Сергей Волков - Затворник

• Название: Затворник
• Автор: Сергей Волков
• Жанр: Фэнтези

«Твой род, и земля сгинут в крови и пламени» — перед смертью предсказал князю черный колдун-затворник. И вскоре его пророчество готово сбыться: На границах гремят войны, междоусобная вражда вот-вот разорвет страну на клочки, пробуждаются темные силы, ушедшие вместе с колдуном. И думать-не думал бы соваться в эти события парень Пила, если бы однажды возле его городка не появился странный проезжий…

---

Дорогу до уже открытых полуденных ворот одолели в четверть часа. Стражники, извещенные о ночной поножовщине, пропустили без разговоров, да и без извещений было ясно, зачем и куда идут. Здесь приставленный Зайцем слуга показал дорогу к месту проводов, и дальше тронулись так же безмолвно.

Добравшись на яр, Пила со спутниками аккуратно опустили тело на траву. Место здесь и правда было прекрасное: Позади с одной стороны темнела вдоль реки Новая Дубрава, на самом высоком и видном месте красовались разноцветные крыши и башенки боярских хором детинца. С другой стороны, вокруг подножия прибрежного холма, цветущий лес пестрел белым и сиреневым, словно сад. Внизу под обрывом струилась неширокая здесь Песчанка — в песчаных берегах, потому наверно так и называлась, а за ней, сколько хватало глаз, зеленые поля и рощи…

Поэтому, из-за красоты, дубравцы и приносили прощаться сюда — тут и там виднелись следы старых и новых кострищ. Многие прорастали травой и уже почти стерлись. Был в городе и особый человек, который собирал угли и пепел, дробил неперегоревшие кости, и увозил развеивать над полем.

Прислужники сняли с телеги и расставили стол и скамейки. После все вместе разгрузили воз, и сложили из поленьев четырехугольную стопку, длинной в полтора обхвата, а шириной и высотой — в два локтя. Покойника, не открывая мешка, положили сверху, лицом к небу, ногами — к полудню. Тогда работники отогнали телегу чуть в сторону, и сами расположились передохнуть поблизости. Коршун и Клинок сели за столом, а Пила, согласно обычаю — как ближайший родич, стал разводить огонь. Едва береста и мелкие щепочки разгорелись, он отошел и присоединился к товарищам за столом. Поленья, хорошо просушенные в гостиничной дровнице, занимались мигом, и огонь охватывал помост и лежащее на нем тело прямо на глазах.

Клинок налил из туеска вина в три кружки, и подвинул Пиле и Коршуну.

— Пей, да начинай, брат-пильщик. — сказал Коршун.

Пила выпил, не закусив протер губы рукавом, и начал песню.

Этим песням в Горюченском отцы сыновей не учили, не повторяли друг перед другом их слов — старшие их только пели по случаю, а младшие — таков был обычай и долг — тогда же запоминали. На памяти Пилы, их перепели множество раз, особенно в Позорные Годы, да и после тоже. Отец при Яснооке пел, провожая мать и дочь, и еще двух дочерей — в малолетстве Пилы, тогда же он простился со своими стариками. В других семействах тоже провожали, иные — и не по одному человеку, Пиле было, когда запоминать слова. А что не удавалось запомнить — то приговаривали по-своему, и уже такими прощальные песни запоминались детям и внукам.

Допев первую песню, Пила выпил еще, и разламывая хлеб, проговорил, также нараспев:

— Ты как все, пришел от Неба и Земли. И идешь в свой черед, как нам всем уходить, по огню и дыму, как по лестнице. Еще спал ты слеп под сердцем матери, а костер твой уже стоял сложенный. Так и всем на свете путь указан отроду, к Вечному Небу и к Сырой Земле. Мы поем, тебя провожая в путь, люди в свой черед и про нас споют. И под песни нашу преломят плоть. Тогда нашей силе — быть их силой, А нашей жизни — быть их жизнью. А мы в правнуках возвратимся вновь, и откроем глаза белому свету. И ногами ступим по сырой земле… Смерть тебе пришла, завтра мне придет, А жизнь — вечная…

Все выпили, закусили хлебом, и Коршун сказал:

— Это верно. Может быть, что так оно и есть. Жизнь — она вечная… И все мы когда-нибудь, умрем, но потом снова вернемся на белый свет.

— Только злыдням не видать вечной жизни. — сказал Клинок — Они себе выбрали другое — не по-людски, ни как им судьба положила, а захотели обмануть саму природу, и своим бесовским колдовством продлить себе век. За это ни Земля, ни Небо их не примут, и не возвратят к новой жизни. А обманывать судьбу без конца даже им не под силу, как они не хитры…

— А в Хворостове ведь не так говорят про жизнь и смерть? — спросил его Коршун.

— Нет, не так. И там огню не предают, а хоронят — закапывают в землю. Там верят, что после смерти люди попадают в подземный мир, где правит подземный царь. Мертвых он судит по их делам, а те, кто раньше умерли, говорят про зло, или добро, которое человек сделал им при жизни. И говорят они всю правду.

— Что ж, тогда злыдню тоже лучше на тот свет не спешить. — Сказал Коршун — Потому, что когда он явится перед подземным царем, то и твой — кивнул он Пиле — брат, и тот витязь, в теле которого он к вам приехал, и еще много, кого он погубил, укажут на злыдня окровавленными перстами…

— А про Краюху тогда бы так сказали: — сказал, подумав Пила — «Был он хоть и бестолковый, и работать не любил, зато парень был добрый и честный!»

Огонь тем временем охватил весь дровяной помост, и пылал, вскидывая языки пламени вверх больше чем на обхват.

Пила пропел другую песню. Когда замолчал, то выпили снова, и запел уже Коршун — То ли прощальная была его песня, то ли нет, но говорилось в ней тоже о мертвых: О том как духи злодеев, предателей и подлецов после смерти бродят, спотыкаясь, в темных закоулках призрачной страны, слепые и бессильные, и не могут обрести ни света, ни умиротворения. Люди же добродетельные, скончавшись, мирно блаженствуют, а герои и мудрецы — возвышаются среди прочих мертвых, и стоят рука об руку с богами, словно советники и воины… Так верили в Стреженске.

Спели еще немало песен пока горел огонь, а когда угасли над грудой углей последние язычки, то допили вино со дна туеска, съели оставшиеся от каравая корочки, встали из-за стола, и пошли в город. Слуги, увидев это, запрягли пасшеюся лошадь, забросили стол и скамейки в телегу и тоже поехали восвояси.

В комнате Пилу, Коршуна и Клинка встретил Рассветник. Пила, увидев его, прям испугался — на воине лица не было. Он был бледен, как Вепрь вчера, с темными синяками вокруг глаз, и чуть заметно трясся. Движения я речь его были медленными, и неловкими, словно Рассветник был очень слаб. Пила подумал, что спать он так и не ложился, и от Вепря с ночи не отходил, но и этого ведь недостаточно, чтобы так измотаться… Но все же, когда товарищи вошли, он встал с лавки поприветствовать их.

— Здравствуй! — поспешил Коршун поздороваться в ответ и усадить измученного друга. — Ну что, как ты?

— Ничего. — негромко, как будто чуть присипшим голосом, сказал Рассветник, усаживаясь обратно, а затем и ложась — Вепрю я, вроде бы, сумел помочь, он теперь поправится. Но к нему сами потом сходите, а сейчас он спит. И мне бы тоже передохнуть надо.

— Отдыхай, отдыхай, брат! — сказал Коршун — Тебе, вижу, тоже досталось…

Коршун с Пилой остались в комнате, а Клинок все же отлучился взглянуть одним глазком на Вепря. Вернулся скоро.

— Как он там? — шепотом спросил Коршун.

— Как младенчик. Посапывает лежит. — Ответил Клинок так же тихо- Ну и сила же в нашем брате! — добавил он, кивнув на Рассветника. Тот уже спал мертвецким сном.

— Теперь и нам передохнуть можно? — спросил с надеждой Коршун.

— Отдыхай. — согласился Клинок — Я покараулю.

— Теперь-то зачем? — удивился Коршун — Дело сделано…

— Сделано. Но кто злыдню в городе помогал, мы не узнали и не узнаем теперь, наверное.

— Да есть ли эти помощники вообще? — усомнился Коршун.

— Есть или нет, это нам не узнать. У кого-то же он должен был остановиться. Без него самого они, конечно, вряд ли на что-то решаться — будут тише воды сидеть… Но на всякий случай нам тоже надо ухо держать востро.

— Ну, как знаешь. — ответил Коршун — Если устанешь, толкни меня, я постою.

— Ты, Пила, ложись спать тоже. — предложил Клинок.

— Да нет, не охота…Так полежу. — ответил Пила. Он лег на нерасправленную постель и снова предался своим скорбным думам, но сам не заметил, как через несколько минут задремал.

Когда Пила проснулся, уже вечерело. В комнате стояла полутень. На соседней крыше, за окном, виднелся рыжий отсвет солнца, отходящего к горизонту. Рассветник по-прежнему спал, и кажется, даже в той самой позе, в которой улегся на лавку днем («Словно как на лавку упал, так ни разу во сне не поворочался» — подумал Пила). Клинок отдыхал на своем месте, а караулил уже Коршун. Увидав, что Пила проспался, он поглядел в окно, как бы угадывая время, потом протянулся до лавки Клинка и поворошил его.

— Вставай, солнце садится, кушать пора.

Рассветника поднимать не стали. Оставлять его одного, спящего и бессильного, Клинок тоже не захотел. Он тихонько вышел в коридор, там переговорил с прислугой, и ужин подали прямо в комнату. Однако едва расставили на столе еду и загремели ложками, как предводитель отряда пробудился сам, и присел на лавке, потирая руки и плечи. Рассветник был взъерошенный, заспанный и словно озябший со сна, но все же выглядел он получше, чем днем — хоть и потрепанный, но видно, что живой, а не тень человеческая. Видно отдых правда пошел ему на пользу.