Юрий Иванов-Милюхин - Драгоценности Парижа [СИ]

• Название: Драгоценности Парижа [СИ]
• Автор: Юрий Иванов-Милюхин
• Жанр: Исторические приключения

Заканчивается война с Наполеоном. По Парижу гарцуют сотни терских казаков, а тут ла филь ком сетре, не хуже станичных скурех…

---

А грохот от выстрелов продолжал прокатываться по ущелью через равные промежутки времени, разбойник не жалел зарядов, теперь от страха за свою шкуру. Когда до дерева, за которым он прятался, осталось с десяток сажен, Дарган с силой метнул камень, целясь позади него. Абрек клюнул на приманку, наверное, он подумал, что нырнувший в лес противник решил подобраться к нему сзади. Его суматошных действий хватило на то, чтобы казак за лошадью на дороге нажал на спусковой крючок единственный раз. Раскинув руки, чечен покатился по склону, обрывая полы черкески о ветви кустов. Дарган вложил кинжал в ножны, заторопился на тракт, нужно было проверить, жив ли подстреленный девушкой абрек, слишком много вопросов успело скопиться к нему. Когда он подошел, казак из патруля укрывал своего товарища буркой, а спутница стояла на коленях, пытаясь нащупать пульс у разбойника, она тоже узнала его.

— Кажется, бандит живой, — подняла она глаза от чечена.

— Тогда поговорим, — Дарган оглянулся назад. — А что с братом казаком?

— Сквозной рана грудь, его перевязал товарищ.

— Сам ехать сможет, или придется делать спарку из двух лошадей?

— Зачем спарка, рана нет опасный.

В это время абрек приподнял веки, в узких щелях сверкнули серые зрачки, промычав что–то сквозь стиснутые зубы, он хотел отвернуться, но Дарган концом нагайки заставил его обратить внимание на себя.

— Что тебе надо, гяур? — прошипел разбойник.

— Зачем ты следил за нами? — наклонился к нему казак.

— Тебе все равно не жить, ты наш кровник, — бандит откашлялся, вновь вперился жгучим взором в своего врага. — Мы тебя узнали, ты Дарган, правнук Дарганова из уважаемого ночхойского тейпа. Твой прадед женился на казачке из станицы Стодеревской.

— Кто вам это рассказал?

— На базаре в Пятигорской тебя узнал один из наших, он часто бывал в твоей станице на левом берегу Терека.

— Я ехал своей дорогой, — скрипнул зубами Дарган. — А вы хотели меня ограбить.

— Ты убил своего родственника, это самый тяжкий грех.

— Я защищал свою жизнь и жизнь моей жены, ваш главарь предупредил, когда расправится со мной, отдаст ее джигитам на растерзание, — налился нездоровой краской казак, положил руку на рукоятку кинжала. — Ты считаешь, он поступил бы как мужчина?

— Это его право, неверные обязаны исполнять волю правоверных, — вновь закашлялся абрек, вытолкнув через губы сгусток крови, с хрипом сказал. — Ахмет — Дарган и был твоим родственником.

Дарган отшатнулся, всмотрелся в тонкие черты лица умирающего, мысленно перекрестился, что не он первый нанес смертельную рану вожаку бандитов, господь отвел его от схватки и с молодым чеченом, жадно глотающим сейчас последние капли жизни. Затем негромко спросил:

— Тогда кто ты?

— Три года назад дочь Ахмет — Даргана стала моей женой, я тоже твой кровник.

— Я терской казак, кровного родства с чеченами не признаю, — взорвался Дарган. — Я православный и не желаю знать, какую веру исповедовал мой прадед.

— Неисповедимы пути аллаха, — тихо прошептал умирающий. — Аллах акбар…

— Я не собирался вас трогать, вы первые напали на нас, — крикнул казак.

Но это восклицание оказалось ненужным, голова абрека дернулась и завалилась набок, горбатым носом уткнувшись в пыль. Посидев на коленях перед утрачивающим живые краски бандитом, Дарган перекрестился и поднялся на ноги. Он не допускал признания за собой какой–либо вины, но в душе шевелился червячок сомнения. Может быть то, о чем перед смертью поведал разбойник, было правдой, тогда его дальнейшей судьбе не позавидовал бы враг, а может, чечены решили привязать его фамилию к убитому главарю, чтобы через время сорвать солидный куш. На Кавказе, как в близкой азиатчине, бывало по всякому. Девушка прислонилась к избраннику плечом, она почти ничего не поняла из разговора, но интуитивно почувствовала, что произошло что–то из ряда вон выходящее.

— Наш табун прирастает, — обняв ее за плечи, усмехнулся Дарган. — Пока доберемся до станицы, станем самыми богатыми табунщиками, и не нужно будет уезжать, чтобы открыть, как ты говоришь, собственное дело.

— Лошадь в станица дорого? — немедля вскинула она подбородок.

— От пятьдесят до сто пятьдесят монетов, если при выправке, а наши все кони строевые.

— Монетов?

— Серебряных рублей, — пояснил он. — Можно ассигнациями, они тоже обеспечены золотом.

— Хорошо, — улыбнулась спутница, заглянула в глаза возлюбленному снизу. — Скажи, это был серьезный разговор?

— О чем ты?

— Тот абрек.

— В какой раз поясняю, здесь не Париж, — посерьезнел казак. И снова подмигнул. — Пока от Пятигорской мы отъехали недалеко, имеешь право повернуть назад и с господами возвратиться в Санкт — Петербург.

— Месье Д, Арган, ты прогоняешь? — засмеялась она. — До столица России доеду с господа, а дальше?

— А там в прорубленное в Европу императором Петром окно, хоть до самой Швеции.

— Я еще твой станица Стодеревской не был, не понравится, заберу детей и уеду.

— О-о, тебе и детей подавай! А вообще, Софьюшка, я сказал правду.

— Я вижу, — спутница наложила на себя католический крест. — Дева Мария, помоги нам…

Дарган вместе с провожатым подобрал оружие, они отловили разбежавшихся по ущелью лошадей, разделили их между членами отряда по числу убитых каждым врагов. Лошади на Кавказе считались едва не главным достоянием. Затем помогли раненному станичнику взобраться на коня, положили поперек седла мертвого казака, чтобы отдать тело родственникам, и отряд тронулся дальше. Горные склоны становились сумрачнее, ущелье сузилось, корявый лес перешел в буково–грабовый с кизиловыми и ореховыми кустами, за которыми можно было спрятать эскадрон. Но скоро массивы расступились, снова впереди раскинулась равнина с сочной травой и редкими перелесками. До самого Моздока больше никто не отважился попробовать удачи, за поклажу с табуном схлестнувшись в схватке с тремя уверенными в себе всадниками. Отряд втянулся на окраину населенного пункта и попал в объятия станичников, которых здесь оказалось немало, теперь до Стодеревской оставалось чуть больше полдня езды по левому берегу Терека.

Но именно это направление с некоторых пор стало самым опасным за весь путь от французского города Парижа до Кавказской линии. Ни Европа, ни Россия не знали столь дерзких разбойников, готовых отбирать последнее и рвать жертвы хоть зубами. Еще не начались боевые действия на Кавказе, а банды абреков переплывали естественную границу — реку Терек, прятались в зарослях камышей, промышляя извечными для нищих горцев промыслами — разбоем на караванных дорогах, угоном скота, разорением населенных пунктов иноверцев. Оружие здесь всегда находилось в боевой готовности. Поэтому, как только отряд достиг постоялого двора, Дарган со спутницей отправились в оружейный магазин. Накупив коробок с зарядами, они пополнили запасы продовольствия и овса, заскочили в палатки с одеждой. Дома возвращения мужчины из похода дожидались несколько женщин — бабушка, мать, две сестры с племянницами и снохами. Девушка опять закопалась в нарядах для местных красавиц, наверное, они привлекали ее доступностью и неприхотливостью. Когда вернулись к гостинице, их уже ждала кучка людей из казаков с гражданскими жителями Моздока. Дарган остановил навьюченных покупками лошадей, присмотрелся к собравшимся:

— Что случилось, братья казаки? — громко спросил он. — Опять какая оказия приключилась?

— Никакой оказии, Даргашка, — откликнулись из толпы. — Мы пришли торговать твоих коней.

Казак усмехнулся, с видом превосходства глянул на спутницу, мол, уж она бы с животными не возилась, а отпустила бы их на волю. Девушка улыбнулась, понимая, что в этом деле каждому свое.

— Они не продаются, — объявил Дарган. — Приходите через пару–тройку годков, я решил заняться разведением породистых скакунов.

— Прогадаешь, Дарган, для такого табуна пастбищ будет маловато, — попытался урезонить кто–то. — Загородку вокруг надо мастерить, конюшни со стойлами, стайки для жеребят.

— А сена с зерном сколько нужно, один разве управишься? — поддержали говорившего. — Придется работников нанимать, жалованье начислять.

— Мы тебе по восемьдесят монета за строевых отвалим, а если какой из породистых, то на все сто потянет.

— Вон тот, арабчак, на сто пятдесят монета скакнет, вишь, как шею выгнул, чистый лебедь…

— Не нашенское это дело, — поставил точку в споре старый казак. — Мы от силы имеем троих–пяток лошадей, тем и обходимся, а у тебя табун не сосчитанный.

— Управлюсь, не один в хате живу, — набычился Дарган, — Когда–то надо и хозяйством обрастать, а у казаков оно до сих пор в торбе умещается.