Сергей Лойко - Аэропорт

• Название: Аэропорт
• Автор: Сергей Лойко
• Издательство: Брайт Стар Паблишинг
• Жанр: О войне
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-2665-67-3

«Аэропорт» — это не хроника, не расследование, не летопись. Это художественный вымысел, основанный на реальных фактах. В книге много персонажей, много переплетающихся драматических сюжетных линий. Роман не только и не столько о войне. Он и про любовь, про предательство, страсть, измену, ненависть, ярость, нежность, отвагу, боль и смерть. Иными словами, про нашу сегодняшнюю и вчерашнюю жизнь.

Действие романа начинается в Аэропорту и разворачивается по минутам в течение последних пяти дней более чем 240-дневной осады. Хотя роман основан на реальных фактах, все персонажи — плод художественного вымысла, как и название Аэропорта.

Маленький украинский гарнизон Аэропорта денно и нощно отражает атаки противника, многократно превосходящего его в живой силе и технике. В этом разрушенном до основания Аэропорту коварные и жестокие враги сталкиваются с тем, чего не ожидали и чему не могут поверить. С киборгами. Враги сами так назвали защитников Аэропорта за их нечеловеческую живучесть и упрямство обреченных. Киборги, в свою очередь, врагов прозвали орками.

Вместе с киборгами в Аэропорту находится американский фотограф, который по ряду причин переживает эту необязательную войну как личную драму. Его глазами, словно в калейдоскопе, в перерывах между боями в Аэропорту читатель также увидит всю историю того, что объективные историки назовут не иначе как российско-украинской войной.

---

Ника прислонилась лбом к холодному зеркалу в прихожей, потом отстранилась, посмотрела себе в глаза. Обхватила голову сзади руками.

Накануне ночью ей звонил Степан. Прощался. Ему дали роту спецназа ВДВ. Они уезжали в Солегорск. Больше он ничего не сказал.

Ника набрала его номер. Степан ответил. Сигнал был очень плохой.

— Степане, Степане, любий, врятуй його![145] — закричала она в трубку, но связь прервалась — сигнал ушел.

Степан ничего не услышал. Начиналась операция. Его роте предстояло с ходу взять высоту № 22 над Солегорском, где раньше располагалась учебная вертолетная площадка.

На нескольких БТРах рота выдвигалась с двух сторон к высоте. Артподготовка не требовалась. По сведениям разведки, в ангарах и вокруг них было не больше отделения. Одно пулеметное гнездо. Отношение расслабленное.

А Ника так и не поняла, услышал он ее или нет.

* * *

Бронированный «Мерседес» остановился перед СБУ, возле массивной баррикады, наполовину состоящей из «отжатого» у украинских горе-десантников БТРа. Из «Мерседеса» вылез рыжебородый чеченец средних лет в хорошо подогнанном камуфляже, обвешанный гранатами, ножами и пистолетами, как новогодняя елка в Суворовском училище.

Стоя у баррикады, не заморачиваясь на постовых, он позвонил Расстрелу. Дыркин появился ровно через две минуты, в кителе, в ремнях, в фуражке и галифе. Они обнялись по-кавказски, в полкорпуса. Долговязый Дыркин отвел крабообразного приземистого Бараева на пару шагов в сторону от машины и сказал ему почти на ухо:

— Клиент готов и ждет, как заказывал. Мы его отвезли в укгомное место. Там вам никто не помешает. Это на гоге Кагатуг, на южной окгаине. Там бывшая база вегтолетчиков. Там вас никто не услышит, ха-ха-ха! Вот Ваня вас пговодит. У вас есть еще одно место в машине?

— Найдется, брат. Спасибо. За мной долг.

Чеченец показал молодому казачку, вооруженному одним дробовиком, на переднюю пассажирскую дверь. Сам сел сзади. Ехать до горы по пустому городу минут пять.

Шамиль откинулся на спинку кожаного пассажирского кресла, включил подогрев сиденья и массаж спины и закрыл глаза.

Он убил своего первого русского в 1995 году. Из автомата. А первый раз горло перерезал в 1999 году в дагестанском горном селе. Они вошли в село без выстрелов и захватили пятерых русских солдат и офицера. Они связали им руки, положили на землю сразу на выезде из села, оставили охрану и проверили все село. Никого больше не найдя, вернулись к кавказским пленникам. Они уже знали, что будут делать.

Резали по одному, чтобы продлить удовольствие. Можно только догадываться, что испытывали те, остальные, которые лежали лицом вниз, слыша хрипящие звуки, вылетающие из горла их умирающего товарища, и ожидая своей участи.

Когда первая жертва перестала свистеть раскрытым горлом и биться в конвульсиях, боевик наступил теплому еще мертвецу ногой на грудь, левой рукой поднял за волосы его голову с открытыми остановившимися глазами на выкате, и огромным кинжалом двумя-тремя привычными движениями полностью отрезал ее от туловища. Он поднял ее высоко над головой и закричал «Аллаху акбар!», потом бросил себе на ногу и с лета ударил по ней, как по футбольному мячу. Голова отлетела метров на десять и упала в невысокую, недавно скошенную траву.

Остальные засмеялись. Молодой чеченец подбежал к голове и тоже ударил по ней ногой. Человек пять встали в круг и, веселясь, перепасовывали этот кровавый мяч.

«Мальчишки», — подумал Шамиль, стоя в сторонке и снисходительно улыбаясь.

В это время один молоденький русский солдатик успел как‑то распутать себе руки, вскочил и зигзагами побежал по полю к лесу. Все бросились было за ним, но Шамиль остановил их окриком:

— Он мой!

Взяв снайперскую винтовку у одного из своих бойцов, он встал на колено, прицелился и выстрелил. Пуля попала убегающему солдату в бедро. Тот упал с разгону и перевернулся через голову, потом еще раз перевернулся, попытался встать — не смог, и, превозмогая боль, подтягивая рукой ногу, пополз дальше, оставляя на траве кровавый след, по которому и шел неспешно, по-крабьи, чеченский волк. В руках у него вместо винтовки был здоровенный тесак.

Бараев помнил все, каждую секунду: как солдатик плакал, умолял пощадить его, что‑то лепетал про маму, и как он поставил ему ногу на грудь. Взял трясущегося и рыдающего русского рукой за волосы немедленно, глядя ему в глаза, перерезал горло.

Машина остановилась на горе. Шамиль вышел из машины. Шагать было неудобно. Мешала эрекция.

* * *

Алексей пришел в себя. Он сидел на стуле в каком‑то старом темном ангаре. Руки и ноги его были накрепко прикручены скотчем к спинке и ножкам стула. В ангаре, кроме него, никого не было.

Сквозь дыры в проржавевшем железе над головой проникали лучи света. Все было, как в голливудских боевиках, с точностью до мельчайших деталей.

Спасибо, хоть не как в его любимом рассказе «Колодец и маятник» Эдгара Алана По. Хотя все возможно. Алексей закрыл глаза: сейчас стены ангара начнут сдвигаться, и все вокруг медленно-медленно раскалится докрасна. Но опускающуюся поволоку готического ужаса вдруг разрезал близкий выстрел, потом второй, третий... Ближе и ближе... Алексей сидел, не открывая глаз. Стреляли рядом, но не в него.

Послышался лязг железной двери. Свет ослепил его, и он невольно закрыл глаза. Когда же снова их открыл, перед ним стоял не освободитель Толедо генерал Лассаль, а командир десантно-штурмовой роты, капитан Степан с позывным «Бандер», его старый знакомый. Алексея развязали, и Степан вывел его на свет. Смотрел на него и не мог поверить своим глазам.

— Звiдкиля ти тут узявся, чому завше на моему шляху?[146]

— Я не знал, что это твой путь. Прости.

Они обнялись.

* * *

Выстрел. Его водитель Махмуд падает. Шамиль и Ваня бегут к машине. Выстрел. Падает Ваня. Очередь. Пуля попадает Шамилю в броник, сбивает его с ног. Он лежит несколько секунд, потом вскакивает, бежит к машине. Выстрел — мимо. Очередь — мимо.

Он влетает в машину и падает на водительское сиденье. С размаху хлопает дверью. Ключ в замке. «Махмуд, век не забуду! Мамой клянусь». Разворачивается на месте, поднимая облако пыли, вжимает педаль газа в пол. Пули барабанят по пуленепробиваемому стеклу, как град. Сумерки сгущаются над Толедо, пардон, над Солегорском.

* * *

Алексей и Степан сидят в сторожке бывшего завода — в штабе его роты. Алексей рисует по памяти баррикады террористов в Солегорске, отмечая, где и сколько людей и чем они вооружены.

— Ось так все до дрiбниць пам’ятаеш?[147] — удивляется Степан, показывая рукой дежурному с чашкой чая у окна, чтобы оставил их одних.

Дежурный кивает, выходит, закрыв за собою дверь.

— Память с детства хорошая, — не поднимая головы от плана, отвечает Алексей.

— I всi марки зброi назубок, так?[148]

— Я военный корреспондент.

— Зрозумiло, а ось тодi скажи менi, вiйськовий кореспондент с гарною пам’яттю, ти часом не забув, що в тебе е дружина, син, онуки?[149]

— Это ты к чему? — Алексей поднимает голову и тут же валится со стула от тяжелого удара в челюсть. Зубы целы, но губа разбита и кровь идет. Алексей ожидал чего‑то подобного, но не думал, что так сразу. Не подготовился.

Он вытирает кровь, поднимается с бетонного пола и молча смотрит на Степана. Сейчас он пропустит еще один, последний удар. Степан должен «выговориться». Через миг Алексей снова на полу. Кровь идет еще сильнее. Зубы все еще целы. Не вставая, поднимает голову на Степана:

— Это что было?

— А то сам не знаеш? У самого сiм’я, кохана дружина, а вiн уводить дружин у iнших.[150]

— Это ты о чем?

— Не про що, а про кого. Про Нiку. Ти не знав, що вона моя наречена?[151]

Алексей медленно поднимается на ноги. Кровь продолжает стекать из разбитого рта. Тяжелые капли с подбородка падают на пол.

— Знал. Но ведь не жена.

— Ми мали сьогоднi одружитися.[152]

— У нас ничего не было, — врет Алексей. Он не знает, что еще сказать.

Степан в бешенстве размахивается для следующего удара и... сам оказывается на полу. Теперь кровь из рассеченной левой брови заливает ручьем его лицо. У Степана легкая контузия. Он трясет головой, не в силах подняться, как в нокауте. Алексей про себя считает до десяти.

«Не вставай, плиз, Степа, друг мой, а то придется еще раз стукнуть», — говорит Алексей про себя. Словно внимая внутреннему голосу своего спарринг-партнера, Степан остается растерянно сидеть на полу.

— Ну почему перед тем, как вместе спасти мир, хорошие парни, словно в плохом кино, должны обязательно сначала разбить друг другу морды? — с этим риторическим вопросом Алексей протягивает Степану руку.

После некоторой паузы тот принимает руку, тяжело поднимается и сразу садится на стул.