Генри Каттнер - Ночная битва [Сборник]

• Название: Ночная битва [Сборник]
• Автор: Генри Каттнер
• Издательство: Параллель, Нижкнига
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-86067-015-Х

В третий том избранных произведений выдающегося американского фантаста Генри Каттнера (1915–1958) вошли рассказы из различных авторских сборников, а также повесть «Ночная битва» и роман «Одержимость», составляющие знаменитый «венерианский цикл».

---

— Выходит, оно припрятано у них загодя?

— Припрятано? Мы, герр доктор, обыскиваем тщательно. Я хочу еще раз допросить этого Эггерта. И Харбена. Отзывы об обоих хорошие, но… — Виттер нервно потер усы.

— Нет, нам нельзя ничего признавать очевидным. Вы интеллигентный человек, герр доктор. Что вы об этом думаете?

— Что деревня была плохо обыскана.

— Да нет же! Об этом заботятся Эггерт и Харбен, у них достаточно людей. Глупо думать, что они могли проглядеть пулеметы, как обычные пистолеты, которые в конце концов можно спрятать под полом. Но когда колонна въехала в деревню, поляки убили сорок семь немецких солдат, обстреливая их именно из пулеметов.

Виттер забарабанил пальцами по столу:

Та-та…

Ту-ту…

Т а-та-ту-ту-та-та-ту-ту…

— Что вы сказали? — вдруг встрепенулся он. — Простите, я не расслышал…

— Ничего особенного. Полагаю, допрос вы проведете старательно. У вас ведь есть опыт подобных допросов? Это вопрос научной логики — как и в моей работе.

— Кстати, как ваша работа? — сменил тему Виттер.

— Движется.

— Это я уже слышал. Честно говоря, я слышу это уже несколько недель. Зашли в тупик? Нужна помощь?

— О нет, — ответил доктор Шнейдер с легким раздражением. — Мне не нужны всякие там глупые ассистенты. Это тонкая работа, Виттер, требующая абсолютной точности. Я прошел специальный курс термодинамики и только я знаю, когда нужно нажать кнопку или ввести поправку. Тепловое излучение тел в состоянии разложения… — Шнейдер вдруг умолк, сконфуженный. — Может, мне и вправду отдохнуть. Я здорово вымотался, и нервы мои совершенно истощены. Пытаюсь сосредоточиться и вдруг вижу, что провалил важный эксперимент. Вчера нужно было добавить ровно шесть капель… этого… как его… ну, одной жидкости в готовую смесь, и не успел я оглянуться, шприц, из которого я капал, был уже совершенно пуст. Я испортил весь опыт.

Виттер недовольно скривился.

— Вас что-то беспокоит? Какие-то посторонние мысли? Мы не можем себе этого позволить. Если дело в вашем племяннике.

— Нет-нет, за Франца я не беспокоюсь. Ему; наверное, хорошо в Париже. Думаю, что я… А, черт побери! — Шнейдер грохнул кулаком по столу. — Это просто идиотизм. Кретинская песенка!

Виттер недоуменно поднял брови.

— Я всегда гордился своей способностью к самоконтролю. Человеческий мозг — это идеально отлаженный и изумительно работоспособный аппарат. Я мог бы принять его недомогание по какой-нибудь осмысленной причине — невроз или даже безумие… Но если я не могу избавиться от дурацкой, бессмысленной считалки… Сегодня я разбил, ценный прибор, — признался Шнейдер. — Еще один проваленный эксперимент. Когда я осознал то, что натворил, то сгреб все со стола на пол. Я не хочу никакого отпуска, мне нужно как можно быстрее закончить работу.

— Важно, чтобы вы ее вообще закончили, — сказал Виттер. — Но я бы предложил вам отдохнуть. Баварские Альпы — очень приятный район. Рыбалка, охота, полное расслабление. Не думайте о работе. Я бы сам охотно поехал с вами, да дела не позволяют. — Он пожал плечами.

По улице Кенигштрассе протопал отряд штурмовиков. Солдаты скандировали слова, от которых Шнейдер даже вздрогнул. Пальцы Виттера принялись выстукивать ритм по столу.

— Я возьму отпуск, — согласился Шнейдер.

— Превосходно. Это поставит вас на ноги. А теперь я должен заняться расследованием этого польского инцидента, а потом проверить парочку пилотов Люфтваффе…

Спустя четыре часа доктор Шнейдер уже сидел в купе поезда и был уже далеко от Берлина. Пейзаж за окном был приятен для глаза, однако Шнейдер, непонятно почему, не чувствовал удовлетворения.

Он сел поудобнее, расслабился. Ни о чем не думать — да, это именно то, что нужно. Пусть совершенный аппарат мозга немного отдохнет. Пусть мысль свободно парит, вслушиваясь в успокоительный стук колес: «так-то, так-то…»

ТАКТО!

ТАКТО!

ТАЛТОтинец с ТАКТОвером

ТАКтаков не ПЕРЕносит

ХОТЯ держит нос НАЛЕво

ЛЕВОЙ…

Шнейдер яростно выругался, подскочил и рванул рычаг стоп-крана. Он вернется в Берлин, но не поездом. Вообще — к черту колеса!

Герр доктор вернулся в Берлин пешком. Поначалу он шел бодро, потом лицо его побледнело, а ноги стали заплетаться. Однако неотвязный ритм подгонял его. Доктор ускорил шаги, пытаясь выбиться из ритма, и это ему удалось. Но ненадолго. Мысли постоянно сворачивали в ту же колею, стоило доктору отметить, что он идет левой… ЛЕВОЙ…

Шнейдер побежал. Обливаясь потом, с горящим взглядом, доктор Шнейдер — выдающийся ум и так далее — бежал обратно в Берлин, но так и не мог избавиться от тихого голоса, который нашептывал ему все быстрее и быстрее:

ЛЕВОЙ!

ЛЕВОЙ!

ЛЕВАНтинец с РЕВОЛЬвером

ЛЕВАков не ПЕРЕносит…

— Почему налет не удался? — спросил Виттер.

Пилот Люфтваффе ничего не мог ответить. Все, как всегда, было прекрасно спланировано. Приняли во внимание все обстоятельства, и налет должен был удаться наверняка. Предполагалось, что самолеты КВС[26] должны будут застигнуты врасплох, а пилоты Люфтваффе беспрепятственно сбросят бомбы на намеченные цели и без труда вернутся обратно.

— Вам делали уколы перед вылетом?

— Так точно.

— Бомбардир Куртман убит?

— Так точно.

— Безо всякой причины?

Пауза, потом:

— Так точно.

— Он мог сбить атаковавший вас самолет?

— Я… так точно.

— Так почему он этого не сделал?

— Потому что… он пел.

Виттер откинулся на спинку кресла.

— Пел? И так увлекся пением, что забыл выстрелить?

— Так точно.

— В таком случае почему… почему вы не сбили этот самолет?

— Я тоже пел.

Самолеты КВС были уже совсем близко. Солдат-зенитчик насвистывал какой-то мотивчик и ждал. Лунный свет поможет ему. Поудобнее устроившись на кресле, он заглянул в визир. Все было готово.

Это происходило во второстепенном уголке оккупированной Франции, да и солдат не был каким-то особенным, — просто хорошим наводчиком. Он посмотрел вверх, на поблескивающее в небе облачко. Это напоминало негатив. Британские самолеты будут темными в отличие от этого облака, пока их не поймают прожектора. И тогда…

Впрочем, неважно. «Левой. Левой. Левантинец с револьвером…»

Они пели это прошлым вечером в кантоне. Привязчивая штука. Когда он вернется в Берлин — если вернется, — нужно обязательно рассказать приятелям. Как там было?

Мысли солдата текли независимо от механического ритма, который пульсировал в его голове. Неужели он задремал? Зенитчик резко встряхнулся и тут же понял, что вовсе не спит. Нечего бояться. Песенка его будит, а вовсе не усыпляет. Ее бодрый, стремительный ритм проникал человеку в кровь с этим своим

ЛЕВОЙ

ЛЕВОЙ

ЛЕВАНтинец…

Но он должен быть бдительным. Когда прилетят самолеты КВС, нужно сделать все четко. А они как раз подлетали. Издали доносилось слабое пульсирующее гудение моторов, монотонное, как та песенка. Самолеты летят на Германию, леваков не переносят, хотя держат нос налево…

ЛЕВОЙ!

ЛЕВОЙ!

ЛЕВАНтинец с РЕВОЛЬвером

ЛЕВАков не ПЕРЕносит…

Не забыть о самолетах, рука на спуске, глаз к визиру, нос налево…

ЛЕВОЙ!

ЛЕВОЙ!

ЛЕВАНтинец с РЕВО…

Самолеты все ближе, англичане подлетают. Постой, не стреляй, подожди, пока приблизятся, и тогда…

ЛЕВОЙ

ЛЕВОЙ

ЛЕВАНтинец и моторы, прожектора, они уже близко, очень близко, не переносит, хотя держит нос налево…

ЛЕВОЙ!

ЛЕВОЙ!

ЛЕВАНтинец с РЕВОЛЬвером…

Пролетели. Самолеты пролетели над ним. А он не выстрелил.

Забыл!!!

Они пролетели над его головой, и не осталось ни одного. «Хотя держит нос налево…»

ЛЕВОЙ!

Рейхсминистр пропаганды посмотрел на рапорт так, словно лист бумаги вот-вот превратится в Сталина и бросится на него с оскаленными зубами.

— Нет, — решительно заявил он. — Нет, Виттер. Если это неправда, то неправда. Но если правда… нам нельзя признаваться в этом.

— Не понимаю, почему, — возразил Виттер. — Дело наверняка в этой самой песенке. Я изучаю вопрос уже давно, и это единственное логическое объяснение. Эта песенка опутала германоязычный мир. Или вскоре опутает.

— Но чему может повредить какая-то там песенка?

Виттер постучал пальцем по рапорту.

— Пожалуйста, прочтите. Отряды нарушают строй, пускаясь в… как же это называется? Ах, да, ритуальный танец. И при этом непрерывно поют эту песенку.

— Запретите им петь, — распорядился министр, но в голосе его звучало сомнение.

— Да, но разве можно запретить им думать? Они всегда думают о том, что verboten[27]. И с этим ничего нельзя поделать, это в природе человека.

— Это я и имею в виду, Виттер, говоря, что мы не можем признать угрозу этой… песенки. Ни к чему раскрывать всей Германии размеры угрозы. Пока ее считают бессмысленным набором слов, может, как-то удастся забыть о ней. Когда-то же ее все равно забудут, — добавил министр.