Мэриан Палмер - Белый вепрь

• Название: Белый вепрь
• Автор: Мэриан Палмер
• Издательство: Армада
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0521-9

Война Алой и Белой розы считается одним из самых загадочных периодов в истории Англии. Это было время благородного рыцарства и коварных интриг, дворцовых переворотов и династических распрей. Оно породило немало интересных и сильных духом людей. Таков один из главных героев романа М. Палмер король Англии Ричард III, личность незаурядная, глубокая, противоречивая.

Роман будет интересен самому широкому кругу читателей.

---

После продолжительного молчания Де Брези снова заговорил:

— Итак, сын мой? — Он и не пытался скрыть насмешку. — Вроде раньше вы не страдали от немоты. Я жду. Может, вы скажете, что меня неверно информировали? Или даже обманули?

Голос его звучал ровно, но сорваться ему не давала именно ярость, а не сдержанность. В какой-то момент Де Брези прижал руку к горлу, словно ворот рубахи душил его. Филипп заговорил тихо, так, чтобы не слышали другие:

— Мсье, зачем оскорблять недоверием всех сразу? У нас с вами свои дела, я охотно признаю свою вину, как признаю и справедливость ваших претензий, Но поверьте моему слову, у вас нет никаких оснований — да и права — обвинять других.

— О чем это вы там толкуете, любезный мой Ловел? — презрительно скривился Де Брези. — Цену вашему слову я знаю. Все необходимые доказательства я получил от этой шлюхи служанки, которая поплатилась хорошей поркой за те взятки, что вы ей, наверное, давали. Ибо, видите ли, любезный, — Де Брези немного наклонился к Филиппу, — должен признать, что до разговора с ней я не мог поверить, что все так и было.

Дальнейшее произошло слишком стремительно, — сделать уже ничего было нельзя. Огюст оттолкнул отца и сбросил с руки плащ. Увидев, что скрывалось под ним, Филипп подался назад, но недостаточно быстро. Сильный удар едва не бросил его на пол: плетка-трехвостка обвилась вокруг его лица. Горящая щека сразу увлажнилась. Фрэнсис быстро подскочил к кузену и схватил его за плечо, не давая упасть.

— Ах вот как, ублюдок, — прошипел он, — стало быть, ты ищешь ссоры. А ты видел хоть раз, как мой кузен орудует копьем? На твоем месте я бы заказал поминальную мессу.

— Огюст! — В голосе Де Брези прозвучал настоящий страх. Филипп освободился от цепкой хватки Фрэнсиса.

— Кузен, это не ваше дело.

Инстинктивно он прижал руку к щеке, а когда отнял ее, на пол хлынула кровь. Три больших рваных шрама полыхали у него на лице, как клеймо. Чуть повыше металлическая окантовка плети порвала кожу до кости. Не говоря ни слова, Фрэнсис сделал шаг назад. Он и так уже вмешался в чужую ссору. Со стороны казалось, что Филипп медленно приходит в себя после тяжелой дремы.

Кто-то из столпившихся у двери пытался разглядеть происходящее, но ему мешали широкие плечи Перси. Де Брези пробился к Филиппу и спросил медовым голоском:

— Не могу ли быть чем-нибудь полезным, мессир? — Филипп едва удостоил его взглядом. Вытащив из кармана платок, он плотно прижал его к кровоточащей щеке.

— Благодарю вас, сэр, — хрипло сказал он, — но к мессиру Огюсту у меня претензий нет.

Все так и ахнули.

— Филипп, как же можно, — резко начал Фрэнсис, но тут же осекся. Де Брези, ни на кого не глядя, вышел из комнаты. Филипп, бледный от гнева, двинулся было за ним, но его остановили, схватив за плечо.

— Не надо, — сурово сказал Фрэнсис.

Перси поспешно стал с другого бока, а Эштон, повинуясь его взгляду, с грохотом захлопнул массивную дверь. Откуда-то из редеющей толпы послышался одинокий голос:

— Ну конечно же, это был гонец герцога Глостера. Что же удивительного в том, что они повздорили? Подобно своему господину…

Удаляющиеся голоса звучали все более невнятно, и в комнате наступила тишина.

Часть IV ЗОЛОТАЯ ТОСКА (Июнь 1476 — январь 1486)

Глава 14

Однажды утром, поздней весной большая галера с длим крестом пилигримов{110} на мачте взяла курс из Венеции на Палестину, к святым местам. На борту собралась разношерстная публика со всех концов Европы. Путешествие предстояло долгое и утомительное. Пассажиры, то и дело переходя с латыни на французский, быстро перезнакомились. В случае нехватки слов путешественники использовали язык жестов и мимики.

В стороне от общей компании держался рыцарь, всегда закутанный в плащ, его сопровождал один слуга. Его отчужденность отнюдь не диктовалась высокомерием, так что никто на него не был в обиде. Судя по отрывистым репликам, которыми он обменивался со своим единственным спутником, это был англичанин. Любопытно, что заставило этого человека практически в одиночку плыть в такую даль. В Яффе{111} все сошли на берег и, уладив в порту необходимые формальности, двинулись в сторону Иерусалима{112}.

В Англию Филиппу предстояло вернуться только через год. Из Иерусалима он отправился через пустыню в Синай{113} — тяжелое путешествие, на которое отваживались только самые правоверные пилигримы. По ночам все дрожали от холода — больших костров не разводили, опасаясь шаек арабов, рыскавших по дорогам; до наступления темноты каждый готовил себе ужин на маленьком костре. Днем мучила жажда, ее утоляли лишь изредка, делая несколько глотков из бурдюка. Вода от долгого хранения становилась солоноватой, образовывался изрядный осадок.

Однажды бандиты, изменив своей тактике ночных набегов, напали на путников при полном свете дня, завязалась схватка. Один тучный негоциант из Падуи{114}, которому, наверное, и в голову не приходило, что он может стать жертвой разбойничьего налета, лишился сил, и его пришлось нести на носилках. Правда, от лишних порций воды, которые щедро предлагал ему Филипп, он мужественно отказался. Все обошлось, и вскоре путники добрались до монастыря Святой Катарины, прямо у подножия горы. Они остановились отдохнуть на несколько дней, посетили службу и сделали два восхождения на Синай. На обратном пути немецкие монахи поговаривали о наступающей альпийской зиме.

В Каире Филипп отделился от своих спутников — ему предстоял путь на Родос{115} — он должен был от имени герцога Глостера засвидетельствовать почтение вновь избранному Великому Магистру рыцарского ордена Святого Иоанна{116}.

Во взгляде Пьера д’Обессона мелькнуло любопытство. Госпитальеры{117} были рассеяны по всей Европе, и путешествовать рыцари любили. Однако Великий Магистр был склонен думать, что юный Тьерри слишком поверил истории, которую ему поведали в Париже, — пусть даже три небольших шрама на щеке визитера подтверждали ее правдивость.

Первое ноября — День всех святых — остался позади. Море, ласковое и приветливое у самого берега, за дамбой было покрыто барашками. Крутые отроги Родоса постепенно таяли в дымке.

Поздней осенью Венеция выглядела неряшливо и негостеприимно. Богатство перемежалось здесь с самой чудовищной нищетой. На Риальто из окон выглядывали обнаженные до пояса проститутки и громко зазывали клиентов.

В Урбино{118} Уиллу Паркеру пришлось сделаться лекарем поневоле — одна из дам при дворе Баттисты отхлебнула воды, приготовленной для омовения рук, и это питье оказалось слишком крепким для ее нежного желудка. С сочувствием посмотрев на позеленевшее лицо женщины, Филипп спокойно сообщил, что в марте пора отправляться на север. Весна застала их в долине Луары{119}, там все еще пережевывали подробности гибели Карла Бургундского. Он слишком часто наведывался в Лотарингию и в конце концов заплатил за это жизнью недалеко от Нанси{120}. Многие — причем не только приближенные Бургундца — не верили, что великий герцог и впрямь мертв. В свой срок, говорили они, Карл еще появится на этой земле. В Бордо{121} владелец торгового судна из Бристоля, груженного большой партией гасконского вина, согласился взять на борт пассажиров, и через две недели они достигли широкого устья Северна, а утром пасхального воскресенья корабль бросил якорь в бухте у городской стены.

После карнавального блеска, архитектурного великолепия итальянских городов периода Возрождения Англия выглядела достаточно тускло. В Уиллоуфорде, похоже, мало что изменилось. Поля зеленели, управляющий сохранял свою обычную безмятежность, а госпожа Алиса, как всегда, серьезно и ответственно вела домашние дела. Уезжая из Уиллоуфорда, Филипп велел выстроить несколько новых домов, расширить главный зал, к его приезду все было исполнено. Во дворе бегали дети работников. А в Ипсдене от Филиппа не отставали племянники-близнецы, мальчики требовали снова и снова поведать им во всех подробностях о путешествии в далекую Палестину и Италию и, впившись глазами в смуглое от загара лицо дяди, внимательно слушали его рассказ.

Как-то после ужина один из близняшек — Хью — попросил разрешения приготовить дяде горячую воду для купания. Глаз светились такой преданностью и обожанием, что растроганный Филипп, уезжая, предложил мальчику сопровождать его в качестве пажа в Миддлхэм. Сэр Уильям был счастлив и польщен этим предложением. Давно осталось позади то время, когда он неодобрительно покачивал головой по поводу политических пристрастий шурина. Поскольку сама Небеса благоволят дому Йорков, то кто он такой, Уильям Секотт, чтобы не соглашаться с этим?

Филипп заехал в Минстер-Ловел, но Фрэнсиса там не застал. По словам Анны, его не было дома в течение нескольких месяцев, все это время Фрэнсис был полностью поглощен делами на севере. Это объяснение могло бы вполне удовлетворить Филиппа, если бы не выражение ее лица. Филипп собрался было расспросить Анну, в чем же все-таки дело, но передумал и лишь поинтересовался здоровьем своего крестника. В последний раз Филипп видел Уильяма-младшего, когда тот был еще в колыбели. Теперь он уже учился ходить. Это был крупный для своего возраста мальчик с серьезным взглядом. Он очень напоминал отца и цветом волос, и своим решительным видом, но, в отличие от Фрэнсиса, был застенчив с незнакомыми. Филипп уезжал в тот же день. При прощании малыш прятался за широкими юбками матери.