Михаил Чехонин - «Горячий свой привет стране родной…» (стихи и проза)

• Название: «Горячий свой привет стране родной…» (стихи и проза)
• Автор: Михаил Чехонин
• Издательство: МОУ «Державинский лицей»
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2009

Вернуться в Россию, вернуться в Россию стихами — об этом мечтал поэт русского зарубежья Михаил Георгиевич Чехонин (1907, Петрозаводск — 1962, Нью-Йорк). Двенадцатилетним мальчиком покинул Михаил родной дом. До конца своих дней поэт жил думами о России. Слово «привет» наполнилось в его стихотворениях глубоким содержанием: «привет-прощанье и привет-поклон». Родина для Чехонина — «последняя надежда и последняя любовь», разлука с ней — по-настоящему трагична.

В настоящее издание вошли: единственная книга М.Г. Чехонина «Стихи», (1946 г., Нью-Йорк), а также избранные стихи и проза, опубликованные в эмигрантских периодических изданиях («Новый журнал», «Возрождение» и др.)

---

1943

Круг

Опять придет цветущая весна,
Ленивых дней прольется водопад,
И ночи станут душные, без сна,
Лукавые и горькие, как яд.

В пустые мысли, как в колокола,
Забьют желаний острых языки,
Горячая от света и тепла,
Слепая кровь запросится в зрачки.

В душе — еще по-прежнему зима,
Так неподвижно, тихо и темно —
Привычная, домашняя тюрьма,
Стремящаяся вырваться в окно.

А тут уже идет, цветет весна,
Ленивых дней гудит неровный шум,
За ними ночи шествуют без сна,
Усталые и душные от дум.

Таких же, как безвольная весна,
О том, что я — комок случайных мук,
Случайных бурь случайная волна
Не в силах разорвать проклятый круг…

Берег сна

Мне снилось солнечное море
И берег темно-бурых скал,
Где, осужденный, я стоял,
Молясь о счастье и о горе.

Всю жизнь свою благословляя,
Я размышлял о вечном сне,
И сердца не было во мне,
Но трепетала мысль живая.

Когда же ветер пролетал,
Я простирал бессильно руки;
Конец своей жестокой муки
Я бессловесно призывал.

Передо мной пустынным мысом
Шла в море бурная земля.
Мне снилось, что я был не я,
Мне снилось — я был кипарисом.

Сердце города

Центр гигантского механического тела,
Пульс жизни, скованный сталью и цементом,
Рождающий полчища белых и красных шариков,
Создающий ритмы движения.

Эти человеческие лица —
Словно маски минутных страстей;
Красные губы манят в темноту,
Бледно-неоновые глаза утомления
Вспыхивают и потухают…

И титанические челюсти, дыша алкоголем,
Медленно пережевывают миллионы жизней.
Это сердце города,
Зеркало старой красавицы — Времени.

Я узнаю тебя, я хорошо знаю тебя,
Старый развратник, мой город.
Я знаю, чье сердце бьется в твоей груди —
Это мое сердце…

Смерть Пьерро

Бумажный черт трепал ногами,
Давясь лиловой бородой,
А он, знакомясь с моряками,
Пил виски с содовой водой…

Кассир, торжественный и сонный,
Прощал кому-то все грехи,
А он, засмеянный и томный,
Читал последние стихи…

Когда ж, устав от скверных шуток,
Свалилась в угол матросня,
Тогда на смену пьяных суток
Пришел рассвет второго дня.

Бумажный черт лежал забытый
И оскорбленный, как никто,
Когда ушел вином залитый
Последний гость, хрипя в пальто…

И сторож, шоколадно-черный,
Сдвигая клубное добро, —
Потом нашел в мужской уборной
Уже остывшего Пьерро…

Память земли

Угол неба полыхнул огнем,
Пополам ломая небосвод,
И упали вместе дождь и гром
На покров безжизненных пород…
Там, где камни первобытных скал
В узких щелях вспоминали лед,
Загудел поток и заплясал
Дикой пляской прыгающих вод.
Долгим вздохом вспомнила земля
Молодость далекую свою —
Гордый блеск зеленого огня
И ветров мятежную игру,
Страстный шепот раскаленных струй
У подножья бесконечных гор,
Солнечный могучий поцелуй,
Времени любовный разговор…

Последний человек

Все умерло. Осталась лишь земля —
Последнее жилище безнадежных,
Последнее пристанище мятежных
С разломанного бурей корабля.

Уходит солнце в сумрачную даль,
Душа лежит безводною пустыней,
Ужасный жар сменяется на иней,
Великий гнев на тихую печаль.

Я выхожу в распахнутую дверь
Пройти путем умерших поколений.
Я шествую, как обнищавший гений,
Как вечный Фауст, как голодный зверь…

Последний гость обители земной —
Я прохожу дорогами пустыми,
Я плачу над руинами святыми —
Никто не будет плакать надо мной!

Скрипач

Слушай, бедняк, и запомни —
Скрипка беззвучна твоя,
Это не скрипка играет,
Это играет душа.
Это грустит твое сердце
В призрачном беге минут,
Вот почему твои струны
Так многозвучно поют.

Время бесцельно несется —
Слушай, скрипач, и играй,
Но не старайся постигнуть,
Где человеческий рай.
И не ищи совершенства
В мире большом и пустом;
Счастье нигде не летает,
Счастье лишь в сердце твоем…

Но если ты не заметишь,
Что оно вечно с тобой —
Ты никогда не узнаешь,
Что это значит — покой.
Станут тревожные тени
Вечно тебя соблазнять —
Смолкнет душа и не станет
Больше на скрипке играть…

1935

Мистер Джонс

Он часто видит в беспокойном сне,
Как светит ослепительное солнце,
В давным-давно покинутой стране,
Где никогда не слышали о Джонсе.

Уходят сны, и в утренней тиши
Пока еще печаль их ощутима,
Он вспоминает в глубине души
Другое человеческое имя.

Но лишь на миг… И строгий, как всегда —
Вот он летит в моторной рыси глянца,
Забыты сны, больные от стыда,
И ветреное имя иностранца.

И старый дом над тихою рекой,
И яркое расплывчатое солнце…
И счастлив тот, кто робкою рукой
Жмет руку уважаемого Джонса.

Мать

Она прошла в тени креста.
Молчала темная Голгофа,
И возносился дух Христа
В жилище Бога-Саваофа.
В ее глазах была видна
Такая боль немых молений,
Что там, где только шла она,
Ложились медленные тени.
И кто-то ей сказал тогда:
«Да будет вечен дух стихии,
Объявший ночь и знак креста,
И горе страшное Марии…»
И тихо дрогнули в ответ
Ея безжизненные губы:
«Да будет вечен наш завет;
Я тоже мать, я — мать Иуды».

Жизнь

Смеяться и с гримасой на лице
Ловить себя на мысли о конце.
И в тихой тьме, когда горит любовь,
Услышать вдруг, как стынет в жилах кровь,
И в четком и медлительном мозгу
Увидеть вдруг, как оттиск на снегу,
Последний час, последний легкий миг,
Смежающий покоем темный лик…

Какая-то бездушная улыбка,
Какая-то жестокая ошибка,
Какая-то несказанная ложь —
Жить, зная, что умрешь.

Мысль

Пусть уверяет, что он дружен,
Но ты не верь,
Знай, лишь тогда, когда ты нужен,
Стучатся в дверь.

И на приветственное слово
Ты отзовись,
Но непреклонно и сурово
В себя замкнись.

Замкнись от всех без сожаленья,
Как на замок, —
Лишь тот постиг все откровенье,
Кто одинок.

И только тот постиг все тайны,
Всю красоту,
Кто не менял на миг случайный
Свою мечту…

И знай, что мысль тогда прозрачна,
Когда она
На одиночество и вечно
Обречена.

1929

Эпизод

То был лишь краткий и случайный эпизод,
Как быстрый миг. Безудержно и смело,
Когда дрожит надломленное тело
И надает, и кривит черный рот…

И девственница в темноте безгласной,
Когда с внезапной болью сознает,
Что вновь она уже больше не найдет
Ни смеха прежнего, ни радости бесстрастной.

Таков был краткий и случайный эпизод,

Маска Бетховена