Владимир Коренев - Амгунь — река светлая

• Название: Амгунь — река светлая
• Автор: Владимир Коренев
• Издательство: Дальневосточное книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Владимир Коренев коренной дальневосточник: родился во Владивостоке, живет и трудится в Комсомольске-на-Амуре. Работал рыбаком, электрослесарем, монтажником на строительстве моста через Амур. Заочно закончил педагогический институт, работал журналистом. Его очерки и рассказы о тружениках Приамурья, о строителях БАМа печатались во многих газетах, журналах, сборниках. В 1963 году в Хабаровском книжном издательстве вышла первая книга В. Коренева «Шаман-коса».

Владимир Коренев — лауреат премии хабаровского комсомола.

---

Небось разнесут по деревне, как Домрачев арестовал пойманную рыбу и снастей их лишил. По всем избам будут языки чесать: такой, мол, рассякой Домрачев, без стыда и совести, с сердцем каменным. Вздохнул Домрачев, вздох невольно вырвался, и горек был он. Не поймут ведь, как надо все. Неужто он, Домрачев, для себя охраняет кету? Но вот он должен быть жестоким, охраняя. Бессердечным. Из-за этого товарищей-друзей, соседей добрых должен лишиться… И лишиться-то ради них же самих… Ради них, товарищей-друзей, соседей добрых, должен крепко, до конца вести он свою линию.

Подумалось вскользь о лейтенанте: и впрямь смелый парень. Слишком, можно сказать, смелый, теряет от смелости голову.

Лейтенант Кудрявцев не сразу вспомнил про кету, что лежала в корме катера. Домрачев, чтобы на ветру не смягла рыба, накрыл ее влажной делью, и когда лейтенант поднял краешек дели, блеснуло живой кольчугой, брызнуло серебряным светом. Плавники рыбин подрагивали еще… Припал лейтенант к уху рыбоинспектора:

— Ее можно выпустить?

— Кого?

— Рыбу!

Домрачев сбросил газ, посмотрел на лейтенанта.

— Она живая еще… — начал было лейтенант и замолк. Понял по глазам Домрачева: не то что-то сказал, смутился.

— Воздуху она нахваталась, — пояснил Домрачев, — не очухается. Большая рыба, сильная, а крепости нет. Чуть хватила воздуха — и скапустилась. Может, так и лучше — сразу…

Метровые красавцы лососи лежали у ног лейтенанта, вытянув перламутровые свои тела с великолепной, откованной из серебряных пластин головой, с прозрачными неумирающими глазами.

— А красивая рыба, — сказал лейтенант.

— Красивая, — согласился Домрачев и оборвал разговор.

Так с грузом они еще часа два пластали Амур. А потом Домрачев заглушил мотор и завел речь про кету.

— Кета — рыба особая. У меня к ней уважение полное, — говорил он, поглядывая на реку. — Через все моря она к дому тыщу километров идет. Ну морем пока идет, еще прихватит поесть, а как в речную воду вошла — живет внутренним запасом. А речной путь трудный. До нас ей дойти — считай, полтыщи верст, а это нет и четверти всего пути. На нерест она идет в горные речки, в самый исток. А реки те сам небось знаешь какие. Течение — на ногах не устоишь, перекаты, залом на заломе. А кета все идет и приходит на то самое место, где народилась сама.

— А вам приходилось там бывать? — опросил лейтенант.

— Был раз на Амгуни в нерест, нагляделся. Она там, Виталий Петрович, сама на себя не походит, черная вся, в струпьях — по камням бока-то за дорогу набила. Иная без плавников или полхвоста где-то оставила, у другой — полбока нет, чудом жива.

— А как же она плывет?

— Да вот так и плывет. Самцы тоже — кожа да кости, нижняя губа вот таким крюком закрючилась, зубья торчат, калеченые. В чем лишь душа держится? Вот пришли они, место себе облюбовали — они давно уже спарились — и ну ямку под икру долбить. Булыжины только в сторону отлетают. А вокруг уже мелочь хищная шастает — икру дожидается. Самец гоняет ее. Сделали ямку — самка пошла кругами, икру мечет. Икра с горошину величиной. А самец икру молокой обливает. И все это, заметь, на последних силах.

Нехитро Домрачев рассказывал о кете, а лейтенант слушал.

— Видел я, — продолжал Домрачев, — как на Амгуни кета через порог сигала. Вода прозрачная, не чета амурской — песчинку можно углядеть. Так вот подойдет кета к порогу вплотную — видит: каменная стенка. Примеривается. Отойдет и поперла буром, аж вода за ней овивается. Сиганет и, что твоя стрела, летит по воздуху и плюхается по ту сторону стенки. Бывает, не раз прыгает, пока не будет за приступком. Упористая. Через то и уважение у меня к ней. А что там, Виталий Петрович, на Амгуни-то делается! Глухомань, казалось бы, в отдельные места разве, только зимник, а народа набирается. Сети ставят, неводом бродят, и все только из-за икры.

— А кто?

— Разный народ. И с экспедиций геологических, и леспромхозовский народ. Ученые тоже ловят, дескать, для науки. При всем честном народе пластают кету, икру в тузлук и в бочата…

— И сейчас так?

— Дак это где как. Счас красная рыба в особой цене… Не пойму я, Виталий Петрович, как это получается у людей. Ну, нужда бы — ладно уж! Раньше-то плохо жили, а счас в магазинах что душа желает. На работу человек оденется — на праздник так не ходил. И все ж вот — браконьерствует. А?.. — Он недоумевающе пожал плечами.

Лодка покачивалась на течении, блики стреляли в глаза коротко и остро. По плесам ухал ненароком сазан, ухал крупно, густо. Над побережьем кружил одиноко коршун, добычу выглядывая.

Лейтенант оглянулся на корму, на паелы: «Посмотрим, кто кого!» — подумал отчаянно и напружинился весь, ястребино оглядывая окрестности.

— Заметил чего? — спросил Домрачев.

— Нет пока.

— Вскорости будут. Дай токо стемнеть. — Домрачев посмотрел на лейтенанта. — Я так думаю, что ночью этой нам делов будет много, Виталий Петрович.

А лейтенант, что-то прикинув в уме, спросил:

— А с этой рыбой как поступим?

— Колхозу в счет нормовой сдадим.

— А то с таким грузом больно-то не разгонишься, — сказал лейтенант и рукой поправил брезентуху, сползшую с плеч Домрачева.

Рудникова отыскали в складе, рыбаки отбирали сети для лова. Снимали их с шестов, несли к свету, щупали, отмеряли, гомонили между собой:

— Легковата, огрузить надо.

— Эх ты — ячея-то мала… Глянь-ка там еще с такой делью.

— А конец бы подлиньше надо — короток.

— Да вон цельная бухта — возьми.

За разговором не сразу заметили приход рыбоинспектора. Домрачев постоял в сторонке, слушая разговоры, отметил, что серьезных мужиков на добычу взял Рудников. Все ж меньше хулиганства на реке будет, и, не таясь уже, подошел к Рудникову.

— Ну, много браконьеров поймал? — вместо приветствия спросил председатель.

Не знает, видимо, о Кашкине — улыбается, жмет руку Домрачева. И Домрачев не стал омрачать настроение председателя, сказал только, что привез конфискованную рыбу.

— Взял бы ты в ледник. Куда мне ее девать? Акт о приеме напишем.

— Сколько?

— Центнер — не меньше. Двенадцать хвостов.

Оставив свои заботы, рыбаки обступили Домрачева, навострили уши.

— Не наши умудрились? — спросил председатель и глаза прилепил к лицу Домрачева.

— Городские.

— Культура прет, — загалдели мужики. — Во кого за жабры брать, Семен!

— Уж будьте спокойны, и своего не упустит, — просипел Артюха Жилин и отошел к шестам со связками дели. Знает Артюха, у кого рыба конфискована, пошел уже слушок, видать.

За Артюхой и другие подались к оставленным работам, попримолкли.

А председатель сочувственно смотрел на Домрачева.

Да, шишки-то все на него, Семена Домрачева, валятся…

— Что, примешь рыбу? — сказал Домрачев, будто Рудников стоял по другую сторону черты, и, круто повернувшись, вышел из помещения. Председатель еле поспевал за ним.

У рыбобазы их ждал лейтенант. За время, пока Домрачев искал председателя, лейтенант раздобыл где-то носилки, рыбу в них покидал, катер тросиком к ломику, вбитому в землю, привязал. Честь отдал, приложив руку к виску, начал рапорт:

— Повлияли бы, товарищ председатель…

Но наткнулся на запрещающий взгляд Домрачева и смолк.

— На кого повлиять? — спросил хмуро председатель.

— Да вот…

Домрачев прервал разговор:

— Открывай ворота, Михалыч.

Он с одной стороны за носилки взялся, лейтенант — с другой. Председатель затрусил вперед, позвякивая ключами. Улучив минуту, лейтенант буркнул:

— Что же вы не предупредили меня?

Знал бы Домрачев сам, что так сложится, разве бы не предупредил. И не виноват вовсе лейтенант.

— Не по нотам играем мы, Виталий Петрович…

— Понятно, — сказал лейтенант и, как только взвесили рыбу да на лед поставили, вышмыгнул из склада. Домрачев с председателем одни остались. Акт на прием рыбы оформляли.

Рудников момента не стал упускать, насел на Домрачева:

— Городских, говоришь, застукал? Вижу, не так это, Семен. Кто был, говори…

— Я их своей властью накажу, Михалыч. А два раза за одно не наказывают.

— Значит, не хочешь говорить… — Председатель топорщил кустики бровей, глядел на руки Домрачева. Вдруг улыбнулся: — Знаешь, что вспомнил я, Семен? Как мы с тобой первый раз на тонь ездили. Я на гребях, ты сеть выпускал… А как стал выбирать, рыбы много да крупная, ты тянешь, дель, а силенок не хватает. По скольку нам было тогда? По восемь или больше годов, забыл?

— Лет по восемь было. И что вспомнилось?

— Да вот вспомнилось. Старею, что ли, все старое вспоминаю. То как с отцом травяной сеткой рыбалили, то как в войну бабам помогали неводить. До сих пор в глазах штабеля мороженой рыбы по Амуру. Сколько рыбы было!.. — Глянул на Домрачева: — Не спешишь?