Йен Макдональд - Бразилья

• Название: Бразилья
• Автор: Йен Макдональд
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-087713-3

2032 год. Случайная встреча вовлекает Эдсона, молодого человека, пытающегося выбиться из нищеты, в опасный мир квантовых хакеров, таинственных двойников и паранойи. Он узнает секрет, способный изменить всю историю человечества, но куда бежать в стране, где царит тотальная слежка?

2006 год. Марселина, амбициозный телепродюсер, в поисках материала для реалити-шоу наталкивается на свидетельства древнего заговора, и вскоре мир вокруг начинает рушиться, угрожая не только ее рассудку, но и жизни.

1732 год. Иезуит Луис Квинн отправляется в Бразилию, чтобы по заданию Святого престола призвать к ответу священника, преступившего законы церкви. Но задание оказывается куда сложнее, и в дебрях Амазонки Луис находит то, что ставит под сомнение не только его веру, но и взгляды на устройство Вселенной.

Три героя, три истории, три Бразилии, связанные через пространство и время, в эпическом романе о природе самой реальности, где ничто не случайно, и даже название с секретом.

---

– Знаешь, ты всегда так философски ко всему относишься. Я бы на твоем месте после такого просто пошел и где-нибудь надрался бы.

«Был такой вариант, но после твоих слов я скорее намажу губы дерьмом вместо помады, чем напьюсь до потери пульса в „Барбозе“».

Марселина представила, как медленно выплескивает кислоту из открытого автомобильного аккумулятора в лицо Лизандры, как по ее белой и бархатистой, словно персик, коже текут кровавые узоры в духе Джексона Поллока. Будет тебе «Пластика в обед», сука.

Гунга[22] проговаривал ритм, басы пыхтели – это пульс города и гор. Медиу был болтуном, небрежно и бесцеремонно разносящим сплетни улиц и баров, новости о жизни знаменитостей. А виола – певицей, она заглушала и басы, и перкуссию – ее мелодия торжественным гимном разносилась на фоне остальных звуков и ложилась на ритмы гунга и медиу, а потом, не переставая трясти ягодицами, скрылась, словно дух самой капоэйры, за ритмичными проигрышами и пассажами, ложными атаками и импровизациями.

Марселина стояла босая в круге музыки, грудь вздымалась, руки были подняты. Пот градом катился по подбородку и локтям, капая на пол. При игры в роде[23] без трюков и обманов не обойтись. Марселина с надлежащей наглостью манит противника поднятой рукой. Ее соперник пританцовывает в жинге[24], готовый атаковать и обороняться, все его чувства обострены. Так нагло вызывать противника на танец – это по-бразильски, в духе жейту[25], в духе малисии[26]. Капоэйристы поют нараспев:

Е-е-е, я шел Прохладным утром
И встретил Великого Сан-Бенту,
Играющего в карты с Псом.

Рода хлопает в ладоши в контрапункт торопливым, звенящим ритмам беримбау. Это с виду такой грубый инструмент, его происхождение от боевого лука явственно проступает в изогнутой форме деревянной верги[27] и туго натянутой, как тетива, струне. Беримбау кажется кустарным: тыква, проволока из автомобильной шины, крышка от бутылки, которая прижата к струне, палка, чтобы извлекать звуки, – в круглом животе инструмента живут всего две ноты. Это инструмент трущоб. Когда Марселина только начала заниматься капоэйрой, то презрительно относилась к беримбау: она же пришла сюда драться, а только потом танцевать. Но танца без музыки не бывает, и когда она выучила порядок, то зауважала дребезжащие просторечные голоса беримбау, а затем разобралась в ритмических тонкостях этого инструментального трио, говорившего всего шестью нотами. Местре[28] Жинга не уставал повторять, что Марселине никогда не получить корда вермелья[29], если она будет пренебрежительно относиться к беримбау. Капоэйра – это больше, чем просто бой. Марсе-

лина заказала себе медиу в фонде местре Бимбы[30] в Салвадоре, духовном доме классической капоэйры Ангола[31]. Медиу так и лежал нераспакованным за диваном. Для Марселины, одетой в красные капри с белыми полосками и короткий топик, бой был тем, что нужно после поражения на работе, которое все еще комом стояло в горле.

Местре Бимба, местре Нестор,
Местре Эзекиел и Кенжикинья,
Все они знаменитые люди,

Которые научили нас играть и петь – поет рода, создав три концентрические окружности внутри влажного бетонного четырехугольного двора, разрисованного святыми культа умбанда[32] и легендарными местре капоэйры, изображенными в прыжках, сочетающих трюки кунфу и изящество балета. И снова Марселина манит соперника и улыбается. Ритм переключается с Сан-Бенту-Гранде[33] на так называемую песню вступления, канту де энтрада – формальность, которой придерживается местре Жинга в своей школе, прославляя былых мастеров капоэйры. Жаир пересекает роду и берет руки Марселины в свои. Они медленно движутся лицом к лицу, так церемонно, будто исполняют форро[34] вдоль круга поднятых рук, голосов и звуков беримбау. Жаир – нахальный парень на десять лет моложе Марселины, высокий, черный и привлекательный, причем последним обстоятельством явно гордится, поддерживает внешний вид и ведет себя с достоинством и уверенностью, граничащими с дерзостью. Он не дерется с белыми и женщинами. Белые двигаются, как негнущиеся деревья или как грузовик со свиньями, едущими на бойню. А женщины вообще никогда не поймут, что такое «малисия». Это доступно лишь парням. А маленькие белые бабы с немецкими именами и белой немецкой кожей – самые смешные из всех. Таким не стоит тратить время на капоэйру. Все равно без толку.

Конкретно эта белая немецкая баба уже дважды удивила его. Первый раз лиричным эс-добраду[35], который начался с ложной подсечки с пола, при этом руки и ноги касались земли, а потом перешел в перекат колесом на одной руке и быстрый удар правой ногой, от которого Жаир увернулся только резко присев в защитную стойку «негачива»[36], подняв руку, чтобы прикрыть лицо. Марселина легко предугадала атакующий удар «мейя луа»[37]. «Е! Е!» – кричат зрители. Второй раз они ахают и громко хлопают, когда Хоффман ныряет в «мейя луа пулада»[38] – бесценный вклад группы Сензала[39] в капоэйру. Боковым зрением она мельком увидела, что местре Жинга присел на корточки со своей резной тростью, словно старый ангольский король, сохраняя при этом каменное выражение лица. Старый козел. Что бы Марселина ни делала, на него это не производило впечатления. «Ты не магистр Йода». Затем наступила очередь «шапеу де кору», удара ногой из положения сидя с опорой на одну руку. Жаир оторвался от земли, а Марселина едва успела упасть на четыре опорные точки, наблюдая, как над головой просвистела нога соперника.

Поначалу капоэйра была лишь очередной модной волной, которую оседлала Хоффман, вечно испытывавшая вампирский голод по чему-то новому и свежему. На Четвертом канале «обеденный перерыв» – слово для лузеров, если только вы не проводите его с пользой. Когда в моде была спортивная ходьба, Марселина первой рискнула выйти на жаркий пляж Ботафогу в спортивных туфлях, костюме из спандекса, в темных очках с узором в виде паучьей сетки и шагомером, отмеряющим канонические десять тысяч шагов. Через неделю несколько ее друзей и куча соперников высыпали на улицу. Потом она услышала сквозь шум автомобильного движения бренчание беримбау, веселый звон агого[40] и пение, доносившиеся из парка Фламенгу[41]. На следующий день она уже присоединилась к ним, хлопая в ладоши, как типичная немецкая блондиночка, пока жилистые парни с голыми торсами крутились колесом, кружились и наносили удары ногой в роде. Местре Жинга просто устроил презентацию своей школы для привлечения новых учеников, но для Марселины это стало Следующим Крутым Новшеством. Капоэйра правила целый сезон, ей посвящали каждый второй питчинг, но потом сдалась под натиском очередного тренда. К тому времени Марселина пожертвовала костюм из спандекса и вышедшие из моды очки в благотворительный магазин, а шагомер подарила соседке с нижнего этажа, сеньоре Коста, которую преследовал страх, что ее муж – лунатик и проходит ночами по улицам километр за километром, воруя всякие мелочи. Марселина же купила себе классический набор из капри с полосками и эластичного коротенького топа и дважды в неделю отправлялась на такси в школу местре Жинга Сильвестре, вверх по серпантину на гору Корковаду, напоминающую женскую грудь, где на вершине, словно торчащий сосок, стоял сам Христос. Она стала адептом этого боевого танца. В конце концов, мода на него вернется снова, так всегда было.

Руки сцеплены, капоэйристы продолжали кружиться. Ночь влажная, и облака низко висели над Тижукой. Теплая сырость задерживала и усиливала запахи: фруктовый и тошнотворно-приторный аромат бугенвилии, нависающей над двориком, где проходили бои, прогорклый дым масла в лампах, которые очерчивали роду, медово-соленую сладость пота, стекающего по поднятым рукам Марселины, плодородную и питательную кислотность ее подмышек. Хоффман разжала руки и отпрянула от Жаира. На одном дыхании беримбау и агого перескочили на мотив Сан-Бенту-Гранде, и на том же дыхании Марселина резко присела на корточки, схватила Жаира за отвороты брюк с узором из черепов с перекрещенными костями, встала и опрокинула парня на спину.

Рода взревела от восторга. Беримбау, казалось, усмехнулись струнами. Местре Жинга сдержал улыбку. Это «бока де калса»[42] – движение такое простое и глупое, что никогда и не подумаешь, что оно может сработать, но потому и сработало. А теперь завершающий штрих. Марселина протянула руку. Как только один из участников предлагает руку, игра закончена. Но Жаир из защитной стойки «негачива» ударил пяткой с разворота – это «армада». Хоффман легко нырнула под его голой ногой и, пока он не успел восстановить равновесие, резко стукнула ему с обеих сторон по ушам – двойной «галопанче». Жаир с воплем упал, смех прекратился, беримбау умолкли. Каркнула какая-то птица. На лице местре Жинга теперь не было и намека на улыбку. Марселина снова протянула руку. Жаир молча отказался, поднялся и вышел из круга, потряхивая головой.