Себастьян Хаффнер - В тени истории

• Название: В тени истории
• Автор: Себастьян Хаффнер
• Издательство: Deutscher Taschenbuch Verlag (dtv)
• Жанр: История
• Год: 1987
• ISBN: 3-423-10805-3

В этой книге представлены двадцать пять статей Себастьяна Хаффнера, написанных в промежутке времени за двадцать лет. Для русскоязычного читателя будет весьма интересно познакомиться как с малоизвестными для нас фактами истории, так и с взглядами и суждениями о них выдающегося немецкого публициста — как всегда, неожиданными и оригинальными. В "Исторических размышлениях" он обращается к истории Пруссии и Парижской Коммуны, к основанию Германского рейха Бисмарком и к захвату власти Гитлером. Он размышляет о роли в современной жизни Западной Римской империи, причем между периодом её упадка и нынешней Европой Хаффнер усматривает удручающие параллели: "Материальное благосостояние и цивилизация стремительно приходят в упадок, если угасает его духовная сущность. То, за что не готовы сражаться, то теряют". В "Биографических эскизах" он рисует портреты Ленина и Мао, Черчилля, Штреземанна и Аденауэра, и приходит при этом к не всегда удобным выводам. И он представляет "Гражданские размышления" об индустриальной революции, о прогрессе, а также о сегодняшней роли мужчины.

Даже если Вы не согласитесь с точкой зрения автора — все равно нельзя не оценить глубину и оригинальность его суждений по самым различным вопросам.

---

Обманчивые годы

Годы с 1924 до 1929, позже прославлявшиеся как «золотые двадцатые», можно назвать эпохой Штреземанна — так, как сегодня равным образом охотно названные «золотыми» пятидесятые годы были эпохой Аденауэра. Как позже в пятидесятые война и поражение ушли в прошлое, так и тогда об «ударе кинжалом в спину» больше не было речи, и раны Версальского диктата, хотя и не полностью излеченные, болели меньше. Лозунгом теперь было: восстановление. Снова стали ездить за границу; международная торговля пошла в гору, равно как и международные спортивные связи.

Возможно, что решающим событием этих лет было избрание генерал–фельдмаршала фон Гинденбурга на пост рейхспрезидента в апреле 1925 года. Это было обоюдоострое событие. Избрание кайзеровского фельдмаршала президентом республики сначала было воспринято республиканцами как удар, затем в течение пары лет оно казалось парусом для республики, чтобы в конце концов семью годами позже всё же выявиться как катастрофа.

От своих внутренних военных долгов Германия избавилась при помощи денежной реформы 1923 года — очень жестоким образом. Среднее сословие, служащие, чиновники и представители свободных профессий, которые копили деньги, потеряли свои капиталы. Тем не менее: снова были настоящие деньги; можно было начать заново, и это делали. От чего Германия не избавилась — это были её долги по репарациям. Они были прежде всего урегулированы так, что Германия без установления общей суммы ежегодно вносила частичный платёж, который она до поры до времени покрывала из американских кредитов. Американские кредиты были даже выше, чем германские платежи по репарациям, так что оставалось ещё кое–что для восстановления экономики. Своего рода круговорот: Германия платила репарации Англии и Франции, Англия и Франция платили военные долги Америке, а Америка вкачивала кредиты в Германию.

До тех пор, пока функционировал этот круговорот, повсюду можно было жить вполне довольной жизнью. Ещё в 1929 году вплоть до осени в этом кажущемся прочным порядке жили совершенно без забот. Затем пришла «чёрная пятница», 24 октября 1929 года, когда обрушились биржи Нью — Йорка, и неожиданно весь круговорот сломался. Америка больше не вкачивала деньги, напротив, она требовала их возврата, и тем самым всё в Германии зашаталось, не только экономика, но почти тотчас же и политическое выздоровление и удовлетворение. Всё–таки это всё было лишь видимостью. Ко всем несчастьям в начале октября умер и Штреземанн. С ним республика потеряла своего единственного настоящего государственного деятеля, единственного, кто возможно смог бы провести её через новый экономический кризис 1930 года, как он провёл её через 1923 год. Зимой 1929–1930 года Штреземанна страшно не хватало.

Правительство Брюнинга, которое было назначено Гинденбургом в марте 1930 года и которое не имело в рейхстаге большинства, уже держало курс на ликвидацию парламентской, демократической республики и также вынуждено было действовать так, как это тотчас же и оказалось. В сентябре 1930 года этому правительство пришлось иметь дело с неожиданно принесённым на порог власти миллионами избирателей Гитлером. 1930 год, а вовсе не 1933, был годом, который до неузнаваемости изменил всю политическую сцену Германии. Артур Розенберг, историк Веймарской республики, обозначил его как год её смерти. По моему мнению, справедливо, хотя как раз неожиданный успех на выборах Гитлера подарил республике тогда ещё полтора года своего рода кажущейся жизни.

При этом следует уяснить себе, что Веймарская конституция строила государственное устройство совершенно иначе, чем боннский основной закон. Она в основе своей была президентской республикой: не рейхстаг избирал канцлера, как в настоящее время это делает бундестаг, а президент назначал его. И кроме того в Конституции была статья 48, которая, коротко говоря, наделяла рейхспрезидента диктаторскими полномочиями. Президент мог объявить чрезвычайное положение, и когда он делал это, он мог делать практически всё, что хотел. Конституционного суда, который мог бы проконтролировать, действительно ли имело место чрезвычайное положение, тогда не существовало. Говорили остроумно и точно, что Веймарская республика на самом деле имела две Конституции: парламентско–демократическую для хорошей погоды и диктаторскую для плохой погоды.

Уже в бурные первые пять лет республики тогдашний социал–демократический президент Фридрих Эберт очень часто управлял при помощи статьи 48. Потом, в хорошие годы с 1924 до 1929 эта статья практически не применялась. Однако теперь, в 1930 году, Гинденбург снова вытащил её из стола. Он назначил рейхсканцлером некоего доселе довольно неизвестного центристского депутата по имени Хайнрих Брюнинг, хотя тот не обладал большинством в рейхстаге. Зато он заверил его в том, что меры, которые он как канцлер считает необходимым, он сможет вводить в действие при помощи статьи 48 как внепарламентские чрезвычайные декреты, и, если рейхстаг не будет одобрять их, распустить парламент. Таким образом, Брюнинг стал первым президентским канцлером. Он опирался исключительно на доверие и власть рейхспрезидента.

Это не было противоправным по структуре Веймарской конституции, хотя это в некоторой степени напрягало её. И если это в действительности задумывалось лишь как вынужденная мера для переходного периода, пока в рейхстаге снова не будет способное к управлению большинство, то можно было бы назвать даже это легитимным. За этим однако скрывалось большее, как мы сегодня знаем из собственных мемуаров Брюнинга, а именно план изменить Конституцию, полностью лишить рейхстаг власти и вернуться к подобию конституции Бисмарка, то есть к авторитарному государству, правительство которого назначалось бы сверху без парламентского контроля. В сущности говоря, что никогда прямо не высказывалось, быть может ни разу однозначно и не предполагалось — речь шла о восстановлении монархии.

Уже вскоре после пасхи 1929 года план принял форму в достопримечательном разговоре, имевшем место между Брюнингом и начальником департамента в военном министерстве генералом фон Шляйхером в его квартире на площади Церкви Святого Матфея в Берлине. Тогда генерал сообщил депутату от католической центристской партии, что восьмидесятиоднолетний рейхспрезидент хочет перед своей смертью в определённый момент времени на некоторое время отправить парламент по домам и в этот период при помощи статьи 48 «привести дела в порядок». Он, Брюнинг, в качестве рейхсканцлера запланированной конституционной реформы — можно было бы также говорить и о государственном перевороте — должен внимательно рассмотреть этот план.

Действительная сила Шляйхера состояла в тесной связи с семьёй Гинденбурга, в которую у него был доступ. К тому же он поддерживал множество знакомств в среде политических и полуполитических правых, которые теперь почуяли выгодное дело и быстро устали от своего временного флирта с республикой. С республикой — таким было в 1930 году преобладающее чувство в этих кругах — дело шло к концу, в воздухе витало нечто новое или же старое. И Шляйхер казался тем человеком, который сможет ловко устроить этот переход.

Прежде всего он теперь нашёл Брюнинга. Брюнинг был кандидатом Шляйхера, который также понравился Гинденбургу, и с апреля до июня 1930 года он управлял решительно и энергично совершенно в духе Шляйхера, не церемонился с рейхстагом и распустил его в июле. От новых выборов в сентябре он надеялся получить правое большинство; когда он его не получил, то он смог снова распустить рейхстаг, и тогда возможно уже наступило время для планировавшейся конституционной реформы. Казалось, всё идёт наилучшим образом — пока выборы в рейхстаг неожиданно не явили на сцену Гитлера.

Это не было запланировано. Выборы в рейхстаг в сентябре 1930 года были для Гитлера первым, почти что решающим шагом к власти. Результат ошеломил самих нацистов. Они рассчитывали на удвоение, в лучшем случае на утроение количества отданных за них голосов, то есть на шесть–восемь процентов. Они получили восемнадцать — голоса шести миллионов избирателей и сто семь мандатов. Они были теперь второй по силе партией в рейхстаге. Это был обвал.

Больная, но сильная страна

Следует признать: немецкий избиратель не был в стороне от головокружительного взлёта Гитлера в годы с 1930 до 1933. Нельзя говорить о том, как это часто происходит, что Гитлер был приведён к власти поверх голов народа посредством интриг правых. В эти годы Гитлер собрал массы своих сторонников, и эти массы его сторонников в политических предприятиях последующих трёх лет были его реальным капиталом. Откуда они явились, что двигало избирателями Гитлера: до этого в частности трудно докопаться, сегодня труднее, чем тогда.

Главной причиной было естественно простое экономическое отчаяние. В 1930 году было сломано множество судеб. Безработными стали миллионы, их число увеличивалось, а безработица тогда означала в большинстве случаев голую нищету. И никакая из традиционных политических сил, ни прежнее парламентское правительство, ни новое президентское правление Брюнинга, не знали, что с этим делать. И вот был теперь человек, партия, которые обещали отвести нужду. Как они это будут делать, этого и они не говорили. Тем не менее, они были единственными, которые открыто считали себя способными на это. Плакат на последующих выборах нёс надпись: «Гитлер, наша последняя надежда». Для многих, должно быть для большинства избирателей Гитлера это так и было.