Зденек Плугарж - Если покинешь меня

• Название: Если покинешь меня
• Автор: Зденек Плугарж
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

В романе чешского писателя З. Плугаржа «Если покинешь меня» (1957) рассказано о трагических судьбах тех, кто не понял нового, что нес с собой демократический строй в Чехословакии, поддался на удочку буржуазной пропаганды и после февраля 1948 года оказался за пределами страны.

---

— При такой фигуре вы могли бы иметь мускулы покрепче. Мозолей на руках у вас нет вообще!

— Два с половиной года я без работы. Откуда же быть мозолям? — Пепек напряженно следил за тем, чтобы в силезский диалект, на котором он старался говорить, вплетать поменьше чешских слов.

— Раздевайтесь.

Пепек без тени смущения снял рубаху, доктор вооружился фонендоскопом.

— Имели легочные заболевания?

Пепек ответил отрицательно. Секретарша зевнула и прикрыла ладонью рот.

— Рентгеновского снимка с вами нет?

Пепеку еле-еле удалось сосредоточиться, чтобы не попасть впросак.

— Разве человек, когда убегает, имеет время думать о такой чепухе? — Медосмотр раздражал Пепека. «Того и гляди скажут, что у меня нервы ни к черту, и не возьмут». Это еще больше встревожило его.

Доктор взглянул на его вздрагивающие веки.

— Это у вас быстро пройдет, когда поработаете лесорубом. — Доктор в первый раз попытался улыбнуться.

Пепеку кивнули на кресло у курительного столика. Он сел с чувством облегчения: теперь необходимо сосредоточиться, чтобы не растеряться при неожиданном вопросе. Однажды приятель взял его с собою в каноэ, и они поплыли вниз по Вагу, от самых Карпат. Переживание очень острое для оборванного питомца окраинной улицы Остравы. Он и сегодня подобен пловцу в каноэ — этой крайне ненадежной лодке, несущейся по бурному потоку между скалами.

Служащая за столом шуршит бумагами, снаружи кричат скворцы, через открытое окно откуда-то с нижнего этажа доносились звуки пассадобля, но Пепек не слушал, он пристально смотрел на светлую блузку секретарши, сидящей за столом. Бумаги в ее руках — это для него или счастливое будущее, или гибель. Время остановилось, пассадобль сменился тягучим блюзом, удары сердца у Пепека все время обгоняли ритм блюза; вот это будет здорово — отдышаться в канадских лесах, сбросить, как вонючее грязное тряпье, всю свою прошлую жизнь и начать новую; глядеть со скалы куда-нибудь в сторону Юкона. На рекламных открытках Чешского комитета природа Канады выглядела именно так.

— Почему вы не привели свою семью?

Пепек вздрогнул, выпрямился и судорожно сжал пальцами край стола, за которым сидел.

— Пока оформлялось разрешение, умер мой сынок, а жена заболела туберкулезом. Ни она, ни дочь не могут сейчас ехать со мной. Как только… начну зарабатывать в Канаде, вышлю ей деньги, авось к тому времени она выздоровеет. — Он поднял глаза, ему показалось, что на лице секретарши промелькнуло участие.

— Сколько же вас в таком случае поедет?

— Я один!

Холеная рука перечеркнула какую-то графу в бумагах. Еще одна стремнина осталась за кормой лодки Пепека.

— Год рождения?

Конечно. Этот вопрос должны были задать. Острая скала, торчащая в самой середине потока. Если он не сумеет обойти ее — раздастся треск, и вспененный водоворот проглотит пловца. Пепек не имел возможности научиться плавать: в грязной речушке Остравице воды по колено.

— Тысяча девятьсот двадцать пятый.

Изогнутые брови девушки чуть сдвинулись.

— А у меня записано: тысяча девятьсот пятый.

Пепек равнодушно пожал плечами. Но в мелодии блюза, внезапно заполнившей всю комнату, зазвучала смертельная тоска.

— И на регистрационном листе тоже тысяча девятьсот пятый. Странно. Почему при регистрации вы прибавили себе целых двадцать лет?

— Не знаю. Это ошибка, может, меня не поняли.

У Пепека потемнело в глазах; красивые пальчики с красными ногтями подняли документ и подержали против света. Секретарша поднялась, положила документы перед сослуживцем и стала что-то тихо говорить ему, повернувшись спиной к Пепеку. В иное время Пепек не отвел бы глаз от ее стройной фигуры, но теперь все потеряло смысл, бурный поток кончался высоким водопадом, туда стремглав летела его лодка. Пепек неудержимо мчался к своей Ниагаре.

— Ваше имя? — властно спросил по-немецки громкий мужской голос.

— Штефанский Януш.

— Откуда?

— Из Бильфельда.

Пальцы чиновника, украшенные большим золотым перстнем, забарабанили по столу.

— Вы только что не понимали по-немецки.

— Я и сейчас не понимаю, только самую малость… — пробормотал Пепек на силезском диалекте и вонзил ногти в обшивку кресла. Он похолодел. «Идиот!» — мысленно выругал он себя.

— Идите сюда!

Пепек не двинулся с места.

Девушка перевела приказ. Пепек подошел к столу. Чиновник смерил его взглядом. «В этих ручищах таится какая-то жестокость», — решил служащий про себя. Он выпрямился и вдруг спросил без обиняков:

— С какой целью подделали дату рождения?

Пепек пытался что-то придумать; секретарша перевела вопрос — он не слушал, напряженно думал, но ничего придумать не смог. Как машина, которая буксует и никак не может сдвинуться с места.

— У кого вы взяли эти бумаги?

Пепеком овладело чувство полной опустошенности, все внутри пересохло. Секунды молчания тянулись бессмысленно долго, но, наконец, наступило какое-то облегчение, минутный паралич прошел.

— Рехнулись? Ни у кого я ничего не брал, я получил их по почте в Валке!

Дальнейшие события воспринимались Пепеком как кошмарный сон. Золотой перстень чиновника замелькал над диском телефона. Пепеку кажется, будто на шею ему набросили петлю. Чиновник смотрит твердым, холодным взглядом, а у девушки с высокой прической чуть заметно дрожат тонкие пальцы, она притворяется, будто работает за своим письменным столом, но Пепеку ясно, что она очень встревожена тем, что происходит. Пепек снова попытался взвесить свое положение, но почувствовал, что не способен сосредоточиться. Что с ним такое стряслось? То, что он совершил, требует ледяного спокойствия, а он стоит здесь с пересохшими губами. Соберись с духом, сделай что-нибудь, не жди, как глупая овца убоя. Пепек направился к двери.

— Пан Штефанский!

Пепек заколебался. Одна минута нерешительности, о которой ему тут же пришлось горько пожалеть. Чиновник обошел его, замок в дверях щелкнул, ключ исчез из скважины. Пепек сделал три больших шага и схватился за ручку двери.

— Я не преступник! Отоприте! — крикнул он.

Пепек стоял у порога, жалкий, втянув маленькую голову в плечи, широкая грудь его вздымалась, вспотевший лоб блестел в луче солнца.

— Спокойно, садитесь! — И чиновник сел за письменный стол, склонившись над бумагами.

Пудреница выпала из рук белокурой девушки и ударилась о стекло на ее столе.

— Выпустите, мне нужно… — сказал Пепек, но тут же уяснил себе наивность этого хода.

— Уборная в прихожей, милости просим, — чиновник указал в противоположную от двери сторону. — И советую, никаких глупостей, Young man[149].

Пепек брел по темному коридору, за одной из дверей, вероятно, была лестница, но дверь на замке. Он вернулся, сел в кожаное кресло закинул ногу на ногу, закурил сигарету из серебряного портсигара, лежавшего на столе, издали бросил спичку в пепельницу, но промахнулся: спичка упала на ковер.

— Это ограничение свободы, вы за это ответите!

Из радиоприемника зазвучал венский вальс, беззаботный, порхающий, а время остановилось, и в этом злая ирония: веселая музыка каждым своим тактом отсчитывала судьбу человека. Возьми себя в руки, Пепек. Тебе могут пришить только подделку документов, ничего больше, ничего больше, ничего больше. Еще не все проиграно. Только Канада для тебя провалилась в тартарары, но никакая сила на свете из тебя не вытянет признания в том, что случилось вчера.

Энергичный стук в дверь. Чиновник открывает сам. Входит человек в расстегнутом плаще, а за ним — знакомая униформа. Чиновник коротко информирует вошедшего, полицейский остановился у двери. Пепек потушил недокуренную сигарету. Удивительная вещь: именно теперь — абсолютное спокойствие. Пепек тяжело вздохнул. Он все же не дурак, не новичок. Все сегодняшние переживания — это нервы. Потрепанные нервы лагерника из Валки. После двух с половиной лет сыграли они с ним забавную шутку. Фальшивые документы. Никакая сила в мире…

— Wie heissen Sie?[150]

Еле заметная кривая усмешка на губах Пепека.

— Иозеф Главач[151].

Белокурая девушка, приложив ладонь к горлу, облегченно вздохнула, словно гора упала у нее с плеч.

— Каким образом вы достали документы? — Полицейский в штатском стукнул пальцем по бумагам.

— Сидели мы со Штефанским в трактире. Он нализался и забыл их на столе. — Пепек расстегнул воротник рубашки и затем горестно развел огромными руками. — Вы, наверное, не поймете, господа, что это такое, ждать разрешения на выезд. Полтора года ждал я бумаг на выезд в США, они были у меня, но кто-то донес, будто я неблагонадежный, а ведь я не как другие, я воевал с коммунистами не языком, а с оружием в руках! И вот целый год я жду.

Девушке не нужно было переводить — Пепек за три года работы в гитлеровском рейхе научился сносно изъясняться по-немецки. Он обратился прямо к чиновнику: