Франсуа-Ксавье Нерар - Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)

• Название: Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)
• Автор: Франсуа-Ксавье Нерар
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-8243-1547-9

В книге предпринята попытка понять, какое место в советском сталинском обществе занимал феномен доносов и разоблачений — как в кризисные моменты, так и в моменты относительного спокойствия. Какова роль семейных и родственных отношений в подобной практике? Доносы и разоблачения (и добровольные, и по принуждению) считались поддержкой режима, сотрудничеством с ним. Были ли такие поступки корыстными? В какой мере доносительство было необходимо государству и отдельным гражданам? Идет ли здесь речь о доносе в полном смысле этого слова?

В намерения автора не входит реабилитация доносчиков и доносительства в СССР. В книге делается попытка очертить границы этого явления и описать его максимально объективно. Книга представляет интерес как для исследователей-историков, так и для широкого круга читателей, интересующихся историей России.

---

При расследовании не является исключением и обращение в «органы». Это сотрудничество касается получения сведений о проверяемом и прежде всего о его социальном происхождении[180]. Расследующие обращаются в ОГПУ или в НКВД для того, чтобы проверить истинность обвинений, связанных с прошлым человека, или выяснить социальное происхождение автора жалобы, с частности, когда он протестует против увольнения. В конце двадцатых годов на основе сведений, предоставленных политической полицией, некоторые директора предприятий увольняли рабочих или управленцев сомнительного социального происхождения. При этом реальная причина такого увольнения оставалась неизвестной. Уволенный, столкнувшись с тем, что он считал (простодушно или нет) необоснованным действием, часто обращался в органы РКИ, обжалуя действия тех, кого считал ответственными за «преследования». Инспекторы Рабкрина обращались в ГПУ, чтобы проверить социальное происхождение жалобщика. Это видно из материалов секретариата Сырцова, председателя Совнаркома РСФСР в 1930 году. Автор жалобы — бывший управленец табачной фабрики в Саратовской области. Уволенный — по его собственным словам, «по вине чуждого элемента» — обращается к Сырцову с письмом, в котором оправдывает себя и одновременно нападает на тех, кого считает причиной своего увольнения, и чье социальное происхождение вызывает у него сомнения. Поскольку дело касается увольнения, секретариат передает его в отдел труда Саратовской области, который отвечает, что не имеет возможности выяснить, обоснованны ли обвинения в принадлежности к Белой армии. Этот ответ вызывает раздражение секретариата, который в своих выводах осуждает «формальный подход к делу об увольнении Иорха со стороны Нижне-Волжского Краевого Отд. Труда и его недопустимое невнимание к проверке сведений о С, что он должен был сделать через органы ОГПУ»{557}.

Помимо простого обмена информацией, о котором имеются письменные свидетельства, легко обнаруживаемые в архиве, мы располагаем отдельными указаниями на случаи, когда расследования проводились совместно органами государственного или партийного контроля и ГПУ или НКВД. Трудно оценить размах этого явления. Например, жалоба восемнадцатилетней учительницы начальной школы, работавшей в далекой сибирской деревне и пострадавшей от кулаков, расследовалась комиссией на окружном уровне. Эта комиссия состояла из члена контрольной комиссии, партийного инструктора и сотрудника ОГПУ города Ачинска{558}.

Но чаще всего эти два института работают параллельно, а не совместно. Иногда это приводит к абсурдным ситуациям: автор письма-статьи в «Крестьянскую газету» был задержан НКВД в 1937 году как социально опасный элемент. В то же время его жалоба, рассмотренная районным комитетом, была признана обоснованной и привела к увольнению председателя артели, на которого она была написана{559}!

Тщательность работы над некоторыми делами не исключает полного пренебрежения по отношению к другим. Социальное происхождение жалобщика вполне может оказаться достаточным предлогом для того, чтобы признать дело не заслуживающим внимательного рассмотрения. Так произошло в 1934 году с заявлением крестьянина из Арзамасской области. Он написал Сталину письмо о перегибах в коллективизации, обвиняя, как и многие, местные власти в том, что они, по его мнению, дискредитируют партию и доводят людей до страшной нищеты. Согласно описанной выше иерархической схеме, письмо через областной комитет попало в районный комитет села Починки. Три месяца спустя дело было закрыто, так как отец автора «мелкий торгаш <…> торговал скотом, элемент настроен антисоветски»{560}. Столкнувшись с подобным отношением, областной комитет отослал дело обратно, довольно твердо настаивая на необходимости как следует провести расследование в двухнедельный срок{561}. Только тогда район принял решение послать инспектора, как свидетельствует написанная от руки одним из руководителей резолюция: «т. Золотову, выехать в Ильинское и на месте изучить данный вопрос до 1 мая».

В данном случае вмешательство более высокой инстанции позволило продвинуть дело, однако чаще всего выводы района принимаются без дискуссии, даже если в них заметна некоторая поверхностность. В целом поражает почти полная автономность каждого отдельного звена системы. Это относится, как мы видели, к районам по отношению к остальной административной вертикали, но также — и особенно после 1934 года — центральных органов управления по отношению к органам контроля. В то время как КСК требует уделять больше внимания вопросам необоснованного исключения из колхозов, аппарат Наркомата земледелия противится и совершенно не меняет своего отношения к подобного рода жалобам{562}, которые чаще всего игнорируются. Случаи наказания за плохую работу с жалобами встречаются редко, но являются весьма наглядными. Например, в 1932 году прокуратора Горького выносит 82 дисциплинарных взыскания и возбуждает 63 уголовных преследования за «бюрократизм и волокиту в области работы с жалобами». Как и большинство решений подобного рода, они представляют собой часть очередной кампании, на этот раз по соблюдению «революционной законности»{563}.

Итогом работы инспекторов являются порой довольно длинные (нередко в несколько страниц, написанных на машинке или от руки) и обстоятельные отчеты, которые возвращаются наверх по уже известной иерархической цепочке. На уровне Горьковской области эта работа особенно эффективна в аппарате партии, но также достаточно заметна и в городском бюро жалоб{564}. Большинство дел по жалобам, сохранившихся в областных архивах (хотя, может быть, они именно из-за этого и были отобраны) содержат подробные письменные отчеты.

Решения принимаются на основании именно этих отчетов. Принимает их орган, который проводил расследование. В большинстве случаев это просто постановление. В зависимости от значимости дела вопрос может рассматривать бюро или президиум соответствующей инстанции. В некоторых случаях, как мы видели, организуются даже выездные заседания бюро (в Горьковском городском бюро в 1932 году — во время половодья — их было пятнадцать{565}) или нечто вроде судебных заседаний в миниатюре, рассчитанных на публику. Но такие мероприятия происходят реже и, к сожалению, от них осталось очень мало документов.

Мы уже знаем, что советские люди предпочитают обращаться в Москву, к центральной власти. Руководство страны, центральные газеты, Центральное бюро жалоб получают огромный объем писем. Но расследуют письма и жалобы не в Москве. Они пересылаются сначала в области, затем на более низкий административный уровень. При подобной организации дела, неизбежной из-за большого количества получаемых в Москве писем, неминуемы перебои, задержки и нестыковки, но главное: каждое звено системы получает довольно значительную самостоятельность, что парализует механизм. Блокировка происходит по вертикали: центр с большим трудом контролирует работу областных служб, не говоря уж о районных. Но происходит она и по горизонтали: у инспекторов подчас бывает недостаточно власти, чтобы как следует выполнять свою работу. Составители многочисленных отчетов о проверках без труда находят основания для критических замечаний, за которыми подчас стоит неверие в возможность улучшить дело. Но все же было бы неправомерно делать из этого вывод о полной недееспособности органов работы с жалобами. Расследования часто проводятся с большим старанием, пусть не всегда очень честно и справедливо, и дают результаты. Инспекторы и руководящие работники этой системы играют весьма значимую роль. Их резолюции и их добрая воля могут полностью изменить судьбу отдельных писем. Вся система покоится в значительной мере на их плечах, поскольку административные механизмы почти полностью освобождают их от контроля. Они заслуживают того, чтобы их «портрет» был написан более подробно.

ГЛАВА 9. Работа с заявлениями

Официальная пропаганда отводит особое место работе с сигналами. Эта работа преподносится как одна из важнейших характеристик государства рабочих и крестьян, а между тем оно не способно обеспечить ее рациональную организацию и, следовательно, эффективную обработку всех обращений населения. Является ли это просто проблемой бюрократической организации? Есть основания в этом усомниться. Необходимо пойти дальше простой констатации факта и оценить, насколько предоставленные в распоряжение соответствующих органов ресурсы соответствуют тому значению, которое на словах придается жалобам и заявлениям. Была ли работа с жалобами первостепенной заботой советского государства? Центральным здесь является вопрос о персонале. Многочисленный, обученный и эффективно действующий штат сотрудников — обязательное условие обработки огромной массы поступающих сигналов. Каковы были штаты учреждений, занимавшихся расследованием жалоб? Кто работал в бюро жалоб? Какое они имели образование, что делали в прошлом и на что могли рассчитывать в будущем? Положение занимавшихся жалобами структур в советском аппарате управления также является важнейшим показателем: насколько вероятно сделать здесь карьеру? Это престижная работа или неблагодарный труд[181]?