Юрий Иванов-Милюхин - Абреки Шамиля [СИ]

• Название: Абреки Шамиля [СИ]
• Автор: Юрий Иванов-Милюхин
• Жанр: Исторические приключения

Горные кручи вокруг и глубокие ущелья с дозорными Шамиля на вершинах. Терцы вышли в поход…

---

— С чего это вы надумали, что я уеду одна? — уперев руки в бока, громко закричала она. — Вот так вот все брошу и помчусь за тридевять земель доживать жизнь в одиночестве. А вас на кого оставлю — родного мужа и пятерых своих детей с двумя внуками?

— Нам показалось, что родственников в Париже у тебя поболе, — всхлипнула младшая Марийка. — Будто этот… фазан с перьями приехал только за тобой, а иностранная скуреха, которая с ним, во всем его поддерживает.

— А ну живо носы подтереть, чтобы я больше не видела сопливых нюней, — сказала как отрубила Софьюшка. — Если я надумаю куда уехать, то только со всем выводком. Конечно, если нас еще где примут…

И теперь на просторном дворе установилась та радостная атмосфера, отличавшая дом Даргановых от других куреней, у которых не было такой веселой хозяйки. Носились молодайки с глиняными чашками, полными разносолов, с горами вызревшей жерделы и алычи на расписных тарелках, с огромными на них ломтями сотового меда. Наполнялись вином вместительные чапуры, между казаками завязывались долгие беседы. Подходили сменившиеся с дежурства секретчики, коротко докладывали Даргану или Панкрату об обстановке вокруг и присоединялись к гулявшим. Заглядывали и горцы из мирных, по кавказскому обычаю желали главе дома и всей его родне многих лет жизни с сундуками добра, выпивали восьмистаканную чапуру чихиря и уходили. Редко кто из них присаживался за общий стол, потому что горские народы с терскими казаками пока разделяла глубокая пропасть во всем — что в быту, что в жизненном укладе. Но в первую очередь — в вере.

Под столами и вокруг них бегали ребятишки, среди которых суетились два внука хозяев- Сашка и Павлушка. Старший Александр старался держаться независимо и рассудительно, в кругу детей своего возраста и постарше он был главный. Зато Павлушка вел себя по иному, во всех его движениях и даже в разговоре чувствовалась тройственность. Видно было, что он с малолетства начинает думать одно, говорить другое, а делать третье. Дарган кривился от выходок внука, но предпочитал помалкивать, не обронив старшему сыну и слова о несхожести мальца с их казачьей породой. Вот и сейчас дед, несмотря на большое событие, собравшее почти всех станичников под крышей его дома, невольно обратил внимание на тот факт, каким прозвищем соседские пацаны позвали Павлушку за собой.

— Басай, — крикнул мальчишка лет пяти в пестрой, выскочившей из штанов рубашке. — Басай, давай играть в прятки.

— Не хочу я хорониться, — отозвался тот. — Пойдем лучше ножики в соседского кота покидаем.

Услышав его ответ, Дарган в который раз подумал о том, что пацаненок растет жестоким и себе на уме. Он обернулся к сидящему по правую от него руку Панкрату и спросил:

— Не замечал, как ребятня кличет нашего Павлушку? Каким–то Басаем.

— Моя Аленушка обзывает его так–же, — ухмыльнулся старший сын, черпая ложкой загустевший холодец. — Дедука Дарган, ты досе не присмотрелся, что твой меньший внук с пеленок не любит ни одеваться, ни обуваться. Зимой он тоже норовил выскочить на улицу голышом.

— Цыганчонком каким растет, чи шо? Да и смысл не в этом, сынок, одно дело босой, а совсем другое Басай, — не согласился глава семьи. — Подобное прозвище совсем не нашенское.

— Так его прозвали чеченские дети, что приезжают с родителями в нашу лавку за товарами. Это они начали — басай да басай. У ночхойцев упор в словах делается на букву «а», как у тех же москалей, — снисходительно пояснил Панкрат. — Ты откудова? Я из Ма–асквы. Так и у горных людей, и не только в разговоре, но и в названиях аулов: Аргун, Ачхой — Ма–артан, Га–алашки. А потом эту кличку подхватили и станичные пацаны.

— Истинная правда, братка, чеченцы и есть гольные москали, — подключился к диалогу Петрашка, который перестал сводить глаза со спутницы французского кавалера, как только оба переступили порог отцовского дома. Девушка, сидящая напротив него, тоже отвечала ему взаимностью, чем добавляла тревог обоим родителям. Но Дарган с Софьюшкой пока молчали, не загадывая плохого на будущее. Тем временем студент с напором повторил. — Вот те крест москали, они только строят из себя горных джигитов.

— Ты же знаешь, что поначалу чеченцы были крещеные, а потом их завоевали турки и обратили в мусульманскую веру, — пожал плечами Панкрат, но спросил старший брат совсем о другом. — Понравилась мамзелька, эта Сильвушка, что взора с нее не снимаешь?

— А ни то, — не стал отпираться Петрашка, покосившись на отца, которого отвлекли от диалога с сыновьями вновь подошедшие станичники. — Если бы не этот наш мушкетер, я бы к ней давно подъехал.

— А немку свою, что в Москве осталась, на кого запишешь?

— Не пара она мне, все больше о своем думает. Намекала, чтобы усадьбу на Воздвиженке я на себя переписал.

— Ишь ты, а потом, когда вы бы сошлись, в распыл те хоромы пустить?

— Не знаю, но то, что она стала мне не верная, я и сам догадался.

— Тогда отходи от немки, и дело с концом.

— Я так и поступаю. Мамзелька, вон, понравилась, Сильвушка французская.

— Эко тебя заносит, — похмыкал в густые усы Панкрат. — Как бы, братка, ты не доигрался, батяка ни с тебя, ни с Аннушки уже глаз не сводит. А он у нас на руку быстрый.

— Еще какой, — посерьезнел студент. — А что наша сестра, тоже себе подыскала?

— Не то слово, Петрашка, — притворно вздохнул сотник. — Она успела живьем съесть твоего соперника, этого мусью Буало. Вишь, как зенки пыхают, аж раскаленными огнями занялись.

— Ну дела, братка, боюсь, французы зря сюда приехали. Если я узнаю, что кавалер с мамзелькой не муж с женой и не жених с невестой, то от своего уже не отступлюсь.

— Батяка вам бошки враз поотрывает. Обоим.

— Тогда, Панкратка, будет поздно…

Довести беседу до конца братьям не дали станичники, кто–то из них растянул меха татарской гармошки, кто–то ударил по струнам подаренной русскими офицерами балалайки, еще двое зажали между коленями круглые барабаны. И пошло по кругу веселье, с каждым разом наворачивая все круче. Молодые казаки выскакивали в середину мигом образованного людьми пятачка и, распушив полы черкесок, принимались выделывать такие кренделя, от которых глаза у приезжих французов полезли на лоб. Видимо на своей родине они подобного не видели отродясь. Танцоры проносились вдоль рядов станичников, взявшись руками за кинжалы и мелко перебирая ногами, они словно демонстрировали свои ловкость и удаль. Затем двое или трое из них сходились в центр круга и начинали ломать тела с ногами в искрометных движениях, рассмотреть которые в подробностях не представлялось возможным. Но все–же было видно, что танец состоял из русских и горских колен. Отплясав друг перед другом, мужчины расходились веером, приглашая принять участие в веселье девушек и женщин. Те принимали вызов, они выбегали к парням с гордо поднятыми головами, набросив на плечи цветастые платки. И все равно повадки у них были не полностью русскими, плавными и величавыми, а смешанными с горскими, быстрыми и резкими. Лишь наполнявшая их вольность, да светившаяся на чистых лицах благодать от душевного простора, оставались непоколебимыми, какими были они на Руси тысячи лет назад. Ничто не могло принизить или отобрать эту свободу, дарованную русской нации природой и сохраненную ею для себя в первозданном виде.

В один из азартных моментов Петрашка не выдержал, он вскочил с лавки и ворвался в середину танцующих норовистым конем. Привстав на носки ноговиц, он согнул на чеченский лад руку в локте на уровне груди, а другую вытянул в сторону и заперебирал длинными ногами, не шелохнув стройным туловищем, подпоясанным по талии тонким наборным ремешком с подвешенным к нему кинжалом гурда. Так он проплыл один круг, затем второй, дожидаясь, пока музыканты наберут темп. Все, кто танцевал рядом с ним, освободили пятачок, они знали, что здесь равных младшему из братьев Даргановых не найдется никого. Отец с Панкратом потянулись подкручивать усы, на их суровых лицах отразилась гордость, Софьюшка с девками тоже задрали подбородки вверх. Скоро барабанная дробь переросла в сплошной гул, а переливы гармошки слились в единый звук, который взбудоражил нервы, призывая плясуна отдаться танцу без остатка. Неожиданно Петрашка подлетел к соседке мушкетера, остановился на одном месте, едва касаясь носками ноговиц притоптанной каблуками земли. Сидящая на лавке девушка не сводила с него глаз, она как завороженная следила за каждым его движеним. Тем временем студент, приложив ладонь к правой стороне груди, слегка наклонил голову с папахой, пошитой из меха годовалого ягненка каракулевой породы. Темнные глаза его возгорелись диким пламенем, от которого не было спасения. Молодая женщина воззрилась на джигита, она еще не понимала, что от нее хотят, но уже готова была бежать за ним хоть на край света. Она перестала замечать заинтересованные взгляды своего спутника и настороженно–изучающие главы дома, в котором была гостем, с этого момента она подчинялась лишь зову своих чувств.