Н. Денисов - В конце века

• Название: В конце века
• Автор: Н. Денисов
• Издательство: Издательство ПО «Исеть»
• Жанр: Поэзия
• Год: 1999
• ISBN: 5-7142-0296-1

В новый сборник стихов Николая Денисова «В конце века» вошли поэтические произведения последнего времени, публиковавшиеся в журнале «Наш современник», в «Литературной России», в «Тюмени литературной», других изданиях, а также непубликовавшиеся.

---

СЕРБАМ

Нал пасхальной Европой вербы,
А над Косовом полем – ал,
Свора НАТО терзает сербов,
Богатырски они стоят.

Лезут немцы, грозят мадьяры,
Помрачнел православный Спас.
Изменили друзья-болгары,
Полячишки предали враз.

Нет надежд и на Киев с Ригой,
И не в подлой Москве, видать,
Надо в недрах Руси Великой
На подмогу бойцов скликать.

Вспомнят праведный грохот пушки,
Светлый ангел взорлит во мгле.
Мы придем к вам, придем, братушки,
Как раздавим ворье в Кремле!

«За славян!» – пробасит ракетчик.
Гром и ужас, огонь и тьма...
В Вашингтоне герой-минетчик
Раньше срока сойдет с ума.

Апрель 1999

В КОНЦЕ ВЕКА

За годы и жизнь примелькалась,
Остыл камелек бытия,
В дому никого не осталось,
Лишь кошка да, стало быть, я.

От войн, от политики стрессы,
То правых, то левых шерстят.
У деток свои интересы,
Хоть, ладно, порой навестят.

Всплывают забытые лица,
Пирушки, былой тарарам...
И кошка походкой царицы
Гуляет по пыльным коврам.

Замечу: «Не стыдно ли, Машка?»
Но я ей плохой командир.
Наестся, умоет мордашку
И зелено смотрит на мир.

Никто ей худого не скажет,
На стылый балкон не шугнет.
Под лампой настольною ляжет,
Под стуки машинки заснет.

И что нам «фонарь» и «аптека»,
«Ночь», «улица» – жизни венец?
Руины ушедшего века
Не так и страшны, наконец.

1999

ТАМАНСКИЙ МОТИВ

Поэту Виктору Жорнику

По курсу – Тамань! Напружинен «жигуль».
Скользят ласточата – скольжением пуль.
Прочней оплели тополей осьминоги
Горячие ножны приморской дороги.
Азовское – справа слагает катрены,
На Черном – трагический плат Мельпомены,
Гекзаметры вьет, будто скифов арканы.
Осколками амфор желтеют лиманы.
Мы едем. А небо сосудом Пандоры.
Мы мчим. Будто кровь на полях – помидоры.
По кромочке плавней – пожарищ зола.
Там чудятся мне кальтербрунеры зла.
Век горький. Исход. Мы на финише века, –
В хитонах, в сандалиях древнего грека,
В античном, суровом, божественном виде.
"В Элладе ж ты, брат!" – как сказал Сердериди.
Но кто промелькнул там? Околыша алость...
Гусарский поручик? Мишель? Показалось...
Промчали. Сравненья – опять! – фронтовые:
Арбузы, как шашки лежат дымовые,
И даль виноградников в небо воздета,
И гроздья, и листья защитного цвета.
Но – стоп! И ремни привязные – с плеча.
Базар придорожный. Торговля. Бахча.
– Погодь! – мой товарищ – на тормоз. И – нате! –
Взорлил. И несет уж два солнца в обхвате
Две сочные дыни, что брызнут вот-вот
Медовой амброзией южных щедрот.
Задаром! – товарищ в восторге, – Салют!
У нас тут поэтов в лицо узнают!..
А мне уж блазнится мой северный город,
Что злыми реформами нынче распорот,
Там тоже базар, политкухонь грома,
Но там и картох не дадут задарма!

Летим! Нашей гонкой простор ошарашен.
Пересыпь?! Давай к Лихоносову, наш он!
Каких-нибудь два поворота всего –
Поселок. С холма панорама: ого-о!
Даль моря. И синь. И штормяга жестокий.
И там где-то парус родной – одинокий...

1999

УТРО В СТАНИЦЕ

Вор что ль ходит? Собаки лают.
Старотиторовка. Светает.
В помидорах шуршит роса.
Ядра груш не спелей осины.
Занавеска из парусины.
И с лампасами небеса.

Вот Галина встает. И разом
Расцветают горелки с газом,
Шелестят лепестки огня.
Наваждение сна, морока,
Но хозяин уж греет оком
Двор казачьего куреня.

Стайка кур. воробьи в застрехе,
Миг – и сыплются, как орехи,
На тропиночку, где бахча,
Где стрючки, как в петлицах ромбы.
Где на ржавый осколок бомбы Песик
Тимка глядит, урча.

Нас Галина к столу сажает,
Проломиться он угрожает
От пельменей и пирогов.
В дополнение – вин наличность.
Виноград, козий сыр...
Античность!
Начинается пир богов!

Песик Тимка как будто в трансе,
Он встречал тут поэта-манси,
Смотрит нынче на моряка.
Обещаю тебе, мой псяра,
Кость длиною до Краснодара,
Толщиною – до Темрюка!

Но хотел бы, коль мир возможен,
Чтоб казак свой клинок из ножен
Для сражений, атак не рвал,
Чтобы вор не водился здешний,
Чтоб Галина цвела черешней,
И хозяин преуспевал.

1999

ЖАРА

Жаль, что нет у солнца ставней,
Жарит-парит тыщей бань.
Будто крот, в теснинах плавней
Пробирается Кубань.

Оглушительно тоскливы
Камышинки на жаре.
Цапли шествуют брезгливо
По лягушечьей икре.

Леность, нега, захолустье,
Но вдали железный гул:
Это порт в Кубанском устье –
Груз пакует на Стамбул.

Где-то взрывы, кровь, крушенья,
Здесь порядок нерушим:
V людей – соображенье
И плевали на режим!

Жаль, к нему страна привыкла,
Жаль, пословица права:
Ведь у многих овощ-тыква,
Где должна быть голова.

Вон мужик в рыбацкой робе,
Вроде, умница с лица.
Что он, даром время гробя,
Ловит, спра-ши-ва-ет-ся?!

Воду попусту буровит,
Ну, там клюнут окуньки...
Не диверсию ль готовит
На брегах Кубань-реки?

Мы, как Пятница и Крузо,
Трапезуем на бревне.
– Эй, приятель, хошь арбуза?
С подозреньем глянул: – Не-е!..

Что ж ты трусишь, друг сердечный,
Что зауросил, чудак?
– Не шпион?
– Темрюкский, здешний! –
И мужик – за свой рюкзак.

– Мне домой... Ориентиры
Держит правильно: семья!..
Лома скажет: «Рекетиры...
Но я справился с двумя!»

У небес и солнца – спайка,
Но жара смиряет гнет.
Молодой азовской чайкой
В ближнем небе самолет.

Корабли уходят в дали.
Берег ласковый, река...
Жаль вот только – напугали
Мужика из Темрюка.

1999

АНАПА

Надену я черную шляпу,

Поеду я в город Анапу...

Из старой песни

Я не знаю, цела ли шляпа,
Что из песни досталась мне?
Но жива, весела Анапа –
В жарких пляжах, любви, вине!

От Горгиппии и до рынка,
Мимо рынка – до Джемете
Можно сладить роман с блондинкой
Иль с брюнеткой амуры те.

Утомясь в черноморской качке,
Солнце нежится день-деньской.
Страсть! Москвички и сибирячки
Отдаются волне морской.

А полночные интересы,
А крутой в кабаках народ!
Тут, замечу, при «мерседесах»
Он «Анапу»-вино не пьет.

Выбирает «Букет Кубани»
Да с медалями коньяки...
А я, помнится, в океане
И «Анапу» глушил с тоски.

Потреблял у широт Америк
И в сибирской избе простой.
Представляя анапский берег,
Шоколадный его настой.

Вот и здесь я! Дымлюсь на пляжах.
И хоть тело – сплошной пожар,
Как чеченец в огне Самашек
Не сдаюсь я: «Аллах акбар!»

Не влюбился пока, признаться,
Ненадежный рубеж держа...
Ну а черная шляпа, братцы,
Это ж просто для куража.

1999

ОКУНЁВСКАЯ ПОВЕСТЬ

И застал меня декабрьский закат
Посреди родных калиток и оград,
Средь немеренных сугробов, среди звезд.
Погодился и подвез молоковоз,
А не то сейчас бы пехом штурмовал
То Песьяновский, то Карьковский увал.
А потом бы на Крутом, сколь видит глаз:
От дирекции – до скотных ферм и баз
Открывалась бы в заборах и плетнях
Панорама Окунёва – вся в огнях!

Здравствуй, родина! Не все я сжег мосты!
Вон темнеют двоеданские кресты
Возле ряма, где кичиги сторожат
Вечный сон, мои родители лежат.
И замечу я по поводу судьбы:
Жили ладно – не двужильны, не слабы!
Вспомню лето – там озерный плеск весла.
А весна – та вся медунками цвела.
Вспомню осень – золотой разлив стерни,
Журавли там пролетали. Где они?
Где осинник, что багрянцем полыхал?
Там пары я перед армией пахал.
Открутилось, отвилось веретено,
Дом отцовский был, но все разорено.
Не согреться меж ухватов на печи,
С пылу - с жару! – не заманят калачи.
Живы ль родичи? Небесный стон в груди.
Кличет Петр Николаич: «Заходи!»
Ставит рюмочки, «перцовки» – два стрючка,
Но не дал им: «Мне б парного молочка...»
«Ну, дела! Ведь не видались столько лет!
Огорчил, племянник... Тоже мне – поэт!..»
На трезвянку рассуждаем про родню,
Телевизор – про Балканы и Чечню,
Про Гайдара (все пороки на лице!)
И про Ельцина – аминь всему! – в конце...

Жарко в горнице. Привольно, как барон,
Я под фикусом улегся, вижу сон:
Ходит Ельцин, как чеченец за рекой,
И грозит своей беспалою рукой.
Я за дрын, а он скрывается в пурге,
Как медведь, скрипит на липовой ноге.
Шли охотники – ребята, будь здоров,
Отметелили «гаранта», поднял рев.
Мчали с лесом в Петропавловск шофера,
Отмутузили за все «ваучера».
Просыпаюсь и впотьмах ищу пальто.
Зреньем внутренним слежу: а дальше что?!
Он голодный и к тому же с похмела,
И опасен мирным гражданам села.
К почте кинулся, слегою дверь припер,
И за рям покрался в сумраке, как вор.
«Хорошо, – тут скажет Клинтон, – вери гут!»
А собаки в околотке цепи рвут.
Свежий холмик на погосте он разрыл,
Человечинки, свежатинки добыл.

Воет вьюга. Спит округа. Ни души.
В частной лавке лишь кайфуют алкаши.
Там, где лозунг цвел «Мы строим коммунизм!»,
Безысходность, беспросветность, дебилизм.
Ветер в базах – ни коровы, ни овцы,
Раздолбали их гайдары-мудрецы.
Лишь блажит за Соколовкою баран, –
В государстве сопредельном – Казахстан.
Шло путем ведь все. И внуки Ильича
Ладный выстроили клуб из кирпича,
Но гармошку с балалайкой – под кровать:
Будем здравствовать, как все, едрена мать!
И задули в саксофоны русаки,
И задергались, как негры, мужики,
И когда уж обрели товарный вид,
Взял их тепленькими Ельцин-троглодит...

У окошка «Приму» горькую курю, –
«Просыпайся, Николаич, – говорю, –
Будет дрыхнуть! Эй, товарищ-господин.
Ты же брал «тридцатьчетверкой» град-Берлин!
Нешто Борьку мы отпустим без тюрьмы?»
Скрипнул панцирной кроватью: «Дай пимы!»
Вышли в темень, пошарашились вдоль стен,
Танк сейчас бы, но в Тагиле сдох мартен.
Отыскали, быстро вспомнив старину,
Две рогатины и – ходом на войну!
Чисто поле. Ни былинки, ни куста.
Залегли, как светлы воины Христа.
Обустроились в сугробе, как в избе.
Все Дебейки всполошились в ЦКБ!
Спит село. Горят кичиги. Лай собак.
Черти в ступах дорогой толкут табак.
Мчится мимо и скрывается, как бес,
Пограничной стоп-конторы «мерседес».

Как на царстве, на снегу сижу: «Беда!
Николаич, от Бориски ж нет следа!
Просочился, знать, суметами во мглу –
К Нурсултану – злому хану в Акмолу?!»
Ничего не молвил воин, не сказал,
Взял рогатину, острее обстругал,
Получились, неуклюжие слегка,
Как подствольные – два спаренных штыка.
«Ты, как хочешь, поезжай, я не держу,
В одиночку уж «гаранта» дослежу,
Чую, близко он, не делся никуда,
Затаился от народного суда...»

Тот же самый проезжал молоковоз,
Он бы взял меня, стихи писать повез.
Но плотней я сел в «секрете» – до зари,
Сосчитав на всякий случай сухари.

Топят печи. Над плетнями дым и чад.
Стратегически рогатины торчат.
Признак битвы – кружат стаи воронья.
И в «Вестях» о нас – три короба вранья...

1999

БАЗАР