Елена Ткач - Перстень старой колдуньи

• Название: Перстень старой колдуньи
• Автор: Елена Ткач
• Жанр: Ужасы и Мистика

Повесть Елены Ткач «Перстень старой колдуньи» полна ужасных тайн и удивительных превращений.

---

— А как это… поедать? — не поняла Женя.

— Ну, праматерь нашу, Еву, змей-искуситель соблазнил отведать плод от древа познания. А это людям было запрещено Богом. Все им разрешил, в раю поселил, жизнь дал вечную, любовь и свое отцовское благословение… Только велел — этого одного не трогайте. Так нет! Надо было на своем настоять! Нил Алексеевич вскочил и принялся быстро шагать по комнате из угла в угол. — Она — наша мамаша первейшая — не послушалась. И яблочко от запретного древа сгрызла. А кто подначил её на просьбу Отца наплевать, а? Помнишь?!

— Змей-искуситель, — пролепетала Женя, краснея.

— Во-о-от! И с тех пор мы, людишки-то, из рая изгнаны, вечной жизни лишились, как и многого того… о чем мы с вами, грешные, даже помыслить сегодня не можем. Далеко человек от Небес! Не поднять головы и даже мыслию не дотянуться…

Он закурил вторую папиросу прямо от первой и все продолжал мерить комнату быстрыми нервными шагами.

— Все! Понесло меня! Давайте на воздух…

— Нил Алексеевич… — несмело заикнулся Никита. — А вы… мы тут… Сергей Александрович говорил, что можно к вам с просьбой одной обратиться…

— Ну, давай свою просьбу, — затушив окурок, Левшин уселся на свой топчанчик и обхватил ладонями голову.

— Понимаете… Женя — она лепит из глины. Разные фигурки — зверей там всяких, людей…

— Цветы, — робко вставила девочка.

— Эге! Это интересно. И в чем нужда твоя, Евгения?

— Да я… — она не могла вот так с ходу обратиться с просьбой к жесткому и суровому Левшину, хоть понимала, что он — человек добрейшей души…

— Жене нужно весь процесс освоить, — выручил подругу Кит. — А для этого нужна печка для обжига. И Сергей Александрович нам сказал, что вы можете помочь… вот.

— Хм! Да, узнаю Сережу… — покачал головой Левшин, и непонятно было: осуждает он своего знакомого или наоборот. — Печь такая, какая тебе нужна небольшая и самая простенькая у меня имеется. Но и она не подушка пуховая! Тяжесть это большая. Как вы её до Москвы-то дотащите?

— Я донесу! — поднялся Никита.

И сам тон его голоса — твердый, решительный, и вид его непреклонный, пожалуй, больше всяких слов убедили Левшина.

Он молча кивнул и вышел. А минут через пятнадцать вернулся, неся под мышкой объемистый и явно весомый сверток, обернутый в старенькое одеяло и обвязанный веревками.

— Вот тут все, — он указал на сверток. — Она сейчас в разобранном виде, но Сергей её в два счета соберет.

— А как узнать? — нет, Женя решительно робела перед этим непростым человеком. — Как я пойму, что в ней и как устроено? С ней научиться работать нужно. А есть какие-то книжки для этого?

Ни слова не говоря, Левшин порылся на своих полках с книгами и извлек одну, аккуратно обернутую в газету.

— Это пособие для начинающих керамистов, — протянул он книгу Жене. По ней уж многие ремесло это освоили. Хотя, что это я? Художник керамист не ремесленник… Дай тебе Бог всю жизнь подниматься вверх по невидимой лесенке, к совершенству идти… А чудеса — они всегда восхождение человека как будто вешками отмечают. Чтоб, значит, не мельтешил и помнил — не одинок он. Глядят на него… ведут. И не пропадет он — ангел-хранитель не выдаст, если, конечно, сам себя не предаст. Воо-о-от. Если хотите, это мое вам Рождественское пожелание. Пусть чудеса случаются в вашей жизни… Да, что там — они уже ждут вас! Учтите, — хитро подмигнул им Нил Алексеевич, — все, что загадано в Рождественскую ночь, обязательно сбудется…

Женя смотрела на Левшина во все глаза с каким-то детски-наивным радостным выражением. Ни от кого ещё она не слыхала таких слов. И теперь целительным бальзамом они капали прямо в её раскрытое сердце, прямо в душу, исстрадавшуюся, раздвоенную… Душу, которая мечтала о цельности. О красоте.

— Ну что, друзья, пойдемте! Разговорами сыт не будешь. Давайте-ка на красоту поглядим, свечки поставим…

— Одну минуточку, — Женя рылась в своей сумке. — Я только хотела носки сухие переодеть, а то мои промокли, когда мы по снегу глубокому к скамье пробирались.

Вдруг из её сумочки выпали две глиняные фигурки. Упали на пол с глухим резким стуком. Левшин поднял их и, поднеся к лампе, стал разглядывать.

Одна изображала лилию с полу раскрывшимися изогнутыми лепестками. Точная мастерски выполненная лепка выдавала руку почти законченного мастера. Лилия тянулась к небу, к солнышку, словно хотела о чем-то поговорить с ним. Искусствовед мог бы добавить, что работа эта выполнена под влиянием стиля модерн.

Другая была фигуркой человека. Растопырив непомерно длинные руки, точно намереваясь что-то сцапать, заграбастать, схватить, клонилась книзу жутковатая человеческая фигурка. Женская она или мужская — трудно было сказать. Скорее всего, какая-то злая бабища! Волосы вздыблены, лицо словно сведено злобной гримасой и как бы сдвинуто, разделено надвое. Верхняя половина вытянута вперед и вправо, нижняя — прогнута и сбита влево. Вместо глаз — темные дуры, замазанные внутри чем-то черным.

— Н-да-а-а, — протянул Левшин. — Ну, понятно: первая работа твоя. А вторая чья? Подруги? Или какого приятеля?

— Она… тоже моя! — выпалила с вызовом Женя и выхватила обе фигурки у него из рук.

Сделала она это так порывисто, что одна из них — лилия — упала и разлетелась на мелкие кусочки.

И тут Никита заметил, что перстень у неё на пальце начал тускло светиться. Он весь день наблюдал за камнем, но тот не подавал никаких признаков жизни. Никита поймал себя на мысли, что думает об этом злосчастном перстне как о живом существе…

— Но тогда… тогда по-моему тебе стоит как следует в себе разобраться. Подумать зачем ты лепишь эти фигурки и что хочешь этим людям сказать? Ведь любая работа, поделка любая — в них, как в зеркале, душа того, кто их сделал. Вот и помозгуй на досуге, какая твоя душа. Чем она дышит? Художник — он вперед с собой поработать должен — и без жалости к себе, без соплей… а уж букеты, да банкеты — потом!

Левский сказал это сухо, жестко, — Никита даже не ожидал от их гостеприимного хозяина подобного тона по отношению к совсем юной гостье.

— Но, Нил Алексеевич… — попытался он заступиться за Женю. — Может быть, эта фигурка, которая вам не понравилась… а я вижу, что вот эта вам не понравилась, — указал он на скрюченную бабу. — может она у Жени просто не получилась? Всяко бывает — она же только начинает, нигде не училась и вообще…

— Видишь ли, Никита, — продолжал Левшин, немного смягчившись, — они обе — фигурки эти — сделаны, если и не с мастерством, то с хорошим чувством материала. Тот, кто сделал их — Женя — обладает природным чувством формы. А это для керамиста решает все! Остается освоить тонкости: какие пропорции соблюдать для приготовлении глины, какие нужны для глазури, какая температура для обжига, какой цвет получается при соблюдении тех или этих условий… Это все мастер осваивает со временем. Керамисту нужны: темперамент, смелость, чутье и, главное, чувство формы. И вот этим главным качеством подруга твоя наделена в большой мере.

— Я тебя не хвалю! — обратился он к Жене. — Это все тебе дал Господь Бог. Только вот как ты сумеешь этим распорядиться? Пойми, что художник в ответе: какими творениями он населяет мир. И что за голуби полетят из его мастерской — со злой или с благой вестью… Наша жизнь и без того черной краской сверх меры замазана! Так помоги нам вздохнуть, улыбнуться… подышать спокойно возле вещиц твоих…

Он взял папиросу, подошел к раскрытой форточке и стоял там молча курил и глядел за окно — в ночь. Потом погасил окурок и вернулся к свом притихшим гостям. У них было такое чувство, будто Левшин ощутил вдруг приступ мучительной боли и перемогал эту боль, стоя один у окна.

— Дело даже не в том, что ты слепила эту уродицу! — продолжал он, уже чуть поспокойнее. — И слепила мастерски, поверь мне! Важно то, что ты к ней относишься… как бы это сказать… слово не могу подобрать. А! Словно она часть тебя. Вот! Ты сделала автопортрет. Я не прав?

— Может быть… — Женя отвернулась. — Да, вы, наверное, правы.

— И такой ты себе нравишься?

— Что вы меня все мучаете! — не выдержала девчонка. — С самого утра меня все спрашивают, да допрашивают… не могу больше. Оставьте вы меня все в покое!

Она одним ловким движением зашвырнула фигурку в раскрытую форточку. И принялась судорожно запихивать свои немногочисленные вещички в сумку. Кое-как напялила куртку, про шарф позабыла, шапку в сердцах швырнула поверх вещей… Не могла же она в такой обстановке спокойненько надевать её, стоя перед зеркалом, а нелепо выглядеть со сбившейся набекрень шапкой Евгения не хотела… Не такая она была девочка! В ней просыпалась настоящая женщина, которая пусть лучше промерзнет до костей, чем будет выглядеть пугалом огородным…

Она было хотела выскочить на улицу не попрощавшись, но в последнюю минуту обернулась на пороге и попыталась изобразить на своем лице подобие улыбки.