Надежда Нелидова - Розовый террор

• Название: Розовый террор
• Автор: Надежда Нелидова
• Жанр: Короткие истории

Чего хочет женщина?

Большой и чистой любви. Куклы по имени Мужчина, не важно, что него (у неё?) другая семья (другая хозяйка). Хочу, и всё! А ещё денег, шубки, бриллиантов, телевизионной славы, квартиры в центре города, путешествий. Приключений на пятую точку. На худой конец, ванну – непременно розовую.

---

Когда глазки подводила и штукатурилась? Ума не приложу… Утром не успеваю глаза продрать, а моя девчонка из ресторана белый хлеб и молоко тащит – тюрю ребенку делать. Я ложусь – она тетешкается, в окно на сопки пальцем тычет, младенцу что-то объясняет. За дорогу вымоталась страшно. Наташа ее жалела, младенца брала – все-таки руки женские, опытные. Думали, любовь-скороспелка, колечка-то нету на пальце. А она потом Наташе рассказала: двоюродная сестра с мужем на машине разбились, трагедия, понимаешь. Родня ближняя руками замахала: в детдом ребенка. Она и усыновила. А ты говоришь – молодежь.

10

…И вот они сидели в кабинете директора хозяйства «Еланкинский». Между распахнутыми окнами гулял сквознячок, ни пылинки не лежало на коврах и на шоколадной полированной мебели. После шума и многолюдья, стука колес, после трехчасового гула в «Икарусе» у сестер от тишины звенело в ушах. Они сидели в своих пыльных плащах на самых краешках кресел, боясь запачкать дорогую обивку.

– Но зачем вы тогда печатали объявление?

– И больше никогда в жизни не буду, хватит, научили.

Директор хозяйства был похож на телеведущего. Молодой, прилизанный, ворот ослепительной рубашки стянут узеньким модным галстуком.

Только что он сообщил, что никакие работники хозяйству не нужны. Вот так. Вопрос упирается в жилье. Общежитие переполнено. На квартиры пускать перестали – некуда. Даже сараи сданы, как в Сочи.

– Знаете, сколько писем и звонков на мое неосторожное предложение поступило? Две тысячи с лишним. У нас климат очень здоровый; солнечных дней в году больше, чем в Крыму. Семьями просятся жить. И едут-то нужные до зарезу люди: механики, водители, экскаваторщики, инженеры. С высшим образованием едут. Спасибо тем, кто предварительно списался с нами. А те, кто наобум приехал, вот как вы? С ними как прикажете поступать? Лучший для вас выход из положения, – говорил директор, – поехать в областной центр. Тысячи девчонок вашего возраста идут в ПТУ, потом работают в швейно-трикотажном производстве, или там штукатурами-малярами. Чем плохо? Завтра утром вас и отправим. Эх, девчата! В гостиницу у нас трудно устроиться, ну да похлопочем. («Что вы говорите, в вашей дыре даже в гостиницу не устроиться?!») Директор снял трубку красного телефона-игрушечки.

– Зоенька? Ананьев с просьбой…

Администратор маленькой двухэтажной гостиницы Зоенька удивилась, что паспорта у девочек безнадежно просрочены, и уже потянулась было к телефону то ли директора, то ли вообще милиции. Но, взглянув на несчастных, с осунувшимися лицами сестер, только покачала головой. И трубку положила.

В комнатке, куда провела их горничная, стояли две кровати, у каждой на тумбочке в вазочке – по свежему цветку. Ляля бухнулась на кровать и надолго перестала шевелиться. То ли плакала потихоньку, то ли сразу уснула. Неля посмотрела-посмотрела на сестру и ушла к окну.

Подоконник когда-то красили так обильно, что на нем всюду навечно застыли белые капли. К вечеру яснело, подмораживало… С запада, где за тысячи километров находился Лялин-Нелин дом (да полно, не исчез ли он бесследно, не улетел ли за облака, не растворился ли в воздухе за месяц горе мыканья сестер), стремительно летели длинные, растерзанные ветром в клочки чернильные, фиолетовые тучи. В столь фантастический цвет их окрасило предзакатное солнце.

Здесь, в Еланке, его почти скрыли сопки, а в их городе оно еще светило вовсю. Нелю в эту минуту поразили громадные размеры страны. И они осмелились преодолеть такое расстояние почти без копейки в кармане. А проехав, оглянулись и ужаснулись собственному безрассудству.

Нежный переливчатый звоночек заставил подпрыгнуть Нелю чуть не до потолка. Оказывается, за одной из вазочек прятался телефон. Администратор Зоенька интересовалась, готовы ли девочки принять гостя? Неля, кашлянув, хрипло сказала «да». А Ляля, слышавшая все, сделала круглые глаза; какой еще гость может пожаловать к ним в этой противной неприветливой Еланке?! Разве только родители на сверхзвуковом самолете прилетели.

«Ага, вот и они», – произнес знакомый голос за дверью. Вошел директор: подтянут, свеж, румян с вечерней прохлады. Длинный белый плащ дополняет мягкая, сдвинутая на затылок шляпа.

– Так, девчонки, быстренько: что стряслось?

Ляля струсила и пролепетала: а что, собственно, могло стрястись?.

– Решил узнать, как чувствуют себя гостьи. А мне говорят: они, мол, как заперлись в номере, так носа не кажут. И в буфет не спустились, и телевизор в красном уголке не посмотрели («…И паспорта просрочены», – добавила мысленно Ляля). Неля пробормотала, что просто телевизор смотреть не хочется. И есть не хочется.

– Удивительно! – сказал директор. – Со времени нашего расставания прошло, – он взглянул на часы, а заодно показал их сестрам, – восемь часов. И не захотелось ужинать? А напрасно – в буфете у нас готовят великолепно. Не хвастаюсь, но в своих больших городах вы никогда так не покушаете, как у нас.

Господи, как противно звучало мягкое «покушаете»…

Директор чувствовал себя в гостиничном номере так же по-хозяйски, как в собственном кабинете. Он прошелся по комнате, выглянул в окно, неодобрительно покачал головой, затем бдительно задернул штору. Было ли на свете место, где он не чувствовал себя хозяином?

– Так, девчонки, быстренько за мной. И не копаться – не люблю.

В буфете директор взял меню и, не считая нужным показывать его девчонкам (как не дает доктор опасно больному лист с целительным рецептом), заказал официантке ужин. При этом он озабоченно поглядывал на сестер, будто прикидывал, сколько и чего следует заказать для поддержания их душевных и физических сил.

И вот сестры обжигались дымящимися жирными блинчиками с мясом, дули на какао, отгоняя коричневые пенки, которые – хотите верьте, хотите нет – затянули стакан сверху на треть, и, перебивая друг друга, говорили, что нельзя им уезжать из Еланки, никак нельзя, понимаете? И не из-за того, что денег нету, то есть и из-за этого тоже, конечно, но это не главное. А главное то, что если они уедут, у них уже никогда ничего в жизни не получится, понимаете? Нельзя им отсюда уезжать, иначе так и будет судьба носить их по ветру, как листочки дубовые.

– Взять еще? – директор кивнул на блюдечки в масляных потеках.

Это мог быть вопрос, намеренно уводящий в сторону. Сестры переглянулись.

– Так, – сказал директор, вероятно, отметив про себя чересчур болезненную реакцию сестер на каждое его слово. – Паспорта есть, надеюсь? Молодцом. Говорите, десять классов закончили и аттестаты при себе? Совсем молодцом, лягушки-путешественницы… На любую работу, говорите?

Сестры, соглашаясь, яростно затрясли головами.

– Две-то единицы нам очень нужны, в садик – воспитательницу и няню. Старый садик забит под завязку, нового как такового пока нет, не утвержден сверху. Но мы вот создаем – на общественных началах. Молодые мамы жаждут работать наравне с мужьями. Малышей оставить не с кем. Вот и устраиваем такой нелегальный садик на дому. Знаете, как у пингвинов. И назовем – «Пингвин». Вот, даже название есть, а работать некому.

Многого с вас не потребуется – присмотреть там за малышней, штанишки сменить.

Рисовать умеете – картинки рисуйте, петь умеете – пойте. Обедать мамы будут забирать их домой. В первое время будет трудно. Домашнее постельное белье запретила брать СЭС, и прачки нет, но, уверяю, после посевной разживемся крупногабаритной стиральной машиной – автоматом. Зарплатой будут те деньги, что мамы соберут между собой. На это дело они не поскупятся, гарантирую. Жить будете в пристройке, что у садика. Утеплим ее…

Сестры не дали ему договорить. Ахнули, всплеснули руками и в один голос закричали, что никакая холодная пристройка их не пугает, и вообще – они всю жизнь только и мечтали работать с маленькими.

– Медосмотр, оформление документов – завтра. Завтра и расскажете, как занесло вас сюда, лягушки вы путешественницы. Прием у меня с десяти утра.

11

На стенах избушки, куда они вошли, по-новогоднему красиво переливался иней. У дверей висел термометр, столбик на нем едва поднимался до восьми градусов тепла. Правда, сначала они не обратили на это внимания. Скинули плащи, засучили рукава свитеров. Затянули песню и принялись за чистку и мытье.

Да вот беда, печь не хотела растапливаться, едкий дым игнорировал широкую трубу и упрямо лез во все щели. Беспокоясь, чтобы не закоптели стены, Ляля открыла настежь дверь. Освобождённый дым плавной синей рекой благодарно рванул в щель. Пришлось снова натягивать плащи. Сестры убрались еще немного, но двигались в плащах неуклюже. Хотелось сжаться в тоскливые комочки: и почему же им так не везет в жизни и почему они самые разнесчастные на свете, даже комнату им дали холодную?

Вот проскрипело крылечко под мужскими ногами. Вошел незнакомый дядька в телогрейке – и сразу к печи: «Не растапливается, растуды ее?» Подкидывая в руке молоток, обошел печку, что-то прикинул и вдруг, прицелившись, жахнул молотком по ее беленькому боку. И ожесточенно колошматил до тех пор, пока не осыпалась побелка и глина, и кирпичи не зашевелились в своих гнездах. Дядька осторожненько повынимал их, потом засучил до плеча рукав рубашки и начал необыкновенно нежно погружать выгнутую коромыслом руку в отверстие, пока рука не скрылась там по самое плечо..