Мария Башкирцева - Неизданный дневник Марии Башкирцевой и переписка с Ги де-Мопассаном

• Название: Неизданный дневник Марии Башкирцевой и переписка с Ги де-Мопассаном
• Автор: Мария Башкирцева
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1904

Есть особый жанр писем — письма незнакомок. Такие письма пачками приходят к людям знаменитым и, как правило, их не удостаивают ответом. Но бывают исключения.

Очень любопытна переписка Ги де Мопассана с незнакомкой, которая под псевдонимом «Р.Ж.Д.» первой обратилась к любимому писателю с письмом.

В этой переписке молодая особа всерьез заинтересовала своего знаменитого адресата, разговаривала с ним на равных и дала отставку, заявив: «Вы не тот, кого я ищу. Но я никого не ищу, ибо полагаю, что мужчины должны быть аксессуарами в жизни сильных женщин. Невозможно поручиться за то, что мы созданы для друг друга. Вы не стоите меня. И я очень жалею об этом. Мне так хотелось бы иметь человека, с которым можно было бы поговорить».

Она оборвала переписку, и все попытки со стороны Мопассана возобновить ее были тщетны.

Незнакомка оказалась русской художницей Марией Башкирцевой (1860–1884). Переписку с Мопассаном она затеяла за несколько месяцев до своей смерти, зная, что умирает от чахотки.

Дневник Марии Башкирцевой, изданный впервые в 1887 году во Франции, вызвал настоящую сенсацию.

Мопассан узнал о том, кем была его адресатка только после ее смерти и посетив ее могилу, сказал: «Это была единственная Роза в моей жизни, чей путь я усыпал бы розами, зная, что он будет так ярок и так короток!»

---

Вы правы… если говорить вообще.

Но истинное искусство в том именно и заключается, чтобы заставлять нас проглатывать банальности, не переставая очаровывать нас, как это и делает природа со своим вечно глядящим на нас солнцем и предвечной землей, со своими людьми, построенными по одному шаблону и одушевленными почти одними и теми чувствами… Но… есть же музыканты, которые владеют только несколькими тонами, и художники, у которых на палитре всего только какая нибудь пара красок! Впрочем, вы это знаете лучше меня и хотите только заставить меня позировать перед вами. Скажите, как это лестно!

Банальность, пусть так!.. Старуха с пруссаками в литературе, Жанна д’Арк в живописи, пусть!..

Действительно ли вы твердо уверены, что какой-нибудь лукавец (так ли я выразилась?) не открыл бы в этой сфере новой и будящей стороны?

Очевидно, что, как еженедельная хроника, ваша вещица даже очень хороша, но что я о ней думаю… А все прочие банальности по поводу вашей тяжелой профессии? Вы меня принимаете за буржуазную даму, которая считает вас поэтом, и стараетесь просветить меня на этот счет. Жорж Занд уже некогда хвастала тем, что пишет ради денег, а трудолюбивый Флобер плакался на свои чрезмерные творческие муки. И что-же? страдания, на которые он жалуется, действительно чувствуются читателем. Бальзак никогда на это не жаловался и всегда с энтузиазмом относился к тому, над чем собирался работать. Что касается Монтескье, то, если мне позволено будет так выразиться, вкус к науке был в нем столь жив, что если он послужил источником его славы, то он в то-же время стал и источником его счастья, — как вероятно, выразилась бы учительница вашего пансиона.

Ну, а относительно того, чтобы продавать свои строки подороже, то я нахожу, что это очень хорошо, ибо никогда еще не было истинно блестящей славы без золота, как это и говорит еврей Баахрон, современник Иова (см. отрывки, собранные ученым Шпицбубе в Берлине).

И еще я вам скажу: все выигрывает в хорошей оправе — красота, гений и даже вера. Разве не явился Господь самолично, чтобы объяснить своему слуге Моисею орнаменты ковчега и приказать ему, чтобы херувимы, которые должны охранять ковчег по бокам, были сделаны из золота и отменной работы.

И так, вот оно что: вы скучаете, вы ко всему относитесь безразлично, у вас нет ни на грош поэзии!.. Неужели вы думали меня этим испугать?

Я вижу вас отсюда. У вас должен быть довольно большой живот, коротенькая жилетка из материи неопределенного цвета, и последняя пуговица непременно должна быть оторвана. Одного я только не понимаю: как вы можете скучать? Я бываю иногда грустна, придавлена или гневна, но скучать… никогда.

Вы не тот человек, которого я ищу? Какое несчастье! (вот она консьержка!) Не будете ли вы так любезны объяснить мне, каков он должен быть, этот искомый человек?

Я никого не ищу, милостивый государь, и держусь того мнения, что мужчины должны быть не более как аксессуарами для сильных женщин (вот она — сухая старая дева!)

Затем отвечу вам на ваши вопросы с глубокой искренностью, ибо я не люблю потешаться наивностью гениального человека, который дремлет после обеда в своем кресле, с сигарой во рту.

Худа? О нет, но и не толста ничуть. Светская, сентиментальная, романическая? Но как вы это понимаете? Мне кажется, все это отлично может ужиться рядом в одном и том-же человеке: все зависит от момента, случая, обстоятельств. Я — оппортунистка и в особенности подвержена моральным заразам — таким образом, может случиться, что и у меня вдруг не хватит поэтического чутья, точь в точь, как у вас.

Каким ароматом я благоухаю? Ароматом добродетели. Вульгарных благоуханий, иначе говоря, духов, я не признаю.

Да, я люблю хорошо поесть или, вернее, я в этом пункте даже прихотлива.

У меня маленькие, немного неправильной формы, уши, но красивые.

Глаза серые.

Да, музыкантша, но не такая отличная Пианистка, какова, по всей вероятности, ваша учительница.

Если-б я не была замужней, как я могла бы читать ваши ужасные книги?

Довольны ли вы моим послушанием? Если да, оторвите от жилетки еще одну пуговицу и думайте обо мне, когда сгущаются сумерки. Если нет… тем хуже! я нахожу, что дала вам достаточно в обмен за ваши фальшивые признания.

Осмелюсь спросить, кто ваши любимые композиторы и художники? А что — если-б я оказалась мужчиной?

(К этому письму приложен был рисунок, изображающий полного мужчину, спящего в кресле под пальмой на берегу моря. Возле стоит стол, на нем кружка пива; на краю стола потухшая сигара).

* * *

3 Апреля 1884 г.

Милостивая государыня! я провел пятнадцать дней в Париже, и так как я оставил в Каннах кабалистические знаки, по которым адресую вам письма, то я не мог раньше ответить.

А затем, знаете сударыня, вы меня страшно напугали! Вы мне цитируете одним взмахом пера, не предупредив меня, Ж. Занд, Флобера, Бальзака, Монтескье, еврея Баахрона, Иова и ученого Шпицбубе из Берлина, и Моисея!

О! теперь я вас узнаю, прекрасная маска, — вы профессор шестого класса лицея Людовика Великого. Признаюсь вам, во мне уже давно шевелилось подозрение: ваши письма в самом деле отдавали нюхательным табаком. Посему перестаю быть галантным (был ли я таков?) и стану обращаться с вами, как с университетским служакой, т. е. как с врагом.

Ах, вы старый хитрец, старая пешка, старый грызун латыни, — вы хотели сойти за красивую женщину! И вы, наверное, пошлете мне ваши этюды, манускрипт, трактующий об искусстве и природе, с тем, чтобы я представил его в какой нибудь журнал и поговорил о нем в своей статье!

Какое счастье, что я вас не предупредил о своем пребывании в Париже! В одно прекрасное утро я увидел бы, как раскрываются двери и входит ко мне потертый старичок, кладет свою шляпу на пол и вытаскивает из-за пазухи сверток бумаги, перевязанный тонкой веревочкой. И он обратился бы ко мне со словами: «monsieur, я — та дама, которая…»

И так, господин профессор, отвечу все-таки на некоторые из ваших вопросов. Начну с того, что поблагодарю вас за некоторые подробности, любезно сообщенные мне о вашей наружности и ваших вкусах. Точно также благодарю вас за мой портрет, набросанный вами. Право, он похож на меня. Однако отмечу некоторые погрешности:

1) живот не так велик,

2) я никогда не курил,

3) я не пью ни пива, ни вина, ни алкоголя, ничего, кроме чистой воды.

В заключение, блаженное состояние за кружкой пива не есть моя любимая поза. Я гораздо чаще располагаюсь по восточному на диване.

Вы спрашиваете меня, какого художника из новейших я предпочитаю? — Миллэ.

Мой любимый композитор? Я питаю отвращение к музыке.

В действительности, я предпочитаю всем искусствам красивую женщину. Я ставлю хороший обед, настоящий обед, — редкостный обед, — почти на одну доску с красивой женщиной.

Вот мое profession de foi, господин старый профессор.

Я держусь того мнения, что если у человека есть какая-нибудь хорошая страсть, крупная страсть, ей нужно предоставить все место, пожертвовать для нее всеми другими; это я и делаю.

У меня были две страсти. Нужно было пожертвовать одной, и я немножко пожертвовал чревоугодием. Я стал воздержным, как верблюд, но прихотливым до того, что не знаешь, что в рот взять.

Хотите еще одну подробность? У меня страсть к спорту. Я держал большие пари в качестве гребца, пловца и ходока.

Теперь, после того, как я вам сделал столько признаний, господин грызун, расскажите мне о себе, о вашей жене, — ибо вы, конечно, женаты, — о ваших детях. Есть ли у вас дочь? Если — да, не забывайте меня, прошу вас.

Молю божественного Гомера просить за вас Бога, чтобы он даровал вам способность боготворить все прелести земной жизни.

Ги де-Мопассан.

Я через несколько дней переезжаю в Париж, 83, rue Dulong.

* * *

Злополучный золаист! Но это прямо восхитительно! Если бы небо было справедливым, вы были бы того-же мнения! Мне кажется, что это не только очень занимательно, но что здесь можно испытать самые тонкие радости, услышать поистине интересные вещи, если только быть абсолютно искренним. Ибо, в самом деле, наконец, с каким другом (мужчиной или женщиной) вы не найдете чего-нибудь такого, что приходится скрывать, или какую-нибудь предосторожность, которую приходится соблюсти? Между тем здесь вы имеете дело с абстрактным существом!

Не принадлежать ни к какой стране, ни к какому миру, быть всегда правдивым, тут можно бы дойти до широты выражения а la Шекспир…

Но довольно с нас подобной мистификации. Так как вы все знаете, я не стану ничего более скрывать от вас.

Да! милостивый государь, я имею честь состоять лицейской пешкой, как вы выражаетесь, и я вам докажу это восемью страницами моральных поучений… Слишком хитрый, чтобы приносить вам манускрипты, перевязанные бьющими в глаза бечевочками, я заставлю вас вкушать мои доктрины маленькими дозами…