Коллектив авторов - Железная земля: Фантастика русской эмиграции. Том I

• Название: Железная земля: Фантастика русской эмиграции. Том I
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Satemandra P.V.V
• Жанр: Мистика

В сборник включены некоторые редкие и в большинстве своем никогда ранее не переиздававшиеся фантастические произведения писателей русской эмиграции, затерянные на страницах эмигрантской периодики 1920-х годов. В книге представлена разноплановая фантастика — от сравнительно «твердой НФ» до фантастики мистической, сказочной и юмористической, традиционных «святочных рассказов» и т. д. Разнятся между собой и авторы: наряду с известными именами читатель найдет здесь и забытых литераторов, чьи произведения, однако, не менее характерны для фантастики эмиграции.

---

Тогда спросил Судия громко:

— Вы все, невинно загубленные сим разбойником, приявшие от него смерть без святого покаяния, прощаете ему?

Как будто вздох пронесся, точно ветер зашелестел.

«Прощаем, прощаем. За большое страдание прощаем».

— Нет, Владыка, не прощай! — возопил разбойник. — Вовеки я на них глаз не посмею поднять. Не щади, не щади меня, Милостивый.

— Хорошо же, будь по–твоему, — сказал Судия. — Сойди ты в ад на мучения. Очистись и я позову тебя. Иди же.

И пропал разбойник в черном ущелье, куда указывал ему дорогу вниз своим пылающим мечом архистратиг Михаил. Пламенные языки взвились над ним и сникли.

Таки один за другим представали перед Судией люди всех веков и всех народов. Привели также одного грешника в очках и с длинными волосами.

— Кто ты? — спросил Судия.

— Я? Я — социал–демократ! — ответил спрашиваемый скромно и гордо.

— Что ты совершил в своей земной жизни?

— Я перестраивал мир сообразно законам желудка.

— Что ты для этого сделал?

— Я разрушал все созданное до меня бессознательным человечеством.

— Религию?

— Это опиум для народа.

— Бога?

— Его нет.

— Красоту?

— Выдумка праздной буржуазии.

— Семью?

— Вредный пережиток.

— Жалкое существо! — сказал с печалью во взоре Судия. — По крайней мере, посадил ли ты хоть одно дерево при дороге, чтобы усталый путник освежился и отдохнул в его тени?

— Нет. Я не признаю частной благотворительности.

— Приласкал ли ты когда–нибудь ребенка?

— Зачем? Я учил его классовой борьбе.

— Отер ли ты слезы страдающего?

— Нет, я говорил ему о мести…

— Ты никогда не ошибался?

— Никогда.

Судия задумался. После долгого молчания он сказал:

— Значит, я ошибся. Я допустил зло, ибо без него не было бы действенным добро. Мудрость не существует без глупости. Трава для ягненка, ягненок для тигра, шкура тигра для человека. Все в мире нужно и уравновешено. Один этот человек враждебен мне и не нужен в моих будущих творческих замыслах. Наказать его? Но он не знает своей вины. Простить? Но он не поймет и прощения. Иуда и Дия- вол поймут, а он не поймет. Что же мне с ним делать?

И после минутного размышления Судия сказал:

— Вот что! Не существуй более. Отныне и вовеки.

Раздался легкий треск. Социал–демократ растворился в небытии навсегда.

И ничто в мироздании не дрогнуло, не шевельнулось.

В. Никифоров — Волгин ЛУЧИ СМЕРТИ

Нарва, 16‑го июня 1925 г.

Заграничная печать много говорит о «лучах смерти» — разрушительных, дьявольских, ослепляющих, сжигающих, умерщвляющих и иных чудодейственных лучах — изобретении английского блэффиста Риндель — Мэтьюза.

Описываются ужасы, которые могут быть произведены применением таких лучей на войне…

Неутомим человеческий гений. С каждым годом дарит он миру все новые и новые достижения, направленные к умерщвлению человека, к разрушению семейного уюта, к погашению смеха и радостей наших, таких маленьких и скоропреходящих.

Устали все в наше звериное время, не только люди, но, кажется, даже и земля устала, а человек продолжает напрягать свой гений к уничтожению покоя.

Вместо маленькой, солнечной жизни «лучи смерти», ослепляющие, сжигающие, умерщвляющие.

Человек жаждет мира. Все помыслы его — как бы доползти до заветного источника мира и отдохнуть от войн, революций, душевной усталости, но кто–то жестокий, «без Христа, без имени святого», забегает вперед и отравляет воду в источнике.

Когда читаешь о новых, изобретенных человеческим гением орудиях смерти, то жутко становится людей, за жизнь. Невольно зарождается «наивная тоска» о светлом, евангельском гении, который спустился бы на нашу горевую, усталую землю, принес бы мир всем нам, так страстно и с такой болью ожидаемый, и вместо «лучей смерти» осветил бы нас лучами жизни.

В. Никифоров — Волгин КОЛДУНЬЯ (Нарвская легенда)

За готическими, узорными от мороза окнами старинного дома — лунная рождественская ночь, шелест снежной вьюги и белый покой загрезившей Нарвы.

Я, маленький любознательный мальчуган, несмотря на поздний час убежал из дома и сижу в полутемной сводчатой комнате с нелюдимым старожилом Нарвы Власом Ни- кандровым — маленьким тщедушным стариком, большим любителем древности.

Румяным жаром дышит камин, озаряя во мраке комнаты то диван, на котором отдыхал Карл XII, то молчаливые часы средневековой конструкции, стальные латы ливонского рыцаря, и самое жуткое, от чего бледнеет моя душа, ржавое зубчатое колесо, к которому во времена инквизиции привязывали вероотступников.

Сводчатая комната Власа Никандрова полна воспоминаний отшумевших мрачных веков, о которых говорят пожелтевшие страницы истории.

Идет ночь. Воет вьюга. Детской душе моей страшно.

На старинной ратуше городские часы бьют двенадцать ударов.

Влас вздохнул и тихо сказал:

— Сейчас исполнилось пять столетий, как на площади перед ратушей сожгли чародейку Ладу… Ее сожгли в ночь на Рождество Христово, при пении псалмов и молитв отцов святой инквизиции… Так же, наверное, светила луна и плакала снежная вьюга… Никто тогда не протестовал, кро- ни ратушных часов… да, часов… теперь уже несуществующих…

— Расскажите мне про Ладу!

— Спать не будешь, мой маленький. Страшная история. Расскажу тебе лучше днем.

— Я сейчас хочу… Не отказывайте мне, ради Бога!

— Нетерпеливый ты, мальчик, — проворчал старик, закуривая трубку, — ну, так и быть, слушай…

— Там, где каменным суровым рыцарем стоит замок Германа, пятьсот лет тому назад, в тени могучих дубов, стояла хижина чародейки Лады. Красивая была эта Лада, и добрая. Чародейкой ее прозвали за то, что хорошо лечила людей целебными травами от всех болезней. Слава о ее врачевании дошумела до берегов Дании. Имя Лады было благословенным среди людей.

Но все доброе, что делает человек своему ближнему, ведет к большим страданиям и даже к мученичеству…

Так было и с чародейкой Ладой…

В те времена не было более жестоких и черствых людей, как духовенство. Узкие, невежественные, мстительные фанатики не могли простить, что в руках необразованной, простой женщины, — такой великий дар и такая громкая слава, а у них, таких ученых, знающих премудрое Слово Священного Писания, уважаемых сильными мира, нет этого великого дара и нет этой громкой человеческой славы, и решили служители церкви, в душных своих кельях, отомстить чародейке Ладе.

По Нарве они распространяют слух, что Лада — колдунья и силой бесовской исцеляет недужных, и что нет места ей под небом и Бог требует сожжения ее на костре.

Тот, кого во все времена считали отбросами человечества и у кого не спрашивали совета сильные люди, — простой народ — всей силой своей любви восстал против монашеской злобы и решил не допустить на костер чистую Ладу, так много любви и заботы отдавшей страждущим людям.

Но злоба сильных — сильнее любви народа.

Она сделала свое дело.

В темную зимнюю ночь, в тихую хижину Лады ворвались люди, закованные в железо, грубо схватили ее и повели по тихим снежным улицам Нарвы в мрачный подвал высокой церкви, где заседало Высшее судилище инквизиторов. Никто не защитил Ладу.

Чтобы не было возмущения в народе, сильные люди решили сжечь ее тайно, перед ратушей, в ночь на Рождество Христово, ровно в двенадцать часов.

Когда заснула Нарва, от дверей церкви потянулась мрачная процессия. Жуткое пламя факелов освещало фигуры монахов–инквизиторов, черных как исчадия ада, и среди

них белую, как лилия, фигуру Лады. Гнусавыми голосами тихо распевались псалмы.

Остановились на площади. Стали ждать, когда ударит полночь, чтобы приступить к сожжению.

Неуловимо тянется стрелка. Проходит минута. Две. Три. Сейчас должны пробить смертные для Лады часы, и вдруг… чудо. Часы остановились.

Какой–то испуганный монах, разжигавший костер, в страхе прошептал:

— Перст Божий!

И бросил факел.

Но кто–то твердо отчеканил властным голосом:

— Сжечь ее немедленно! Она силой волшебства своего остановила часы!

И сожгли Ладу.

Да… сожгли. И никто тогда не протестовал, кроме ратушных часов.

За готическими, узорными от мороза окнами плакала снежная вьюга, и мне, маленькому, казалось, что это плакала белая душа сожженной Лады.

В. Бельский ДУМЫ ПОКОЙНИКА

«На днях на Ивангородское кладбище привезли гроб с совершенно голым покойником из Н… Эмигрантской больницы, некоего Кирилла Петрова».