Вадим Тарасенко - Спасите наши души

• Название: Спасите наши души
• Автор: Вадим Тарасенко
• Жанр: Современная проза

---

…Николай Князев сидел на переднем сидение и невидяще смотрел вперед. Перед глазами стояла Инка — окровавленная, изнасилованная, с распятыми ногами, откусанными сосками грудей, мертвая. В ушах до сих пор звучали ее последние слова, вернее не звучали — в ушах хрипл ее предсмертный шепот: «А все равно я не стала твоей».

И вновь перед глазами убийцы запузырилась кровь на губах девушки. «Сучка, сдохла, а не отдалась мне». И предстали перед ним ее глаза — презрительные, тускнеющие. Колька еще раз, вслух, выругался:

— Сучка.

— О боже, — неожиданно вырвалось у водителя «Опеля».

Князев вздрогнул и посмотрел вперед. Навстречу, прямо в лоб мчалась белая «девятка». И вдруг перед его глазами окровавленное, обесчещенное тело девушки превратилось в груду раздавленного, скомканного мяса, с торчащими обломками костей, обрызганного белым студнем мозгов и желтым жиром, превратилось в груду Гришкиного тела, там, в морге. «Нет, это не Гришкино тело, это мое» — страшная истина перехватила дыхание и выбила пока из еще целого, живого тела холодный пот. И начался для Николая Князева отсчет его последнего мига. Мига, когда смерть сдирает с человека всю его важность, значительность сдирает все, что нацепила на него цивилизация, и он в свой последний миг предстает перед лицом смерти таким же голым и беззащитным, каким он предстает в свой первый миг перед лицом жизни. И в это последнее мгновение из самой глубины человеческой сути непроизвольно, инстинктивно вырвалось абсолютно бесполезное сейчас: «Боже, спаси меня»…

…Серебристый кружок «Опеля» с чернотой внутри расширился для Сергея на весь мир — его мир. «Вот он туннель перехода. Перехода куда? Ха, глупый вопрос. Уж во всяком случае, не в Рай». Белая девятка священника стремительно влетала в этот последний для себя «туннель». «До скорой встречи моя Елка». Фирменный зигзаг «Опеля» сверкнул яркостью небесной грозовой молнии. Удар! Белое и черное слилось в единое целое. «Здравствуй, Люцифер». Но самая последняя мысль человека, а может и первая мысль его души, уже там, в туннеле, за сверкнувшей молнией, за ударом была: «Спасите наши души».

— Степановна, а ты новость слыхала? — старушка со сморщенным личиком и скорбно–поджатыми губами, опираясь на палку, смотрела на собеседницу.

Двух бабушек разделяли два бидона, стоящие на земле. Недалеко от них, у самого выхода с рынка, стояла бочка с молоком.

— Какую, Александровна?

— Батюшка то наш погиб, — лицо Александровны еще больше морщилось, еще скорбней изогнулись губы. В слезящихся глазах к влаге старости добавилась влага скорби.

— Ох, те Господи, — Степановна всплеснула руками и замерла в ожидании животрепещущих подробностей.

Немного помучив свою многолетнюю подружку почти профессионально–театральной паузой, совпавшей с осторожным набором воздуха в семидесятилетне–дряхлую грудь, еще больше надвинувшись на палку, Александра повела:

— Говорят, приехал он к своей любовнице, а она дома мертвая, вся в крови лежит…

— Свят, свят, свят, — Степановна истово перекрестилась. В давно угасших глазах зажегся здоровый огонек любопытства.

— Как увидел он такое дело, — воодушевленная вскриками собеседницы, Александровна еще энергичней продолжила, — снова прыг в свой автомобиль и как помчится на нем. А тут навстречу Князь едет.

— А кто это такой — Князь?

— Это бывший любовник той, с которой наш батюшка спутался. Говорят самый Главный Бандит в городе.

— И что же дальше? — Степановна нетерпеливо пошаркала правой ножкой.

— Вот наш батюшка, возьми врежься в автомобиль этого Князя, — старушка сделала паузу, отдышалась. Морщины на ее лице почти разгладилась, кожа порозовела, спина приподнялась вверх на пару градусов.

— Насмерть? — Степановна поелозила левой ножкой.

Александровна резко, как в почти забытой молодости, тряхнула головой и, почти не шамкая, твердо сказала:

— Насмерть. Все. И батюшка, и бандит этот, который самый главный в городе, и шофер его.

— Ой, ой, ой, — Степановна вновь стала истово креститься.

Александровна еще раз набрала в грудь воздух и, глядя в горящие глаза Степановны, подбросила туда еще топлива?

— Люди говорят, что хоть батюшка и разбился насмерть, но тело его почти не изувечилось, а бандита этого… — Александровна, с нежным хрустом почти выпрямилась, и теперь небрежно–грациозно опираясь на палочку, плеснула напоследок в пылающие глаза собеседницы последнюю порцию топлива, — прямо в куски разорвало.

Минут пять старушки, давно отвыкшие от такого буйства чувств, отдыхали, остывая на морозном воздухе. Лица их опять из возбужденно–пылающе–красных перешли в уныло–желтовато–постные, азартный блеск в глазах сменился блеклым равнодушием старости, спины приняли привычное уныло–наклонное положение.

— И когда это произошло? — первая пришла в себя Степановна.

— Дней за пять до нового года. Уж и похоронить успели.

— Я тогда болела, даже на улицу не выходила. Так сердце прихватила, что думала помру. А батюшку где отпевали? В церкви?

— Нет. Говорят, из Д-ска не разрешили. Дома его отпевали.

— А че, не разрешили то?

Александра, насколько позволяла ее больше горизонтальная, чем вертикальная осанка и тусклые, слезящиеся глаза гордо посмотрела на подругу и четко прошамкала, демонстрируя превосходство своего побитого склерозом интеллекта, над, еще более побитым, собеседницы:

— Степановна, посуди сама. О том, что он спутался с этой… прости Господи, знал весь город. Значит, могли и в Д-ске узнать. И умер то как? Тут не поймешь, то ли убийство он учинил. То ли самоубийство. А может и то и другое. Как тут такого в церкви отпевать?

— Народу на его похоронах много было?

— Я сама не ходила, но говорят — много. Все ж таки любили его люди, хоть и грешен он был.

— Все мы грешны, — философски заметила Степановна и, очевидно, подумав о своих годах, вздохнула. — А у того бандита, в которого наш батюшка врезался, много на похороны народу пришло?

— Ой, много. И все на машинах. А гроб, говорят, десять тыщ стоил!

— Так то ж бандиты, они могут, — Степановна о чем–то подумала про себя, вздохнула, — нас так хоронить не будут.

— Не будут, — охотно подтвердила собеседница и тоже тяжело вздохнула.

— А у этой любовницы то, которую так и не смогли между собой поделить наш батюшка и этот бандит, народу то много было на похоронах?

— Почти никого. Она, говорят, совсем одна была. Мать у нее умерла, отец давно от них ушел, и вроде даже в другой город уехал, сестер и братьев у нее не было. Соседи ее хоронили. А еще мне моя соседка сказала — у нее зять в милиции работает, что у этой любовницы в квартире бумаги какие–то нашли.

— Какие бумаги? — встрепенулась Степановна.

— Соседка сказала — важные бумаги. Их, вроде бы, даже в Д-ск увезли. Что бы их почитало большое начальство.

— А что в тех бумагах?

— Не знаю, Степановна, не знаю.

Обе старушки вздохнули и немного помолчали.

— А все ж есть Бог. Наказал он нашего батюшку за грехи, — глаза Степановны чуть блеснули.

— Конечно есть. Я тут в своем дворе со своими соседками поговорила — все говорят, что их всех: и батюшку, и любовницу его, и бандитов этих, их всех Бог наказал за их грехи, — добавила, пришамкивая, — нельзя грешить — Бог накажет.

Еще постояли старушки, подумали. На этот раз молчание прервала Александровна:

— А все ж батюшку жалко. Хороший он был человек, добрый.

Степановна медленно наклонилась за своим бидоном, взяла его в руки, чуть выпрямилась:

— И мне жалко.

Александровна повторила сходный маневр. Обе старушки направились к выходу из рынка.

— До завтра, Степановна. Ты же приходи, я тебе очередь за молоком займу.

— До завтра, Александровна. Если не захвораю, обязательно приду.

И, уже уходя, словно размышляя с собой вслух, Степановна прошамкала:

— Жалко батюшку. Но уж больно сильно согрешил. А он же священник. С него спрос особый. Вот Бог его и наказал.

«Нельзя грешить», — уже про себя, уходя, прошептала Александровна.

* * *

— Ну что, продолжим? — ровно горел Свет.

— А куда мы денемся? — безмятежно раскинулась Тьма, — мы должны возиться с людьми.

— Не будем возиться, не будет нас, — мигнул Свет

— А будем возиться, мы будем всегда, — затрепетала Тьма.

— А значит, и люди будут всегда, — ярко вспыхнул Свет.

ПРИМЕЧАНИЯ

(1) — Бытие 1:1, 26

(2) — Евангелие от Матфея 5:28 — 30

(3) — Псалом 89

(4) — Евангелие от Иоанна 8:5

(5) — Евангелие от Иоанна 8:7,10,11

(6) — Евангелие от Матфея 22:36,37