Юсиф Чеменземинли - В крови

• Название: В крови
• Автор: Юсиф Чеменземинли
• Жанр: Историческая проза

«Ибрагим-хан… пригласил к себе своего приближенного, приятного собеседника, главного визиря, надежнейшего столпа государства, казахца Моллу Панаха Вагифа.

Вагиф был воплощением мудрости, учености, благовоспитанности. Если серна — дочь прекрасных китайских степей — вздумает сравниться с маралом, взращенным на ниве его высокого вдохновения, она испытает одно лишь разочарование. Даже рубин красноречия побледнеет перед излучающими свет бейтами и редкостными жемчужинами, собранными в сокровищнице его души…»

В произведении описаны события, происходившие в Карабахском ханстве во времена правления Ибрагимхалил хана (1759–1806). В романе созданы образы поэтов Молла Панах Вагифа и Молла Вели Видади, образ иранского шаха Ага Мухаммед шах Гаджара и др.

---

Придержав коня, шах гордым взглядом окинул коленопреклоненных карабахцев, маленькие злые его глазки щурились в чуть заметной улыбке.

Часть людей из шахской свиты спешилась, они шли вперед, выкрикивая: «Мы пришли, мы пришли, мы дракона привели!»

Кязым дернул Аллахкулу за рукав. «Мы лисицу прогнали, мы трусливую изгнали!..» — затянули они. Несколько карабахцев начали подпевать им. Зрелище, видимо, пришлось по вкусу шаху. Он смеялся, и маленькие глаза его слезились от смеха.

Умитротворенный встречей, под крики «Аллах! Аллах!» — шах въехал в Шушу.

21

Агамухамед–шах избрал своей резиденцией дворец Мамедгасан–аги; площадь перед дворцом уставлена была палатками его воинов. Сторонников своих шах щедро одарил, враги тоже не были им забыты: люди, преданные Ибрагим–хану, один за другим были схвачены и брошены в темницу. В первую неделю казней еще не было, и палачи начинали томиться без дела, однако горожане догадывались, чем кончится это затишье.

Прошло еще несколько дней. И вот наступил четверг, знаменитый в истории Карабаха четверг. Был приемный день, и государственные мужи собрались под окнами дворца, ожидая появления шаха. Однако шах не показывался.

Из уст в уста передавалась весть, что повелитель гневен; все трепетали, боясь, что известие это подтвердится.

Вдруг на лестнице показался приближенный шаха Сафарали–бек.

— Садык–хан, ты где? — закричал он, беспокойно оглядываясь по сторонам. — Повелитель мира, Гибля вселенной требует тебя!

Садык–хан только что показался в воротах. Сафарали–бек подскочил к нему, шепнул что–то. Садык–хан побледнел и поспешно взбежал по лестнице.

Шах расположился в одном из небольших покоев в глубине дворца. Каменный пол застлан был богатым ковром. В углу стоял походный трон, застланный бархатным сюзане, расшитым жемчугами, изукрашенным драгоценными каменьями. Садык–хан застал шаха на троне. Тот сидел, обхватив руками тощие колени. Слезящиеся глаза его горели ненавистью, губы кривились в зловещей усмешке, резче обозначались морщины.

— Садык–хан! — выкрикнул шах. — Целую неделю живешь ты в доме Мамед–бека Джаваншира. Не скажешь ли нам, почему до сих пор этот бек не явился пред наши очи?

Садык–хан преклонил колена.

— Помилосердствуй, шах! — дрожащим голосом произнес он. — Мамед–бека нет в крепости. Я приказал разыскать его, но…

Шах свесил ноги с трона и, размахивая руками, закричал тонким визгливым голосом:

— Ты лжешь, проклятая собака!.. Ну ничего, завтра я покажу тебе, как пренебрегать повелением шаха!.. Минарет построю из черепов, твою башку — на самый верх! — Глаза шаха, казалось, вылезут из орбит, жиденький голосок прерывался от злости. — Объяви сестрам Мамед–бека: если их брат до вечера не предстанет передо мной, я отдам их моим сарбазам!.. Пусть парни развлекутся! Иди!

Не переставая дрожать, Садык–хан поднялся с колен, пятясь задом, добрался до выхода и исчез за шелковыми гардинами. Через несколько минут во всех концах города уже кричали глашатаи:

— Эй, Мамед–бек! Слушай!.. Если ты до вечера не явишься к Гибле мира, твоих сестер отдадут солдатам!..

А под окнами шаха продолжалось томительное ожидание. Рядом с тем местом, где замерли в ожидании полководцы, стояли шестеро пленных со связанными за спиной руками. Среди них был и Мирза Алимамед. Лицо было бледно. Он еле держался на ногах, взгляд был устремлен в землю, от гордой его осанки не осталось и следа.

Визирь шаха Мирза Шафи не отрывал взора от цветных стекол окна — он был в смятении. Вдруг гардина дрогнула. Мирза Шафи тотчас упал ниц. Остальные немедленно последовали его примеру. Гардина приподнялась, послышался резкий голос шаха. Мирзе Шафи приказано было доложить, кто такие эти пленные. Тот доложил.

— Пятерых — на кол! А Мирзу Алимамеда, — шах помедлил, криво усмехнулся, — поскольку он все–таки сеид — на виселицу!

Палачи тотчас принялись за дело.

Крики, вопли, рыдания наполнили двор. Мирзе Алимамеду набросили на шею намыленную веревку. «Злодеи, — прохрипел он, задыхаясь, — аллах накажет вас!..», — и испустил дух.

Посаженные на кол молили о смерти, но палачи продолжали умело орудовать молотками, и крики несчастных становились все громче, все пронзительнее.

Шах Ирана, криво усмехаясь, с видимым удовольствием наблюдал из окна эту картину.

Отворились ворота, и вошел нарядно одетый, светлоглазый, широкоплечий человек с коротко остриженной рыжеватой бородкой. Он смело приблизился к окну и поклонился, лишь слегка кивнув головой. Все в изумлении глядели на него — не упал ниц перед шахом!..

— Гибля вселенной, это Мамед–бек Джаваншир! — опустившись на колени, сказал Садык–хан.

— А! — Шах с усмешкой оглядел Мамед–бека. — Явился? Да это же прямо мясник, а не бек! Во всей моей армии нет такого громилы! — И добавил, обратившись к Мирзе Шафи: — У него красивые глаза, ты не находишь?

Визирь понял: шах намерен ослепить Мамед–бека.

— Справедливо изволили заметить, да буду я жертвой вашей!..

— У нас говорят: лучше слушать об удальце, чем видеть его в лицо! — насмешливо заметил Мамед–бек.

— Нет, клянусь прахом отца! — продолжал шах, не обращая внимания на его слова. — За всю свою жизнь я видел еще лишь одного такого же могучего мужчину — Зенд Лютфали–хана. Ну да ладно!

Лицо Агамухамед–шаха вдруг резко изменилось, зловещая усмешка мелькнула на тонких губах.

— Садык–хан! — выкрикнул он. — Мамед–бека я поручаю тебе! Береги как зеницу ока! А теперь убирайтесь! Все убирайтесь!

Гардина опустилась, шах исчез. Одни мученики уже лишились сознания, другие, в агонии, еще продолжали кричать…

Солнце садилось. Вечерняя прохлада принесла измученным страхом, голодом и зноем людям некоторое облегчение. Привели еще нескольких пленников — приближенных Ибрагим–хана, их теперь хватали повсюду. Сарбазы подвели арестованных к воротам, сообщили о них караулу. Вышел один из военачальников Мамедгусейн–хан Каджар.

— Это что за старик? — спросил он, тыльной стороной ладони приглаживая пышные усы, и указал на пожилого человека со связанными за спиной руками.

— Это тот самый Молла Панах Вагиф, слышали наверно?

У Мамедгусейн–хана сразу перекосилось лицо.

— А это ты, старая собака!.. Попался?!

— Хан, — с присущей ему мягкостью заметил Ва–гиф. — Не пристало вам при вашем высоком положении бранить арестованного, поносить его дурными словами!

Вежливое замечание Вагифа не произвело на Мамедгусейна ни малейшего впечатления, он продолжал сыпать ругательствами.

— Невежда! — потеряв терпение, презрительно бросил Вагиф. — Пусть я пленник, но я пленник шаха, а кто ты?! Может статься, что завтра шах отпустит меня на свободу, может колесо судьбы повернется как–нибудь иначе. «Беременна ночь и лишь ведает бог, чем она разрешится к утру!..»

— По велению Гибли веселенной, — не слушая Вагифа, выкрикнул Мамедгусейн, — бросьте этого негодяя в тюрьму! Завтра он получит по заслугам!..

Сарбазы увели Вагифа.

22

На город медленно опускалась ночь, тишиной окутывая землю. Лишь стрекотали кузнечики да глубоко в ущелье негромко журчала Дашалтычай. Окна в шахских покоях были открыты. Долетавший с гор прохладный ветерок приносил свежесть, навевая покой и мечтательность. Но томительны, как меркнущая свеча, были думы и мечтания Агамухамед–шаха. Он только что окончил намаз и сидел, перебирая четки, однако молитва, как и ничто другое, не приносила ему облегчения. В детстве изуродованный врагами, шах не знал любви, не ведал личного счастья; им владела только одна страсть — ненасытная жажда власти. И ненависть ко всему миру, которая росла и ширилась по мере того, как множились его успехи и победы. В жестокой борьбе за трон он не пощадил и своих братьев: одного ослепил, другого — вероломно убил.

Сколько пролито крови! Шах перебирал четки и они, скользя меж его пальцев, казались ему мертвыми головами, возбуждали его, рождали новые зловещие планы…

Шелковая гардина приподнялась. Вошел Садык–хан. Шах, погруженный в какие–то горькие воспоминания, не замечал его. Злая усмешка кривила его губы.

— Чего тебе?! — вскричал он, вдруг увидев Садык–хана.

— Да буду я жертвой вашей, — испуганно пробормотал Садык–хан. — Сафарали–бек сказал, что Гибля вселенной приказал мне явиться.

— Сафарали! — вне себя от гнева вскричал шах. Тот немедленно явился.

— Кто велел тебе звать Садык–хана?

— Полчаса назад вы изволили приказать.

— Врешь, собака! — крикнул шах и, схватив лежащее рядом ружье, приставил дуло к груди Сафарали.

Сафарали задрожал, но тронуться с места не осмелился.