Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-384-0, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Таким образом, с его стороны остался я уже спокоен; но что касается до других и внутренних моих чересполосных соседей, не посмевших тогда и глаз своих показать, то сии мне более хлопот, досад и неудовольствий наделали, нежели я тогда от них думал и ожидал.

 Они в последующее за сим время не только не захотели меня оставить спокойно владеть намеренною и очерченною мною себе степною дикою землею, хотя я их земель нимало не трогал и степи для них и без сего клочка осталось великое множество, но были так глупы и бессовестны, что самого меня еще утесняли, и всего меньше имея право распахивать вновь землю, вместо того чтоб по силе строгого в манифесте повеления оставлять и завладенные до манифеста земли, они всякий год умножали оные и надрывались друг перед другом захватыванием земли вновь в свое владение; и были в сем случае так алчны и ненасытны, что не посовестились распахивать и раздирать землю в самой моей черте, и по оплошности и слабости моего приказчика так ее испестрили своими клочками, что я, приехавши через несколько лет после того, опять ажно ахнул и увидел, что все мои тогдашние труды, измерения и работа была по пустому и не принесла мне ни малейшей пользы, а успокоила только всех их от Рахманова с потерянием наилучших выгод.

 Но как бы то ни было, но тогда не можно было всего того никак предвидеть, а потому и поехал я в тех мыслях, что хотя успех имел я в том не совсем вожделенный, однако, что удалось мне сделать в пользу свою уже много ибо думал, что черта моя так и останется и что я могу с землею сею делать все, что мне угодно.

 Брат мой не менее моего был доволен и более моего был еще рад, что мы окончили сие дело. Его давно уже подмывало, и ему более еще моего хотелось ехать домой, и никто так много и часто о погодах не говорил, как он. Но правду сказать, сие одно и было почти за ним дело; ибо во всех описанных трудах и хлопотах моих был он мне весьма худым помощником и служил мне более в путешествии сем товарищем, нежели сотрудником. Но от него, по неспособностям его ни к чему, и требовать дальнейшего было не можно.

 Теперь следует рассказать вам о обратной нашей езде и о возвращении в дом; но как материи сей наберется на целое почти письмо, то я назначу к тому последующее, а теперешнее сим кончу, сказав вам, что я есмь, и прочее.

ОБРАТНАЯ ЕЗДА В ДОМ

ПИСЬМО 128–е

 Любезный приятель! Таким образом, хотя не сделав себе никакой важной пользы, однако, что–нибудь произведя, отправились мы с братом домой и поспешили отъездом своим тем паче, что погода становилась уже дурна и появляющиеся уже часто морозы и снежок устрашили нас скорым настанием зимы. Итак, хотя и тогда лежал еще последний снежок и не сошел, но мы не стали уже сошествия оного дожидаться, а пустились в путь свой, и чтоб теплее было ехать, то согласились ехать вместе в моей коляске.

 Мы поехали до Тамбова совсем другою уже дорогою, отчасти для избежания песков в лесу Ценском, а отчасти для того, чтоб заехать к одному моему дальнему и незнакомому мне еще родственнику, живущему почти на самой дороге. Был он из фамилии Бабиных, и доводился он мне дядя внучатный, а звали его Михаилом Петровичем. Как мне никогда еще его видать не случалось, то хотелось мне к нему заехать и с ним познакомиться.

 Едучи туда и переезжая поперек всю нашу степь, имел я досуг заняться мыслями о всех происшествиях, случившихся в сие мое в степной деревне пребывание, и вообще обо всей связи дел и происшествии, относящихся до покупной моей земли.

 При сем рассматривании всего происходившего усматривал я нечто особливое, а именно: что я во многих случаях делал многие и по–видимому важные ошибки; но что все сии ошибки обратились мне потом в особливую и великую пользу, и власно так, как бы мне их необходимо и нарочно делать надлежало. Сие принуждало меня признаваться, что было тут некакое невидимое руководство, управлявшее тайным образом моими делами, и обращающее все в мою пользу. И как все сие приписывал я никому иному, как Богу, сему всегдашнему моему покровителю, то и воссылал духом из глубины сердца моего достойную ему за то благодарность.

 Теперь, прежде рассказывания о нашем заезде к моему родственнику, расскажу вам об одном зрелище, какое мне в жизнь мою случилось только однажды тогда видеть, и которым я не мог довольно налюбоваться.

 Было оно натуральное, но прямо пышное, прекрасное и величественное. Во весь день ехали мы при мрачном небе, но ввечеру, пред самым приездом в дом к моему родственнику, и в самое то время, как проезжали мы его прекрасные и высокие рощи, широкою между ними прогалиною, случилось небу, внизу подле горизонта, проясниться и выкатившемуся из под верхних густых туч солнцу осветить вдруг снизу все мрачные облака, укрывавшие тогда все небо, и представить их зрению власно как в горящем виде.

 Сие и одно составило уже прямо величественное и великолепное зрелище. Но сего было еще не довольно; но в самое тоже время случилось, что пошел густой снег крупными хлопьями, и как мы ехали прямо на запад и против сияющего солнца, то все сии снежинки представились нам не инако, как золотыми или как жар горящими, и весь идущий снег казался наивеликолепнейшим золотым или огненным дождем; и зрелище сие было столь редкое и удивительное. что я смотрел на оное даже с восхищением и не мог довольно на оное насмотреться.

 Не успело солнце, опустившись за горизонт, лишить нас сего утешения, как и доехали мы уже до дома моего родственника. Он принял нас ласково, и узнав кто мы таковы, был нам очень рад, и не только унял ночевать, но не отпустил и на другой день без обеда.

 Он жил тут весьма не худо, и так, как бы богатому и достаточному дворянину жить бы надобно было. Я удивился нашед у него прекрасный дом, построенный и убранный порядочным образом и совсем не по степному. Усадьба его была преизобильная, крестьян множество, хлеба полно гумно, а и в скоте великое изобилие. Сам же он составлял некоторой отрывок прежних, старых, добрых людей, однако не отставал и от нынешнего света.

 Он принял и угощал нас так, как дозволял ему его достаток и мне всего приятнее было, что я наелся тут и в первые еще тем годом прекрасного винограда. Жену имел он вторую и очень еще не старую, и она была также боярыня изрядная и ласковая.

 На другой день до обеда водил он нас показывать нам вновь построенную пред воротами у себя церковь, и я не мог довольно надивиться прекрасному расположению и деревянной архитектуре, как внутренней, так и наружной.

 Церковь сия имела не только снаружи изрядный и особливый вид, но и внутри украшена была с особливым и очень хорошим вкусом. А особливо полюбился мне иконостас, писанный мастером доказывающим о себе, что имел вкус хороший.

 Я хвалил все, что видел и хвалил чистосердечно. А более всего нравилось мни; то, что везде, как в доме так и в церкви я видел все домашнее и свидетельствующее, что хозяин был великий охотник до художеств, чего хотя и не мог я ожидать с наружного вида.

 Описав все достохвальное в рассуждении сего моего родственника, не могу умолчать и о некоторых пристрастиях, которым он был подвержен.

 Сей старик заражен был особливою и удивительною страстию, состоящею в том, чтоб иметь у себя военных людей. Он удивил меня признаваясь, что находит в том величайшее увеселение и не тужит о том коште, которого они стоют.

 Выбравши семь человек наилучших людей, обмундировал он их в гусарское платье и не только снабдил их всем, что до гусара принадлежит, но служа сам в кавалерии, и обучил их всей гусарской экзерциции. Одним словом, гусары его были в самой форме и на коне и отправляли порядочно службу: стояли у него на часах, ездили за ним в конвое, обучалися, стреляли и имели фрунт пред его окнами, также особливый построенный для себя кордегард и конюшню. По обеим сторонам крыльца поделаны были будки для часовых, а третья у ворот.

 Сии гусары приходили к нему репортовать и он приказывал им что надобно. Он не преминул и мне представить их во всеми форме и приказал стрелять и экзерцироваться, и требовал моей апробации. Я принужден был сказать ему «хорошо», однако не упустил спросить: чего бы они все стоили? — Сие немного его посмутило. Утаить было нельзя, что стоили они многих денег, и он старался уже прикрыть шалость сию тем, что находит в том величайшее удовольствие, и для того убытком сим жертвует охотно.

 Такую же суетность приметил я в нем и в другом случае. Он отдал людей учиться играть на трубах, чтоб всякий день в двенадцать часов играли они у него на колокольне вместо курантов, а по утрам и по вечерам протрубливали перед фрунтом его зарю. Я усмехнулся услышав о том повествование, и хотя также сказал «хорошо», но думал совсем иное.

 Но ничем он так меня не увеселил, как открыв шкаф и показав мне немалое число французских и немецких книг, принадлежащих его сыну, и дал мне дозволение все их пересмотреть. И я признаюсь, что в пересматривании их нашел я более для себя увеселения, нежели в смотрении на его гусар похвальных, ибо были книги сии весьма хорошие и достойные примечания.