Леопольд Захер-Мазох - Шахиня

• Название: Шахиня
• Автор: Леопольд Захер-Мазох
• Издательство: Институт соитологии
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-9637-0029-9

Роман скандально известного австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха посвящен эпохе императрицы Елизаветы Петровны. Перед читателями предстают эпизоды интимной жизни взбалмошной монархини, картины дворцовых интриг, казни, истязания, любовь...

---

– Ну вот, я в вашем распоряжении, ваше величество, – сказала придворная дама, завершив наконец туалет.

– Тогда пойдем.

Обе женщины спустились по лестнице и вошли в домашнюю часовню графини, где никого не было, кроме них и священника в пышном облачении русской церкви, уже поджидавшего их. После того, как Елизавета преклонила колени на обитой алым бархатом молельной скамеечке, а графиня сделала то же самое в нескольких шагах позади нее, началось богослужение, согласно восточному канону сопровождаемое только пением.

Закрыв лицо ладонями, царица молилась с таким рвением, на какое способна только сильная и страстная душа, она благодарила Господа за милость, которую он оказал ей, возведя ее на престол, и вот сейчас опять, когда спас ее от рук решительных заговорщиков; затем она начала умолять его помочь ей избавиться от всех приспешников, теснящихся вокруг нее к несчастью ее самой и ее народа, она умоляла спасти ее самое через соединение с чистой, большой и готовой на жертвы человеческой душой. И когда она так молилась, и крупные слезы, выступавшие у нее на глазах, катились по ее щекам, на хорах вверху началось пение, и у нее сразу родилось ощущение, что это и был ей ответ с небес. Зазвучал великолепный голос, сперва чуть слышно и умиротворяюще, затем все выше воспаряя и увлекая за собой, он, казалось, наделил ее сверкающими крыльями херувима и теперь возносил над всем бренным в высшие, лишь смутно предугадываемые эмпиреи; звук этого голоса вдруг пробудил в груди деспотичной царицы все то доброе, что дремало в ней, веру в человечность, надежду и любовь. Она молилась с нарастающим благоговением, но вскоре слова, чтобы говорить с Богом, у нее иссякли, она просто замерла на коленях в немом блаженстве и внимала новому чудесному откровению. Наконец, она в какой-то судороге полубессознательно повернула голову и взглянула вверх, на хоры, откуда, казалось, давал ей ответ заветный спасительный голос. Однако она никого не увидела.

Вот пение смолкло. Служба окончилась. Царица быстро встала и, подойдя к графине, с лихорадочной поспешностью схватила ее за руку.

– Это был голос ангела, – промолвила она, – пение небесных сфер, кто был этот певец?

– Мой холоп, ваше величество, – ответила графиня, – Алексей Разумовский.

С одной стороны, Елизавета была очень глубоко тронута его пением, но с другой, оставалась человеком практичных решений, поэтому она сразу же загорелась желанием поближе познакомиться с ангелом, которого, как она в этот момент была твердо убеждена, послал сам Господь.

– Я хочу на него взглянуть, – быстро сказала она.

Графиня направилась было к выходу.

– Нет, нет, – воскликнула императрица, – не так. Я просто жажду познакомиться с ним, и все же у меня не хватает смелости показаться ему на глаза. Предчувствие подсказывает мне, что в этот великий священный час этот голос недаром, подобно лучу света с небес, упал в мою душу, меня охватывает что-то похожее на страх перед человеком, которым Бог воспользовался, чтобы дать ответ на мой скромный вопрос, на мою смиренную просьбу. Я хочу на него посмотреть, но посмотреть так, чтобы он не видел меня, понимаешь.

Императрица скрылась за густой металлической решеткой, огибающей алтарь, здесь ее никто заметить не мог, тогда как сама она без помех могла наблюдать за всем происходящим.

Спустя несколько мгновений Алексей Разумовский уже стоял перед графиней.

– Сегодня ты пел особенно красиво, – улыбнувшись, сказала она.

– Охотно верю, – ответил Разумовский, – когда я стоял на хорах среди других певчих, меня вдруг охватило какое-то неземное вдохновение, и возникло ощущение, что я выполняю чье-то великое задание; мне представилось, будто отворились врата небес и моей песне вторит сонм ангелов.

– Странный человек, – пробормотала графиня, с глубоким участием рассматривая его.

Разумовский улыбнулся.

– Я не странный, – произнес он чуть слышно, – но временами меня пронизывают ощущения, сродные чуду.

– Ты, вероятно, прав, – ответила его повелительница. Она, казалось, мгновение размышляла о чем-то, затем милостивым жестом руки отпустила его, чтобы без промедления поспешить к императрице.

– Такого мужчину мне еще видеть не приходилось, – с каким-то потерянным видом промолвила Елизавета.

– Красив, стало быть?

– Не это в нем главное.

– Выходит, я была права.

– Думаю, он способен на то, чего мы все не умеем, он способен любить, – сказала царица.

– Конечно.

– И он любит тебя?

– Кто это знает?

– Я могла бы из-за него тебе позавидовать, – немного помолчав, пробормотала царица.

– Он будет вашим, достаточно вам только приказать, – воскликнула графиня.

Императрица с немым недоумением посмотрела на фаворитку.

– Я вам его подарю, ведь он же мой холоп...

– И ты могла бы?..

– А почему нет?

Елизавета на мгновение уставилась в пространство невидящим взором, потом сказала:

– Пойдем. Мне нужно на свежий воздух. Здесь так душно, что я, кажется, задохнусь.

Однажды вечером Разумовский как обычно появился в будуаре своей прекрасной госпожи, чтобы спеть с ней и почитать ей вслух. Однако войдя, он застал там молодого человека исключительной красоты, который тет-а-тет доверительно общался с хозяйкой. Он хотел было тихо удалиться, но было слишком поздно, графиня увидела его и велела подойти ближе.

Красивый незнакомец остановил на нем взгляд своих глаз, которые до глубины души потрясли Разумовского, его сразу охватили все муки ревности, но одновременно с ними родилось чувство, природу которого он затруднился бы себе объяснить; он ощутил нечто вроде ненависти к сопернику, ибо таковым он посчитал молодого человека, с аристократической небрежностью откинувшегося на мягких подушках оттоманки, однако не только ненависть. Вопреки собственной воле он почувствовал симпатию к своему противнику, он, можно сказать, был обезоружен его взглядом, усмирен и покорен. Он почел бы за лучшее тотчас же опуститься перед ним на колени и молить его: «Ты такой красивый, ничего подобного я отродясь не видел. Любая женщина, на которую падет твой взор, принадлежит тебе, так оставь же мне эту, эту единственную, которая моя, мое все, мой мир. Не грабь меня так жестоко, богач, меня, бедняка».

– Мне говорили, что ты очень красиво поешь, Алексей Разумовский, – произнес незнакомец голосом, исполненным сладостного благозвучия, – где ты этому научился?

– Я всегда пел, сколько себя помню, – ответил Разумовский.

– Ты мне нравишься, – продолжал прекрасный юноша и снова посмотрел на него таким взглядом, от которого холоп графини Шуваловой вынужден был опустить глаза.

– Спой нам одну из своих малорусских песен, – приказала графиня.

Разумовский глубоко вздохнул – на груди у него будто лежал камень, а тут ему надо петь. Но ведь он был всего лишь холопом, он не должен чувствовать как другие люди, он обязан повиноваться, и он запел. Казалось, он всецело отдался своей песне и своей боли в песне, с такой щемящей душу печалью она зазвучала, так разрывала сердце. Графиня молча и не отрываясь смотрела на него, тогда как незнакомец время от времени наклонял голову, чтобы скрыть слезы, выступившие у него на глазах. Когда Разумовский закончил высокой рыдающей нотой, похожей на последний отчаянный вскрик истерзанной, обреченной на смерть души, красивый юноша вскочил на ноги, обнял графиню, запечатлел горячий поцелуй на ее устах и опрометью кинулся из комнаты.

– Кто этот человек? – возбужденно спросил теперь Разумовский.

– Граф Безбородко, мой двоюродный брат, – холодно ответила графиня.

– Твой поклонник, – с усилием выдохнул холоп.

– Почему бы нет, – глумливо произнесла графиня, – разве он не красивый, на редкость красивый мужчина?

– Ты любишь его!

– Возможно.

– О! Я знаю, ты его любишь, – вскричал Разумовский.

– Что это все означает, – строго оборвала его графиня, – уж не собираешься ли ты разыгрывать мне сцену ревности? Не забывай, кто ты и кто я... холоп!

– И в самом деле... я забылся, – с горечью пробормотал Разумовский, и как бы шутя опустился перед возлюбленной на одно колено. Она, однако, только того и желала, ибо одобрительно кивнула головой и сказала:

– Вот таким ты мне нравишься, Разумовский, это именно то место, которое тебе подобает, всяким другим ты обязан лишь моей милости. Моя прихоть возвысила тебя, однако она же может в любой момент снова опустить тебя до того низкого положения, из которого она привлекла тебя к моему сердцу. Будь начеку и не серди меня!

6 Подаренный

Зима укутала Москву алмазной пеленой снега. В камине графини Шуваловой запылал первый огонь, наполняя небольшой уютный покой отрадным теплом. Очаровательная повелительница этого фешенебельного помещения возлежала на бархатных подушках оттоманки, а у ног ее устроился красивый холоп Разумовский; он не сводил с ее глаз восторженного взгляда, ибо сегодня она была к нему благосклонна, чего давно уже не случалось. Она с улыбкой на лице щедро наградила его всем высшим блаженством любви и теперь занимала себя тем, что наблюдала за восторгом, которым как будто изнутри освещалось его лицо.