Сергей Минутин - Скульптор и Скульптура

• Название: Скульптор и Скульптура
• Автор: Сергей Минутин
• Издательство: «ДИАЛОГ КУЛЬТУР»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2011
• ISBN: 5 – 9023 – 9002 – 8

---

— Ты меня утешил, — ответил ему Сергей и тихо произнёс, — значит, «до дыр».

Лама улыбнулся.

Сергей, сильно хмельной, брёл по ночному, плохо освещённому посёлку. После посещений буддистского храма, при котором образовался и монастырь, Сергея всегда радовала плохая освещённость посёлка. В темноте ночи были прекрасно видны звёзды и планеты.

Сергей шёл и думал о том, что «до дыр» ещё жить и жить, если дети Адама и Евы каждый живёт по своим сюжетам, более того, сыновья по одним, а дочери по другим. Эти сыновья и дочки даже, друг друга с трудом терпят, а если переходить от межличностного к общечеловеческому, то совсем худо.

Он почему–то вспомнил роман Льва Толстого «Анна Каренина», и чуть не разрыдался от мысли о том, что Аннушка, видимо, испытала те же чувства, которые испытывает он. Хотя, что–то, наверное, изменилось. Она не видела выхода, задохнувшись между двумя тупыми мужиками. Мужем — чиновником и бравым военным с яйцами страуса и такой же головой. Она была бесконечно одинока со своей страстью. Она не смогла победить страсть и обрести любовь. И хоть потом Аннушка отомстила, пролив растительное масло на рельсы (роман Булгакова «Мастер и Маргарита), но это только усложнило проблему.

Сергей смотрел на небо и думал о том, что там, наверное, есть мужские и женские планеты, где раскаявшиеся души изживают свои грехи.

— Наверное, всё так и устроено, — думал он, — а как может быть иначе, если на Земле невозможно вырваться из «цепких лап» сюжетов. А что делать тем, кто их уже исчерпал? И он отвечал сам себе: «Уйти к своим. Видимо, две сущности, мужская и женская, в геометрической прогрессии плодят пороки, видимо, смешанная жизнь разных народов ведёт к затуманиванию мозгов, а не к ясности их». В завершении этой мысли он почему–то вспомнил раввина, замечательного еврея Мишу, не то Глейзера, не то Гитмана, но сына древа Давидова, с которым тоже не раз пил водку, закусывая её килькой.

У Сергея не было чувства завершённого дня, и он отправился к Мише. Миша не был расистом, хоть и не отрицал, что подвижность еврейского ума заносит его народ то в фашизм, и тогда держись весь мир, то в коммунизм, и тогда опять весь мир держись. Но это от подвижности ума, а вовсе не от остальных приписываемых его народу недостатков и пороков.

Миша всю свою жизнь спасался от белых, от красных, он демократов, от консерваторов. Он бы мог примкнуть к своему племени в Израиле, отгородившемуся от остального мира бетонным забором и частоколом денег, тем более, что это племя чтило родственные связи, но Миша, как он сам говорил, имел интерес в России.

Весь его интерес сводился к изучению разный религий на стыках изменения форм общественного сознания. Сергей не хуже самого Миши чувствовал, насколько тому тяжело. Миша, пытаясь крепко держаться за старое, стремился увидеть новое и метаться в поиске: принять, не принять.

Ра говорил Мише, что ищущим является только Бог, и что нет обособленного ищущего. Через одних Бог ищет духовность, через других деньги и власть. То, что ты ищешь, не зависит от тебя. Но это знание Мишу утешало мало. Он и сам знал, что чужое и прямое проявление власти постоянно заставляет его народ искать всё новые и новые пути её косвенного, тайного проявления в деньгах. Но то, что поиск его народа лишь следствие совершенно других причин, он понять не мог.

Миша понимал и то, что проклятием его народа является этот самый поиск власти и могущества. Она причина, но он никак не мог объяснить себе самому. Почему народы, живущие под лозунгом «Бей жидов», так привлекательны для его собственного народа. Немцы, англичане, русские, даже французы и американцы, будучи сильно разбавленные Мишиными соотечественниками, с трудом терпели этот народ.

Сергея как–то озарило понимание того, что видимо, у всех народов плохо с поиском духовности, но хорошо с осуществлением власти, насилия, то есть тех самых библейских сюжетов, которые им предстояло изжить. А раз о духовности никто не думает, а все думают только о власти, то какая разница, как её проявлять. Вот только тайное, становясь явным, может усиливать проявление всех библейских сюжетов сразу и взрывать их, ослепляя народы, уже, ни кем и ни чем не сдерживаемой яростью.

Серёжа, сочувствуя Мишиным метаниям, даже подсказал ему возможный выход. Он предложил его народу из тайного качества перейти в явное и начать легально возглавлять хоть целые государства, хоть отдельные его части. Миша с мыслью согласился, добавив, что она не нова, но есть большие проблемы. И Миша, прямо и без всякой задней мысли, сказал Сергею всё, что думает о стране их совместного проживания.

Со слов Миши выходило так, что власть в этой стране абсолютно бездуховная и столь же абсолютна в своей бездуховности. Возглавить её Мишины единоверцы просто не в силах, так как играют они на одном и том же поле бездуховности. Просто Мишины единоверцы свою жизнь подчинили исполнению законов, в том числе и религиозных, общинных, там много порядка, но мало духовного, а Серёжины единоверцы полному игнорированию законов, у них нет ни порядка, ни духовности. Поэтому Серёжина власть, в случае её «возглавления» Мишкиными единоверцами, просто станет ленивой содержанкой. Другое дело слегка её разбавить, тогда она, власть в стране их проживания, начнёт быстрее бегать, но опять под старым лозунгом «Бей жидов, спасай Россию». Но остаётся вопрос о духовности.

Сережа, будучи сильно хмельным, шёл теперь к раввину, выяснять именно этот вопрос.

Миша встретил Сергея в своей обычной манере — печально. Он был высок и худ. Если бы Сергей не знал, что Миша раввин, он бы никогда не заподозрил в этом грустном человеке с иконописным лицом, тонким носом и русой бородкой еврея.

Миша предвидел многие вопросы и многие события. Предвидел он и приход Сергея. Он был неминуем, с тех пор, как Сергей начал задумываться над основами мироздания.

Миша улыбнулся своим мыслям, увидев Сергея на пороге, и спросил: «Пришёл уточнять, что первично, а что вторично и почему с обеих сторон просматриваются евреи»?

— Я ведь не потомок Давида, я даже дедов своих не знаю, — огрызнулся Сергей.

— Это ровным счётом ни о чём не говорит, возможно, в этом твоё счастье, да и вообще счастье всех людей, не помнящих родства. Не знаете своего родства, не знаете и грехов своих и можете сказать:

«Ну а коль я не грешен ничем?

Не понять мне апостольской схимы?

Всё равно, я заблудший совсем…

И к чему мне тропа пилигрима? — произнёс Миша.

/Юрий Герцман «Юмор, Размышления»,

ГП «Принт», 1998 год, тираж 100 экз./

— А ты о себе так сказать не можешь? — сыронизировал Сергей.

— Если бы только я, — продолжал мысль Миша, — целый народ не может так сказать о себе. Нет ни одного земного сюжета, действующими лицами которого не выступали бы мои братья и сёстры, евреи. Иисус вряд ли был евреем, но Библию писали евреи. Они задали путь и ритм человечеству на многие века. Причём они ничего не придумывали сами, они просто описали пороки, с которыми постоянно сталкивались, и дали заповеди Иисуса, как эти пороки можно исправить.

— Сами же при этом остались безучастны, предались порокам, которые сами же и открыли, и быстро забыли о заповедях Иисуса, заменив их другим словом — «Советы», в которых весь мир окончательно запутался, — бурно прореагировал на речь Миши Сергей.

— Серёжа, не читай и не слушай посредников, читай и слушай первоисточники. Прочитай хотя бы одну книжку, написанную евреем, и тебе русская тоска покажется необузданным весельем, а пресловутый пессимизм радостным оптимизмом. Ты когда–нибудь слышал, чтобы евреи себя хвалили? — Миша выдержал паузу и продолжил, — Нет, только анекдоты о себе, перемешанные с грустной иронией. Евреи такие же, как все, часть одного большого земного народа со своей ролью.

— Какой? — не скрывая любопытство, — спросил Сергей.

— Прозаической, — ответил Миша, — евреи хроникёры этого мира, мы пишем нестареющий отчёт о событиях, происходящих в мире для будущих поколений. Ветхий завет — отчёт, Новый завет — отчёт. Мы постоянно перебираем историю, но не в целях изменения и порядка её частей и событий в угоду быстро изменяющемуся времени, а в целях поиска истины и строительства своего собственного здания истории. Мы удерживаем в своей памяти тысячи лет истории. От нашей памяти и наши беды. Как поётся в песне об острове невезения: «Им бы понедельники взять и отменить…». Увы, мы помним наш величайший взлёт и вершину процветания, а затем падение до самых глубин ничтожества, виной которого явились мы сами.

Пришла очередь Сергея задуматься над услышанным. Он действительно никогда не встречал радостного еврея. Думая так, он машинально произнёс слово «хроникёры».

Миша решил, что Сергей не очень понял то, о чём он ему говорил, и продолжил развивать свою мысль: «Если бы люди читали наши хроники, они давно бы поняли, что все беды происходят из смуты, из розни и из вражды. Но, увы, не читают, а если читают, то не понимают, а если понимают, то надеются на то, что именно их пронесёт. Не пронесёт, чтобы в этом убедиться, достаточно прочитать единственную книгу Флавия, сына Матиттьяха «Иудейская война». К сожалению, люди отстаивают своё право «быть» исключительно в ссорах, войнах, раздорах, забывая о том, что кроме мирского, есть ещё и вечное, а кроме быта, есть ещё и бытие. Евреи, к сожалению, в этом идут рука об руку со всеми другими народами. Среди нас нет единства до сих пор. Русская часть единого российского народа в этом плане более образована. При очевидной видимости полного отсутствия цели русские не единожды объединялись для решения, именно вопросов бытия и вечности».