Александр Мацкин - Орленев

• Название: Орленев
• Автор: Александр Мацкин
• Издательство: Искусство
• Жанр: Театр
• Год: 1977

П.Н. Орленев принадлежит к числу самых выдающихся актеров конца XIX - начала XX века. Он начал свой путь в провинции как актер комедии и водевиля и заслужил всероссийское, а потом и мировое признание в трагическом репертуаре. Он первый на нашей сцене сыграл царя Федора в пьесе А.К. Толстого «Царь Федор Иоаннович». Он первый открыл русскому зрителю гений Достоевского и драмы Ибсена. На протяжении трех десятилетий он ездил по России, забираясь в самые глухие места, и гастролировал в европейских столицах и в Америке. Книга А.П. Мацкина - научное исследование и вместе с тем волнующая повесть о жизни и творчестве большого русского художника.

---

пондентом журнала «Рабочий и театр», сказав ему, что «работник театра,

которому удалось создать нечто ценное», должен это ценное «не замуро¬

вывать, не музейничать», не приноравливаться к вкусам пресыщенных сто¬

личных зрителей, а «продвинуть в широкие массы, жаждущие театра, свои

достижения» 19.

** Любопытно, что в составе лепипградской делегации была старшая

дочь Орленева — Ирина, служившая тогда в Академическом театре драмы.

Эта неожиданная встреча очень обрадовала Павла Николаевича.

Может быть, это чувство появилось оттого, что была какая-то пе¬

ренасыщенность в похвале: неужели это все ему одному?! Чтобы

разогнать усталость, он пошел домой пешком по морозной, еще

снежной, ночной мартовской Москве и тогда подумал, что, пожа¬

луй, самым дорогим подарком для него в этот день было письмо

Станиславского... Юбилейные папки и сувениры кто-то из его

близких вез вслед за ним на извозчике.

Теперь вернемся к середине дня 8 марта. В послеобеденные

часы перед юбилейным празднеством, как обычно перед трудным

спектаклем, он прилег, чтобы отдохнуть, сразу уснул и не услы¬

шал стука в дверь. Дома была только нянечка Дуня, и она ска¬

зала неизвестному ей красивому и большому человеку, непохо¬

жему на тех знакомых, которые приходили к ним, что Павел Ни¬

колаевич отдыхает и просил его не тревожить. Потом еще раз по¬

смотрела па необычного гостя, которому, казалось, было тесно

в их квартире в Каретном ряду, и предложила все-таки разбу¬

дить хозяина. Гость ответил, что он пришел без предупреждения,

что беспокоить Павла Николаевича не нужно, и попросил лист

бумаги и чернил. Нянечка немедленно откликнулась, и Станис¬

лавский, а это был он, сел в полутемной проходной комнатке за

кухонный стол и написал письмо Орленеву, подлинник которого

теперь хранится в Театральном музее имени Бахрушина.

«Дорогой и сердечно любимый Павел Николаевич!

Доктор не разрешает мне быть на Вашем сегодняшнем тор¬

жестве сорокалетнего юбилея, так как я еще не оправился вполне

после болезни. Но мне во что бы то ни стало хотелось сегодня ви¬

деть и обнять Вас. Поэтому я поехал к Вам на квартиру. К сожа¬

лению, я попал не вовремя, так как Вы отдыхали перед спектак¬

лем, и я не решился беспокоить Вас. Мне остается последнее

средство, то есть письменно поздравить Вас и мысленно обнять.

В торжественные минуты человеческие сердца раскрываются и

хочется говорить о самых лучших и сокровенных чувствах, кото¬

рые скрываются в обычное время. Я пользуюсь таким моментом

сегодня, чтоб сказать Вам, что я искренне люблю Ваш прекрас¬

ный, вдохновенный талант и его чудесные создания. Я храню

о них дорогое мне воспоминание в самых сокровенных тайниках

моей души, там, где запечатлелись лучшие эстетические впе¬

чатления. Спасибо за них и за Вашу долгую и прекрасную

творческую деятельность. Она, как никогда, нужна теперь в труд¬

ное переходное время для нашего искусства.

Будьте же бодры, здоровы и сильны, чтобы еще долго радо¬

вать нас Вашим талантом и его новыми созданиями.

Сердечно любящий Вас искренний почитатель К. Станислав¬

ский»

Орленев убивался, что нс оказал Станиславскому достойного

приема. Но как хорошо, что из-за этого недоразумения появился

и дошел до нас документ такой силы.

Сколько было в его жизни таких праздников! Водевили у Кор-

ша. Утро после «Царя Федора», когда он проснулся знаменитым

на всю Россию. Премьера «Горя-злосчастья» в Голицыне. «При¬

видения» с его участием в норвежской столице. Вечера, прове¬

денные с Чеховым в Ялте. Слезы Толстого, взволнованного его

чтением. Прогулки с Плехановым по Женеве. Встречи со Станис¬

лавским. Овации в честь Раскольникова и Аркашки в Нью-Йорке.

И сколько, сколько другого! И последний триумф в Большом те¬

атре, когда на сцену, залитую светом, его вывели под руки —

справа А. А. Яблочкина, слева О. Л. Книппер-Чехова — и с верх¬

них ярусов на зал обрушился вихрь разноцветных бумажек с раз¬

ными надписями, в том числе, например, такой: «Орленев — это

прекрасная легендарная глава в истории русского театра. Мы

счастливы, потому что видели его». Было много и других надпи¬

сей, и смысл их сводился к тому, что имя актера навсегда оста¬

нется в памяти России. Это был высший его взлет. Почему же

в послеюбилейные месяцы его не оставляет тревога и дух его

в смятении? Как ему жить дальше? — этот неотвязный, давно

преследующий его вопрос теперь, когда к нему вернулась всерос¬

сийская слава, стал еще мучительней.

В юбилейной и очень дружественной статье в «Вестнике ра¬

ботников искусства» он нашел такие слова: в час итогов «мы

должны сказать — пора ему, уставшему, нора ему, горевшему»,

столько сделавшему для русского театра, дать «возможность рабо¬

тать спокойно и отдохнуть». Он был благодарен автору, но что-то

в этих словах задело актера; он постарел, но зачем так заботиться

об его отдыхе, разве уже исполнились все его сроки? И он стал

перечитывать и другие юбилейные статьи. Оказывается, и в «Но¬

вом зрителе» пишут о его усталости, и в «Жизни искусства» о по¬

кое, который ему пора обрести. Он сам давно думает о старости,

теперь об этом открыто пишут в журналах. Эта публичность его

пугает; он упрям и не хочет сдаваться, все лето и осень проводит

в поездках и, когда в конце сентября приедет в Ленинград и ре¬

портер вечерней газеты спросит — не утомляют ли его эти стран¬

ствия, он уверенно ответит: «Нисколько не устаю» 23. И скажет

это, не кривя душой. Да, такие вспышки бодрости у него случа¬

ются, и книга воспоминаний далеко продвинулась вперед, и нерв

в игре не пропал. Теперь у него на очереди роль Бетховена

в пьесе Жижмора, которую он недавно прочел. Но эти вспышки

длятся недолго, и в бессонные ночи он думает о том, что старое

уходит все дальше и «надо искать новое даже в старом». Он ведь

человек обязанный и перед своим призванием, не говоря уже

о том, что его младшей Наденьке только три года. Он берется за

«Бетховена» и пишет жене: «Я во всех своих достижениях шел

страдальческим путем и в конце концов многого достиг. Теперь,

чувствую, моя последняя ставка, и, конечно, все переживания во

мне больше обострены». Что принесет ему «Бетховен» — его по¬

следний шанс?

Н. П. Орленева, опираясь на записи о пьесе Жижмора, сохра¬

нившиеся в ее архиве, и семейные предания, пишет, что ее отца

в роли Бетховена увлек «мятежный дух и неистовство гения»,

замечая при этом, что мысли и чувства великого музыканта в ка¬

кой-то мере «резонировали его собственным мыслям и чувствам».

Нечто совсем иное мы узнаем из воспоминаний Вронского, играв¬

шего в «Бетховене» роль эрцгерцога Рудольфа и участвовавшего

в художественном оформлении спектакля. По его словам, Ор-

лепсв в этой роли «стремился провести одну мысль, которая пре¬

следовала его: символически изобразить распинаемого человека,

распинаемого мучительной загадкой жизни, бессильного против

обреченности и умирающего как бы на кресте. Он просил меня

сделать рисунок, чтобы заказать кресло, на котором можно было

бы повиснуть с протянутыми руками... И эту деталь он провел

в «Бетховене», когда пьеса шла в «Эрмитаже» в Москве» 24. Со¬

хранились воспоминания актера Гарденина, тоже работавшего

с Орленевым, в которых он пишет с не оставляющей сомнений

определенностью: «Одиночество и старость — вот что видел Павел

Николаевич прежде всего в Бетховене» *. Кто же прав в этом

споре мнений, кого играл Орленев: Бетховена — титана и непоко¬

ренного мятежника или Бетховена — жертву, распятую на кресте?

Несомненно, что Орленева в личности Бетховена привлекало