Элизабет Тейлор - Сестры

• Название: Сестры
• Автор: Элизабет Тейлор
• Издательство: Журнал "Англия"
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1973

Своей высокой репутацией писательница Элизабет Тейлор обязана прежде всего своим рассказам. Она родилась в 1912 году в Рединге. Здесь же окончила школу. Некоторое время она работала гувернанткой, затем поступила в библиотеку. В 1936 году она вышла замуж и имеет двоих детей. В 1945 году был опубликован ее первый роман «У миссис Липпинкот». После него она написала еще 12 романов, самый последний из которых «Миссис Полфри в Клэрмонте» вышел осенью 1971 года. Рассказ, который помещен ниже, был впервые опубликован в журнале «Нью-Йоркер» и входит в последний сборник рассказов Тейлор «Потрясающие ребята», выпущенный в мае прошлого года.

---

Элизабет Тейлор Сестры

Утром в четверг, вскоре после того, как миссис Мэйсон вернулась из магазина — она даже не успела еще снять шляпу — к ней явился аккуратный молодой человек, в темном костюме, в очках с оправой наполовину из золота, наполовину — «под черепаху», со сложенным зонтиком в руках, и чуть не погубил ее. Он назвал свое имя, которое ничего не говорило ей, и она пригласила его в дом, полагая, что это по поводу страховки или кто-нибудь от ее поверенного. Он стоял в гостиной, с любопытством поглядывая по сторонам, до тех пор, пока она не предложила ему сесть и объяснить, по какому он делу.

— Ваша сестра, — начал он. — Ваша сестра Мэриан, — и рука миссис Мэйсон, взметнулась к ее лицу. С удивлением и тревогой посмотрела она на него долгим взглядом, потом закрыла глаза.

В городе, где миссис Мэйсон прожила всю замужнюю жизнь, ее уважали, даже любили, не очень, но все-таки. И никто не мог сказать о ней ничего дурного. Словом, она не вызывала к себе никаких особенно пылких чувств ни того, ни другого рода. Казалось, будто она — с ее небольшим кружком для игры в бридж и утреннего кофе, с ее заседаниями в комитетах таких широко известных благотворительных организаций, как Национальное общество по борьбе с жестоким отношением к детям и Королевское общество по борьбе с жестоким отношением к животным, — была создана для вдовства.

Ее муж был преуспевающим дантистом, и, когда он умер, она переехала из дома, где он занимался практикой, в дом поменьше на тихой улице неподалеку. Она не знала ни денежных затруднений, ни вообще каких бы то ни было затруднений. Не имея ни детей, ни забот, она жила лишь сегодняшним днем. По ней, говорили соседи, можно было чуть ли не часы ставить, завидев, как она, горделиво выступая на высоких каблуках, с подсиненными волосами и подрумяненная, направляется по утрам за покупками и выпить кофе в «Дубовом зале», толкая впереди себя сумку на колесиках. Перед ее платья отвесно спускался вниз с тяжелой груди, придавая ей величественный вид, так как собственная грузность заставляла ее чуточку откинуться назад. Она проходила по жизни одним и тем же размеренным шагом — признак старения. Она давно уже приспособилась к этому, и теперь все годы казались совершенно одинаковыми, хотя дни и складывались немножко по-разному. В основном она вела дневной образ жизни, потому что тот мир, к которому она принадлежала, был по преимуществу женским. После пятичасового чая возвращались домой мужья ее приятельниц, и тогда миссис Мэйсон коротала время в саду, а зимой раскладывала пасьянсы или читала исторические романы, полученные в библиотеке.

— Что-нибудь полегче, — обычно говорила она библиотекарю, словно ожидая предложений официанта. Она никогда не помнила ни имен авторов, ни названий, и очень бывала расстроена, обнаружив, что она уже читала этот роман. Кроме этого она мало из-за чего расстраивалась — да и то лишь по таким пустякам, как неожиданный ливень, или жесткая котлета, или от того, что девушка в парикмахерской подкрасила ей волосы не в тот оттенок.

Миссис Мэйсон, как она часто сама говорила, всегда, и прежде и теперь, делала то, что надлежало делать женщине в ее положении. Пекла хорошенькие бисквитные пирожные с вареньем для распродаж, проводившихся под девизом «Принеси и купи», умела расставлять цветы в букеты, вышивала гарусом чехлы для кресел, устраивала чай, а иногда, расхрабрившись, приглашала на рюмочку хереса, когда, по большей части против собственной воли, что, конечно, держалось от нее в тайне, там присутствовал муж какой-нибудь из ее приятельниц. Время от времени ее приглашали к себе на вечер в гости другие женщины; когда собиралась целая толпа народу, ее присутствие ничего не меняло, так что было нетрудно быть добрым. Она смешивалась с толпой, болтая о чужих отпусках, семьях, работе. Она никогда не пила больше двух бокалов хереса и была хорошей гостьей, неизменно сочувственно восклицая при виде блюда с бутербродами:

— Боже мой, кому-то пришлось потрудиться.

Время тянулось безмятежно.

В это утро, в четверг, молодой человек, заметив, как она помрачнела при упоминании сестры, бросил взгляд на одну из вышитых ею подушек и даже встал, чтобы получше ее разглядеть. Удостоверившись, что это ее работа (последовал короткий, рассеянный кивок), он похвалил ее и снова сел. Потом, решив, что он уже достаточно выждал, сказал:

— Я пишу книгу о вашей сестре и так надеялся на вашу помощь.

— Откуда вы узнали? — выдавила она онемевшими губами. — Я хочу сказать, что мы сестры?

Он скромно улыбнулся.

— Это потребовало некоторых литературных разысканий — самое большое мое хобби. Труд моей жизни, можно сказать.

Она быстро взглянула на него и заметила маленькие, ровные зубы. Они ярко блестели, как блестели его очки, пуговицы пиджака и кольцо с печаткой на его руке. Омерзительно блестящий молодой человек, подумала она, вновь отводя глаза в сторону.

— Мне нечего сообщить, что представляло бы хоть какой-то интерес.

— Но все, что вы ни скажете, представляет для нас интерес.

— Для нас?

— Ее почитателей. Читателей. Для всего мира в целом, что ли.

Он передернул плечами.

«Для всего мира в целом» — это звучало уже угрозой, так как в него входил и тот город, где жила миссис Мэйсон. В него входил и «Дубовый зал», и оба Общества по борьбе с жестокостью.

— Мне нечего сообщить. — Она сделала такое движение, словно собиралась подняться.

— Ну же! Вы провели вместе детство. Мы знаем об этом лишь по ее рассказам. Ее прекрасным рассказам. Этот чудный дом у моря.

Он посмотрел на немногочисленные полки с книгами, стоявшие рядом с ним, и был, казалось, несколько обескуражен. Это все были книги ее покойного мужа по военной истории.

— Не такой уж он был чудный, — сказала она, не любившая никаких преувеличений. — Самый обыкновенный, захудалый дом.

— Да? — сказал он мягко, откидываясь на спинку стула и заламывая свои дамского вида руки.

От самого обыкновенного, захудалого, дома приходского священника, между хлебных полей вела к морю тропинка. Теперь по обе ее стороны тянулись стоянки для путешественников на автоприцепах. Ее муж, Джеральд, однажды привез ее сюда, когда они отдыхали в Корнуолле. Он, разумеется, был в курсе. Она огорчилась из-за прицепов, а он ее успокаивал. Ей хотелось, чтобы он был сейчас здесь и побеседовал с этим ужасным молодым человеком.

Из своего детства она, как и всякий, помнила лучше всего неподвижные жаркие дни, васильки, чертополох и алый очный цвет, колючие травы, хлеставшие ее по голым ногам, когда они спускались к морю. Более смутно припоминались ей вечера, когда тени становились все длиннее и раздававшиеся в саду голоса доносились словно издалека. Она могла мысленно представить себе этот дом с открытыми окнами; на подоконниках верхнего этажа разложенные для просушки купальники и полотенца; заново выбеленные к завтрашнему теннису парусиновые тапочки тоже выставленные для просушки. Все здесь было так знакомо, так уютно. Но ее сестра Мэриан жаловалась на скуку, она не чувствовала никакой благодарности и вечно злилась, и спорила, и бунтовала — хотя впоследствии (все переиначив) воспользовалась этим, чтобы создать себе имя. Он никогда, никогда не был таким, как она его описала. И она, миссис Мэйсон — маленькая Кэсси ее книг — тоже никогда не была подобным ребенком. Сейчас, больше сорока лет спустя, она все еще стеснялась того места, где описывалось, как она, усевшись на корточки, пописала в выложенный камнем бассейн на виду у мальчишек, которых придумала Мэриан. «Кэсси! Кэсси! — будто бы, кричали ей в ужасе сестры. Но больше похоже, что сама Мэриан это сделала. Ей было бы что рассказать про Мэриан, если бы это она взялась выставлять их всех на позорище, подумала она мрачно. Случай с бассейном, право, ничто по сравнению с ее другими выдумками — «экспериментами в области секса», как окрестили их тогда критики. Словно ее сестре было необходимо представить свои больные фантазии на фоне той жизни, которую она хорошо знала.

Глядя, как медленно заливалось краской лицо миссис Мэйсон, пока оно не сравнялось по цвету с румянами на ее скулах, молодой человек, сидевший, откинувшись назад, в непринужденной позе, решил, что он уже выждал достаточно долго. Что-то явно всколыхнулось в ней. И он мягко, так, что, казалось, его слова донеслись до нее, как отголосок ее собственных мыслей, произнес:

— А теперь, пожалуйста, расскажите немного. Это было счастливое детство?

— Да. Нет. Просто самое обыкновенное детство.

— Когда рядом с вами жил такой гений? Ужасно интересно.

— Она ничем не отличалась ни от кого из нас.

Но она-таки отличалась и, как выяснилось, весьма неприятным образом.