Франсуа-Ксавье Нерар - Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)

• Название: Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)
• Автор: Франсуа-Ксавье Нерар
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-8243-1547-9

В книге предпринята попытка понять, какое место в советском сталинском обществе занимал феномен доносов и разоблачений — как в кризисные моменты, так и в моменты относительного спокойствия. Какова роль семейных и родственных отношений в подобной практике? Доносы и разоблачения (и добровольные, и по принуждению) считались поддержкой режима, сотрудничеством с ним. Были ли такие поступки корыстными? В какой мере доносительство было необходимо государству и отдельным гражданам? Идет ли здесь речь о доносе в полном смысле этого слова?

В намерения автора не входит реабилитация доносчиков и доносительства в СССР. В книге делается попытка очертить границы этого явления и описать его максимально объективно. Книга представляет интерес как для исследователей-историков, так и для широкого круга читателей, интересующихся историей России.

---

То, что к «сигналу» прибегают пострадавшие от репрессий советские граждане и даже иностранцы, очень хорошо дополняет коллективный портрет доносителей. Конечно же, последние упомянутые случаи не составляют основной массы, но их присутствие не позволяет, когда мы ищем причины распространенности явления, удовлетвориться только завистью и социальной озлобленностью. Буксующий социальный механизм сталинского режима, чрезмерная иерархичность общества, постоянный произвол — все это, вероятно, столь же важные факторы. Качественный анализ сведений, содержащихся в письмах или сопроводительных документах, позволяет изучить социальный статус тех, кто разоблачает и доносит.

Сообщать наверх — значит совершать акт косвенного насилия, подчеркивает Люк Болтански: тот, кто отправляет разоблачительное письмо, ждет от властной инстанции, в которую пишет, чтобы она применила насилие вместо него{774}. Донос-разоблачение, таким образом, чаще всего рассматривается как оружие слабого, к нему прибегают люди, лишенные обществом как средств защиты, так и средств нападения. Это как раз и подчеркивает Филипп Бюррен, говоря о Франции периода оккупации: «Донос — оружие слабых, тех, кто не может устоять перед соблазном заставить работать в свою пользу силу чрезвычайных полномочий». Он особенно подчеркивает, что «в то время как женщины составляли небольшое меньшинство в общем числе попавших под чистки, они сверх часто фигурируют в делах о доносах»{775}.

Портрет доносителей в СССР тридцатых годов, который можно нарисовать, не противоречит этому утверждению. Тем не менее здесь многое следует уточнить. Доносительство является массовым явлением, большинство социальных групп в стране обращается к власти, чтобы сообщить ей о своих обидах и недовольстве. Даже самые ущемленные в правах: кулаки, «бывшие», вплоть до заключенных — все используют это единственное им доступное средство, так они слабы. Но в основном доносительством занимаются промежуточные слои советского общества: рабочие, колхозники, служащие или руководители невысокого ранга. Иногда они — члены партии и обладают крохотной частью символической власти и вовсе не являются самыми беззащитными в сталинском обществе. Но и этих людей неустроенность и повседневное насилие делают уязвимыми. Обращаясь к государству с тем, чтобы через него применить насилие, они ищут способ подтвердить свой социальный статус. Практически все советское общество беззащитно по отношению к государству.

Изучая биографические сведения, содержащиеся в разоблачительных письмах и жалобах, мы столкнулись с одной из принципиальных проблем в исследовании этих текстов: недостаточной надежностью и неполнотой информации, которую они содержат. Нарочито подчеркнутые факты и намеренные умолчания являются частью некоей стратегии, часто бессознательно осуществляемой пишущим. Биографические сведения имеют определенную цену. Эта проблема, впрочем, шире и касается не только рассказов о жизни. Письмо-донос существует не само по себе: у него есть читатель. Это он должен действовать, и это его надо убедить. Формы, темы и сообщаемые сведения очень сильно зависят от избранной стратегии.

ГЛАВА 13. Донос: «воплощение в тексте»[268],[269]

То, каким образом проблемы людей находят свое выражение в сигналах[270], — как с точки зрения содержания, так и с точки зрения формы — превращает эти писания в самостоятельный жанр и не позволяет ограничиться исследованием сказанного в доносе напрямую. Здесь важнейшее место занимает читатель: как подчеркивает Кристиан Жуо, изучавший разоблачения другого типа, мы имеем дело с «воинствующим письмом, которое предполагает стратегию и тактику выбора угла обстрела аргументами и выделяет большое место читателю, который всегда находится очень близко»{776}. Доносительство, каким бы оно ни было, имеет своей целью «переход от чтения или слушания к действию»{777}. В этих условиях первая задача автора доноса — сделать так, чтобы его письмо прочитали, чтобы оно привело к желаемым результатам, главное: чтобы оно не попало в мусорную корзину. Велик риск, как подчеркивает горьковчанин, пришедший в отчаяние от бесплодности своих писем, остаться, «как глас вопиющего в пустыне»{778}. Все элементы письма, пусть даже и бессознательно, выстраиваются так, чтобы убедить читателя в правдивости изложенных фактов и в необходимости действовать. Каковы же средства, которые используются для того, чтобы добиться нужной эффективности? Некоторые ограничиваются «приманкой», как один колхозник из тамбовской области, написавший в «Крестьянскую газету». Он намекает на новые разоблачения, но просит, чтобы ему выслали бумаги, так как ему не хватает{779}. И редакция высылает ему бумагу! Чаще, однако, приемы не столь заметны, тем не менее они являются элементом, определяющим форму сигналов.

Подстроиться под адресата

Мы видели, что спектр возможных адресатов широк: власть предоставляет советским людям на выбор множество инстанций приема сигналов — как тайных, так и явных, в большей или меньшей мере выставленных на показ и заметных. Выбор этот, однако, не безразличен: обратиться к Калинину, Сталину или Ежову — совсем разные по смыслу вещи. Как рассуждают авторы сигналов? Почему они решают написать тому, а не иному адресату? Какие стратегии советские люди используют, чтобы добиться своей цели? Авторы писем выбирают из трех разных ходов: отсутствие открыто заявленного адресата (это относится к большинству писем в газету), обращение в административный орган и индивидуальное письмо. Соответственно этим трем возможностям существуют и три разных типа писем.

Самыми нейтральными являются обращенные к государству письма без указания имен адресатов. Они направлены не Калинину, а во ВЦИК, не Молотову, а в Совет Народных Комиссаров. Авторы этих, адресованных институтам писем, в наибольшей степени оперируют фактами. В них большей степени, чем во всех остальных сигналах, выражено определенное представление о справедливости и о правах советского гражданина. Язык таких писем достаточно сдержан и выдержан в канцелярском стиле: нередко можно встретить зачин «я, нижеподписавшийся…» Эти письма свидетельствуют о желании сделать максимально объективным процесс выявления проблемы и жалобы на нее. Подчас это приводит к тому, что, от обилия канцеляризмов и излишне усложненного синтаксиса текст трудно понять. Вот, например:

«В Комиссию Н.К. Р.К.И. Заявление

Настоящим прошу Вашего воздействия при Вашим расследован, обратить внимание на ниже следующ. пункты…»{780}

Нагромождая витиеватые выражения, автор счел недостаточным употребить название НК РКИ, он добавил к нему совершенно ненужное и неуместное слово «комиссия», вероятно, чтобы придать серьезности просьбе.

«В ЦКК Всесоюзной Коммунистической партии.

Группа членов и кандидатов партии обращаются непосредственно в ЦКК расследовать нижеуказанные факты и положение обувной фабрики им. т. Микояна в Ростове н/Д. Выполняя все решения партии, мы должны обстоятельно в самой простой форме творящееся на вышеназванной фабрике доложить В/как самому высшему органу партии…»{781}

И здесь рабочие, не очень умело владея пером, нагромождают имитирующие юридический стиль тяжеловесные выражения, стремясь усилить значимость написанного.

По содержанию эти письма очень сдержанны. В них мало лирических отступлений и хлестких выражений. Обращаясь в комитет партии, директор школы № 15 Сормовского района не ищет виноватых. Он ограничивается описанием конкретной проблемы, в частности подробно говорит о состоянии крыши в школе. Он заявляет о возмутительном положении вещей, но делает это в очень взвешенных выражениях, отмечая, что кое-что сделано для «ликвидации указанных недостатков, однако работа идет недопустимо вялыми темпами»{782}. Обращаясь в комитет партии, он просто хочет добиться, чтобы были приняты «решительные меры для устранения указанных дефектов».

В противоположность этой сдержанности в сигнале, напрямую адресованном значимой фигуре, делается попытка установить личный, даже близкий контакт, между заявителем и адресатом. Именно в письмах такого типа биографический элемент несет наибольшую нагрузку: речь идет о том, чтобы взволновать, тронуть, подчас заинтриговать. Примером, пусть несколько карикатурным, но символичным, может служить следующее письмо, направленное Молотову в 1938 году. Тема в высшей степени альтруистична. Автор письма шокирован тем, что задета репутация супруги главы правительства{783}:

«Я вынужден к вам обратиться и прошу вас прочитать мое заявление лично так как вашу жену компрометируют пособники врагов народа проживающие в Запорожье».