Игорь Ефимов - Новгородский толмач

• Название: Новгородский толмач
• Автор: Игорь Ефимов
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Разное
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00923-8

Новый роман Игоря Ефимова, автора книг «Седьмая жена», «Архивы Страшного Суда», «Суд да дело», повествует о времени правления князя Ивана Третьего, о заключительном этапе противоборства Москвы с Великим Новгородом. В центре романа — молодой чех Стефан Златобрад, приезжающий в Россию в качестве переводчика при немецком торговом доме, но также с тайным заданием сообщать подробные сведения о русских княжествах своему патрону, епископу Любека. Бурные события политической жизни, военные столкновения, придворные интриги и убийства в Кремле всплывают в письмах-донесениях Стефана и переплетаются с историей его любви к русской женщине.

Кажется, это лучший роман автора. Драма одного человека разворачивается на фоне широкого исторического полотна и заставляет читателя следовать за героем с неослабевающим волнением.

---

После зачтения договора многие в городе повеселели и приободрились.

— Ну, теперь князь Иван не посмеет на нас напасть! — говорили они. Это надо совсем разум потерять, чтобы поднять меч сразу и на Литву, и на Новгород.

Как мы знаем, сердце человека легко распахивает дверку гостям по имени Беспечность и Близорукость — только постучи! Стало труднее собирать деньги на вооружение, замедлилось укрепление наружной стены. Но были и недоверчивые. Их мнение яснее всего высказал мой знакомый — отец Денис:

— Слишком уж добрым выглядит король в этом договоре. Так легко уступают по всем пунктам только тогда, когда не собираются выполнять самое главное условие: скакать на помощь с мечом в руке.

Среди темного люда все шире расползаются слухи о всяких грозных предзнаменованиях. Говорят, что на двух гробницах в соборе Святой Софии выступила кровь. Что в отдаленном монастыре сами собой зазвонили колокола. А в другом монастыре по лику иконы Богоматери потекли слезы. Когда буря сломала крест на соборе, это тоже было истолковано как знак гнева Господня.

Должен сознаться, преподобный отец, что и моя душа охвачена страхом и смятением. Как я хотел бы излить Вам на исповеди то, что переполняет ее, услышать Ваши мудрые утешительные увещевания. Умом я понимаю, что победа Борецких и литовской партии — это была бы и наша победа. Но сердце говорит, что она может обернуться катастрофой. Что души новгородцев еще слишком привязаны к старой вере, к старым заблуждениям. Если польется кровь, они могут только укрепиться к своей ненависти ко всему, что исходит из Рима.

От митрополита московского Филиппа пришло к новгородцам послание. Вот его приблизительный перевод:

«Слышу о мятеже и расколе вашем. Бедственно и одному человку уклониться от пути правого; еще ужаснее целому народу. Трепещите! Да не сойдет страшный серп Божий на головы сынов ослушных. Вспомни сказанное в Писании: беги от греха, как от ратника; беги от соблазна, как от змеи. Этот соблазн есть латинщина, она уловляет вас. Разве пример Константинополя не доказал ее гибельного действия? Греки царствовали, греки славились в благочестии. Но попытались соединиться с Римом и теперь служат туркам. До сих пор вы были целы под крепкою рукой Иоанна. Не уклоняйтесь от святой великой старины и не забывайте слов апостола: Бога бойтесь, а князя чтите. Смиритесь, и Бог мира да будет с вами!»

Но никакие уговоры уже не могли подействовать. Весь город словно бы превратился в единое существо, опьяненное страстью, злобой, собственной силой, жаждой испытать ее, упиться бешенством смертельной схватки. Даже архиепископ Феофил не смеет уже возвысить свой голос в защиту мира и благоразумия. Вооруженные отряды патрулируют улицы, часовые сменяются у пушек на стенах и башнях.

И вот вчера судьба ударила в свой колокол: из Москвы доставили «разметную грамоту» князя Ивана. Так здесь называют объявление войны.

Господь Всемогущий, сохрани и помилуй заблудшее стадо Твое!

Преданный Вам, Стефан З. Фрау Урсуле Копенбах, в Любек, из Новгорода, сентябрь 1471

Дорогая мать и благодетельница!

С горечью и тоской сообщаю Вам, что того Стефана, которого Вы знали, пестовали и растили, больше нет на свете. После того, что мне довелось пережить и увидеть в Новгороде этим летом, душа моя выгорела дотла и превратилась в чадящую головешку. В ней не осталось ни любви, ни сострадания, ни надежды.

Сколько я прочел книг об ужасах войны, сколько слышал рассказов бывалых воинов! Но все это оставалось словами, излившимися на бумагу, словами, отзвеневшими в воздухе. Миллиона слов не хватит, чтобы передать вопли одного раненного стрелой в живот или вой матери, прижимающей к груди обгорелый труп ребенка.

Если это послание доберется до Вас, в пакете Вы найдете хронику, которую я вел с июня месяца. Прошу Вас, передайте ее нашему дорогому епископу. Моя связь с ним прервалась, купцам сейчас запрещен въезд и выезд из Новгорода. Псковский гонец согласился отвезти пакет Алольцеву, а тот уже переправит его Вам.

Не знаю, хочу ли я, чтобы Вы прочли хронику. Боюсь, она изранит Ваше сострадательное сердце. С другой стороны, я, по слабости своей, так привык делиться с Вами даже самым сокровенным, что рука не поднимается написать: не читайте. Решите сами — хорошо? Во всяком случае, Вы теперь знаете, что, по милости Господней, тело мое уцелело. Единственный заметный след войны: моя исхудавшая оболочка болтается на костях, как ряса, вывешенная для просушки.

Храни Вас Бог, моя бесценная.

С. З. Хроника военного лета 1471 года 1 июня

Из Пскова пришла весть, что московский дьяк Яков Шачебальцев привез туда от княза Ивана приказ выступать вместе с Москвой против Новгорода. Псковичи ответили согласием. Их поведет княжий наместник Федор Шуйский вместе с сыном своим Василием Федоровичем.

4 июня

Цены на хлеб выросли втрое, а мясо и птица так вздорожали, что не подступиться. «Не было еще такого, чтобы летом против нас воевали, — толкуют легковерные новгородцы. — Наши болота и топи любую рать летом проглотят, как кит Иону». Но дождей все нет, и земля суха и тверда под сапогами идущих где-то воинов, под копытами их коней.

8 июня

Лазутчики Борецких доносят из Москвы, что в мае месяце Иван собирал в Кремле всех своих братьев и бояр и епископов, прося совета. И все собравшиеся поддержали его намерение — немедленно идти войной на Новгород. Отправлены послы и воеводы князя к вятчанам, и двинянам, и устюжанам, и тверянам с приказом поднимать рати против новгородцев.

Все против нас!

А кто «за»? Одни литовцы?

Борецкие срочно отправили верного человека к королю Казимиру с просьбой спешить на помощь.

12 июня

Отец Денис уговорил городские власти отдать ему пустующий дом рядом с его церковью под лазарет. Один тысяцкий хвастливо объявил, что раненых новгородцев не будет, а раненых москвичей никто врачевать не собирается. Но пожилые бояре, помнившие войну 1456 года, прикрикнули на него и выдали отцу Денису денег из казны на чистое полотно, на дрова, на муку.

Я помогаю в лазарете чем могу. Нанятый литовский лекарь сказал, что понадобится много горячей воды, и мы расчищаем колодец во дворе дома, чиним крышу на бане, затаскиваем лавки и топчаны в горницы. Женщины приносят с окрестных лугов подорожник — говорят, он хорошо вытягивает гной из нарывов, и зверобой — его отвар помогает вылечивать раны.

14 июня

В городе появились первые беглецы с южной границы: с Валдайского озера, из-под Заборовья, Демона, Холма. Рассказывают страшные вещи. Видимо, московским ратникам велено нарочно нагонять ужас на людей. Они ведут себя хуже татар. Врываются в деревни, жгут дома. Христианские воины поднимают на пики христианских детей на глазах у христианских матерей. Насилуют жен на глазах мужей.

В одном селе согнали в церковь всех, кто не успел убежать в лес, заперли ее и подожгли.

В другом устроили себе потеху: загнали голых баб в баню и велели по одной выходить и бежать к реке, а сами тренировались в стрельбе из лука по ним. Успеешь спрятаться в воде — твое счастье. Но немногим это удалось. Скоро весь берег был покрыт мертвыми и ранеными женщинами. А стрелки только хохотали и поздравляли друг друга с меткими выстрелами.

Все это зверство достигает своей цели: волна ужаса катится по Новгородской земле, обгоняя московское войско.

18 июня

Вернулся новгородский посол, отправленный к королю Казимиру. Магистр Тевтонского ордена не дал ему проехать в Литву через Ливонию. Только теперь стало ясно, что мы отрезаны от всего мира: с запада — Псков и Орден, с юга и востока — Тверь и Москва. Поплыть Белым морем на север? Но сколько на это уйдет времени? Три месяца, полгода, год?

На вечевой площади ропот. Раздаются выкрики:

— Ну, где же ваш Казимир? А Иван — вот он, у самых ворот!

Но сторонники Борецких хватают недовольных и запирают их в тюремные погреба. Какая-то ожесточенная решимость появилась в их глазах, какой-то предсмертный восторг. Звенят доспехами проходящие по улице дозоры, гремят копытами конные отряды, стучат топоры лодочников, строящих новые ушкуи и насады. Подъемники со скрипом тянут на стены пушечные стволы.

22 июня

Привезли первых раненых с южного берега Ильменя. Московский воевода Холмский внезапно появился под Руссой. Новгородская рать едва успела запереться в городе. Но долго она не продержится.

Жара, грязь — раны быстро воспаляются. Отец Денис научил меня накладывать повязки с медом. Среди раненых — молоденький ученик ювелира. Он раньше и меча-то в руках не держал. Удар татарской сабли пришелся ему по кисти. Он ухитрился подобрать в пыли, под копытами, три отрубленных пальца, привез их с собой. Молча подсовывал их мне, будто надеялся, что я каким-то чудом могу медом приклеить их обратно. Из собора Святой Софии приходили с чудотворной иконой Богоматери, давали целовать раненым.