Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3

• Название: Собрание сочинений в 4 томах. Том 3
• Автор: Николай Погодин
• Издательство: Искусство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

В третий том Собрания сочинений Николая Погодина включены пьесы, написанные драматургом в послевоенные годы: «Сотворение мира», «Сонет Петрарки», «Цветы живые», «Маленькая студентка», «Голубая рапсодия» и «Альберт Эйнштейн».

---

Укропов. Веселая комедия.

Вавочка. Но Томаз сошел с ума. Он страшно оскорблен, его, несчастного, оклеветали, опошлили! Он не такой, он лучше! На днях я от него сбегу. Пусть запирает, мне это выгодно. Он не знает, что я могу вылететь отсюда в любой момент.

Укропов. Вавка!

Вавочка. Вылечу, вылечу, вылечу.

Укропов. Я на него воздействую.

Вавочка. Хотела бы я посмотреть.

Входит Томаз.

Томаз (деланно и соображая, как мог войти в комнату Укропов). Кого я вижу! Наш друг и наставник. Очень рад.

Укропов. Я тоже. Но ты, как выяснилось, Вавочку держишь на замке. Она права. Это уже, братец, пережитки не капитализма, а феодализма.

Томаз. Бывает. Точно говоришь.

Укропов. И замок особый повесил, чтобы она не могла отпереть.

Томаз. Замок, положим, не я устроил. Папа. Дом полон техники. Но ты прав. Я давно не был в отпуске. Переутомление. Случается, что по рассеянности запирал… один или два раза. А твой разговор о феодализме считаю крайне неуместным и оскорбительным. Как же ты сюда вошел, если дверь была заперта?

Вавочка. Он не сказал, что дверь была заперта. Ты думал, что она заперта, и по рассеянности оставил ее незапертой.

Томаз (Укропову). Вот видишь. Рассеянность. А ты сейчас же обобщать. Я очень рад тебе. Выпей со мной, Егор. Зияет в моем сердце глубочайшая рана… Коньяк такой, что после одной рюмки человек начинает петь, как соловей.

Укропов. Томаз, я кандидат.

Томаз. А я в этом никогда не сомневался. Вавочка, положи нам конфетку. (С рюмкой в руке). На берегу Черного моря стояла крепкая скала. В трещине той скалы вырос прекрасный кипарис. Когда волны с диким ревом разбивались о ту скалу, то нежный кипарис начинал дрожать от неуверенности за свое будущее. И крепкая скала всегда говорила прекрасному кипарису: «Моя каменная грудь достаточно сильна, чтобы удержать тебя, нежный кипарис». Я пью за нашу дружбу, Егор, которая мне напоминает эту старинную легенду. Пока ты жив, я спокоен за свое будущее.

Укропов. Вот человек! Всегда с ним весело и легко.

Вавочка. Вы найдете общий язык.

Томаз. Вавочка так не считает.

Укропов. Так ведь жена.

Томаз. Вавочка, ты слышишь?

Укропов. Я тем самым хотел сказать, что жена имеет склонность обесценивать своего мужа. А коньяк содомский.

Томаз. Что значит «содомский»?

Укропов. Был такой город у евреев по Библии. Содом. Выдающийся город в смысле распущенности.

Томаз. А что такое распущенность, Егор?

Укропов. Как сказать… Человека можно пускать… можно не пускать… можно допускать и не допускать. Понятно? А можно распускать.

Томаз. Все понял. Но раз ты кандидат, то пей. Второй раз кандидатом не будешь.

Укропов. Вава правильно подметила: я просветлел. А что? Нельзя же век ходить в младших научных сотрудниках.

Томаз. Меня звали мои друзья в Грузию, в Институт кибернетики. Все моих лет. Но не могу поехать. Привязан к этому дому.

Укропов. Скажи — не к дому. Точность требует сказать — к женщине.

Вавочка. У него есть брат, двоюродный, одних с ним лет. Блестящий человек. Работает в том самом институте.

Томаз. Егор, почему эта женщина говорит обо мне так, точно я самая никудышная вещь?

Укропов. Вещь… вещь в себе… (Рассмеялся.) А я вещь вне себя…

Томаз. Почему она с таким нескрываемым презрением смотрит на меня?

Укропов. Разве? Не вижу.

Томаз. Я хочу, чтобы эта женщина ответила, почему она смотрит на меня с нескрываемым презрением?

Укропов. Она не может ответить… потому что язык… язык не желает разговаривать.

Томаз. Но это твой язык не желает. Ее язык всегда слишком много разговаривает.

Укропов. Ку-ку.

Томаз. Что с тобой?

Укропов. Пою романс «Не покидай меня»[45].

Томаз. Вавочка, ты хочешь во мне разбудить дикаря? Ты его разбудишь. Перестань смотреть на меня с нескрываемым презрением.

Укропов. Томаз, оставь женщин. Выпей за кандидата.

Томаз. Я тоже буду кандидатом, но не хочу. Я буду доктором, как мой двоюродный брат. Во мне коньяк будит только энергию. Я сейчас полон энергии. А ты, Егор?

Укропов. Ку… и… ку. Звуки не связываются между собой. Томаз, это пронизывает. «Но ты уйдешь, холодной и далекой, укутав сердце в шелк и шен… ля-ля»[46]. Это слово я уже преодолеть не в состоянии.

Томаз. Егор, ты прежде не пел таких вещей.

Укропов. Фиса.

Томаз. Что — Фиса?

Укропов. Она меня пронизывает… то есть просвещает. Она не холодная… и это… Она близкая.

Томаз. Вавочка, ты своего достигла. Я тебя зарежу. (Берет со стола нож и направляется к Вавочке).

Вавочка (обегает стол, стремительно). Ты ничего не сделаешь. Ты дикий трус. Трус, потому что лгун. Мне Иван говорил: лгуны трусливы. Во всеуслышание ты говоришь одно, наедине — другое. Ты обыватель. Иван мне говорил: «Томаз — это прожорливость и мышцы».

Томаз. Ты меня навек опозорила. После этого кино мне невозможно посещать компанию друзей. Я сделался мишенью для неуместных шуток. (Бросается к Вавочке).

Вавочка (с воплем обегает стол). Егор!

Укропов (нежно, самозабвенно). Ме… ме… ме… Медленно. Пожалуйста, медленно.

Вавочка (стремительно). Что ты значишь? Ты ничего не значишь. Тебя вполне устраивает быть никем. Ты тень от куклы. Ты пустяк. Пустяк, пустяк.

Томаз. До этой проклятой кинокартины я считал, что я живу как человек. Ты отравила мне существование. Этот ножик не может сделать того, что я хочу сделать с тобой. (Бросается к ней.)

Вавочка (с воплем обегает стол). Егор, спаси!

Укропов. Не… не… Не надо прыгать… Подождите.

Вавочка (стремительно). Ты и твой дядя Самсония одно и то же. Ты им гордишься, потому что он в семьдесят лет бегал за своей женой с ножом. Ты кипарис? Не воображай, пожалуйста. Ты осина… Осина, осина.

Томаз. Ты испортила мне жизнь. Меня теперь не примут в партию. Я каждый день хочу тебя убить.

В точности повторяется предыдущее.

Вавочка. Егор, спаси же!

Укропов. Бе… бе… Бережно относитесь друг к другу.

Вавочка. В обществе ты славный малый. А какой ты дома, никто не знает. Ты ничего мне не сделаешь. Придется отвечать. А для тебя главное — ни за что не отвечать.

Томаз. Я давно усвоил, что я есть нечто среднее. Но ты… Ты возомнила… как мне тебя жаль! Ты успокойся. Я тебя резать не собирался этим ножом. Но я тебя зарежу без ножа. Знаменитая киноактриса. (Хватает со стола журнал и размахивает им.) Собери все свои силы.

Вавочка. Что еще?

Томаз. Вава, ты в лучшем случае — типаж.

Вавочка. Какой типаж? О чем ты бредишь?

Томаз. Это не бред. Это статья в журнале, который называется «Искусство кино».

Вавочка. Дай сюда.

Томаз. Потерпи. Получишь. В лучшем случае… ты понимаешь? Типаж за три рубля в день сниматься в роли массы. Играть прохожих. Здесь черным по белому написано, что ты, Маландина, просчет неопытного режиссера, которому понравились твои характерные данные. Ты — ошибка.

Вавочка. Лжешь. Не верю. Дай сюда.

Томаз. Получи, пожалуйста. (Бросает ей в руки журнал.) Как возомнила. Нечего много мнить. Пойми, если ты еще способна что-то понимать: мы с тобой пара… скромные, обыкновенные… И нечего, нечего.

Вавочка (стон). «Просчет»… «ошибка»… (Падает на пол.)

Томаз. Вавочка, это уже было… У Ивана было в комнате, в университете…

Укропов. Она что?.. Она плавает?

Томаз. Да, плавает. (Бережно поднимает Вавочку, держит на руках.) Егор, что делать, я ее люблю.

Укропов. Не… не… необыкновенно, милый… Пре… пре… прекрасно.

Затемнение

Картина вторая

На даче Укроповых. Лужайка. Полдень. Салазкин и Укропов.

Салазкин (лежа на траве с растрепанной старой книжкой). Эмпедокл[47], грек, жил за пятьсот лет до нашей эры. Философ. Погиб в кратере вулкана, куда сиганул, желая доказать, что он есть бог. Знал, что луна светит отраженным светом, имел ясное понятие о составе воздуха и основал фармакологию. Слышишь, Егор?