:

— Завтра приеду с ребятами, воду откачаем, а потом пол зацементирую — и можно картошку заносить назад!

— Подождал бы до лета, — сказал Афанасий.

— Почему?

— Если это воды грунтовые, то поднимут они твой цемент в два счета.

— Не поднимут, — настраивал себя по-боевому Володя. — Что ты, дядь Афанасий, всего боишься?!

— Да я не боюсь, — ответил Афанасий, но дальше спорить с Володей не стал.

Может, Володя и прав. Утрамбует он хорошенько пол щебенкой, зальет цементом в ладонь, и никакая вода не просочится, будь она хоть грунтовой, хоть дождевой…

Выбравшись из погреба, Володя потребовал у Надежды мешок, тут же опрокинул в него три корзины картошки и, ловко подхватив на плечо, понес в дом.

— Вот неугомонный, — улыбнулась ему вслед Надежда.

Афанасию понравились эти ее ласковые женские слова, сказанные вроде с упреком, но на самом деле с одобрением и любовью. Екатерина Матвеевна, помнится, в молодые годы тоже не раз так вот выговаривала Афанасию, если он задерживался где-либо в лугах до ночи. Теперь, понятно, у них разговоры другие, стариковские, но вспомнить есть что…

А Володя уже бежал с пустым мешком назад, смеялся, шумел, покрикивая на Надежду и Афанасия:

— Что вы тут все шушукаетесь, а?!

— Тебя обсуждаем, — не осталась в долгу Надежда.

— Ах, так! — напустил на себя суровость Володя. — Кто тут хозяин?!

— Ты, ты, — загородилась от него руками Надежда. Потом стала расправлять мешок, чтоб Володе удобней было высыпать туда картошку.

Словом, работа теперь вроде бы даже перестала у них походить на работу, а беда на беду. Так, небольшое огорчение, о котором и говорить много не стоит…

Закончили они выносить картошку уже в темноте, при электрическом свете. Бочки решили оставить на завтра — воды в погребе было не так уж и много, чуть выше щиколотки, так что особого вреда за ночь она не причинит.

Афанасий ненадолго зашел в дом, чтоб помыть руки, передохнуть. Из горницы дохнуло на него сырым картофельным запахом. Потолок и стенки покрылись паром, замокрели. Анна Митрофановна разгребала ухватом картошку по всему полу, оставляя лишь узенький проход в боковушку, где попискивал Петька. Увидев Афанасия, она опять начала жаловаться:

— И куда ее теперь девать, ума не приложу?

— Можно к нам в погреб, — предложил Афанасий, — пусть только просохнет.

— Зачем это к вам? — вспыхнул, запротивился Володя. — Пока полежит под кроватью, а там свой налажу.

— Ох, наладишь ли? — засомневалась Анна Митрофановна.

— Налажу, мать, налажу, не велика задача!

— Ну, смотри, — Анна Митрофановна прислонила в уголок возле печи ухват и принялась накрывать на стол, достала даже из холодильника бутылку вина. Но Афанасий отказался от угощения и начал собираться домой:

— Пойду помалу, а то моя будет волноваться.

— Дядь Афанасий, — кивнул на бутылку Володя, — оставляешь в беде!

— Ничего, справитесь, — усмехнулся Афанасий и уже пошел было к двери, но на минуту задержался и спросил Анну Митрофановну: — А вы на зиму картошку в яму закапывали?

— Закапывали, а как же, — ответила та и насторожилась.

— Надо бы проверить. Вдруг и там вода.

— Ну, это ты, дядь Афанасий, брось, — вмешался в разговор Володя. — Картошка у нас за сараем закопана, а там место высокое — воды быть не должно.

— И все-таки проверить не мешало бы, — уже понастойчивей посоветовал Афанасий.

— Ох ты господи! — совсем разволновалась Анна Митрофановна. — А ведь и правда, придется откапывать: Володька яму выбухал в два метра.

Володя еще немного посопротивлялся, поспорил, а потом отступил, боясь, наверное, расстраивать мать:

— Ну, ладно, откопаем. В субботу подмогнешь, дядь Афанасий?

— Конечно, подмогнем, — ответил тот, имея в виду и себя, и Екатерину Матвеевну. Работа с ямой на холоде предстоит тяжелая, и тут надо наваливаться гуртом.