Наталья Муравьева - Беранже

• Название: Беранже
• Автор: Наталья Муравьева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Книга посвящена французскому поэту-сатирику Пьеру Жану Беранже.

---

Словечко «фаридондэн» хорошо известно каждому любителю уличных и застольных французских песен. Веселое, шутовское, звонкое, оно не имеет определенного смысла, это просто ритмическая, звуковая приправа, которая употребляется в рефренах. Но глубокомысленные блюстители порядков норовят в каждом таком «фаридондэн» или «бириби» обнаружить крамолу.

«Послушай, пристав, мой дружок,
Поддеть певцов желая,
Вотрись, как свой, ты в их кружок,
Их хору подпевая.
Пора за песнями смотреть:
Уж о префектах стали петь!
Ну, можно ли без гнева
Внимать словам припева!»

И тут начинаются смехотворные в своей нелепости домыслы полицейских: «Что такое «бириби»? Не иначе, как человек со св. Елены. А фаридондэн? Здесь уж, конечно, таится оскорбление религии», Слушатели хохочут и хлопают в ладоши.

— Ну, и умеет поддеть наш Беранже этих нюхачей, слухачей, кривотолкователей!

Да, все тяжелее становится жить и дышать. Даже сам «добрый бог» из песенки Беранже, глядя в подзорную трубу на землю, сокрушается о судьбах людского рода.

Совсем запутались людишки, захлебнулись в кровавых войнах, понатворили себе кумиров, понастроили алтарей, склоняют головы перед мошенниками в черных сутанах, а те знай себе надувают доверчивых бедняг и наживаются за счет божьего имени.

«Я в том не виноват, ей-ей!
Но я уйму их понемногу,
Черт побери меня, ей-богу!» —

говорит людям «добрый бог» (поэт сотворил его по своему образу и подобию!). «Добрый бог» уверяет людей, что он не виноват в кознях церковников. «Не слушайте вы их вранья!» — кричит он людям и вдруг спохватывается. Потише! Может быть, и сюда, в рай, прокрался шпион:

«Коль в рай ему я дал дорогу,
Черт побери меня, ей-богу!»

* * *

Весной 1820 года полиция объявила решительную войну гогеттам. Открытые сходки стали почти невозможны, но гонимые любители песен продолжали собираться тайком, в задних комнатах кабачков, меняли места сборов, ловко водя за нос сыщиков. Гогетты продолжали существовать, и новые песни Беранже по-прежнему передавались из уст в уста. Песни-памфлеты, песни-сатиры и рядом с ними песни-гимны, призывные, воодушевляющие, такие, как «Священный союз народов» или «Старое знамя».

Песня «Старое знамя» казалась особенно опасной полиции и властям. Списки ее задолго до появления песни в печати распространились в народе. Эта песня проникла и в гогетты, и в салоны, и в мастерские, и в казармы, и в коллежи. Ее пели и старые ветераны и безусые новобранцы/ Ее пели члены тайных обществ на своих сходках.

В песне этой впервые выступил один из любимых героев всей последующей поэзии Беранже — старый солдат, участник революционных войн, а затем наполеоновских походов. Теперь он — инвалид, больной бедняк, но, как и его однополчане, он не забыл прошлого и хранит в своем тюфяке трехцветное полковое знамя.

Когда Свобода родилась —
Его древком она играла…
Плебейка, ты теперь в плену…
Восторжествуй же над врагами!

Старый солдат ждет не дождется того дня, когда сможет вновь развернуть сбереженное им знамя.

Рефрен песни:

Когда ж я пыль с него стряхну? —

звучит как неотвязный вопрос, как настойчивый призыв, сила которого растет с каждым новым повтором;

Герой прежних песенок Беранже — бедняк с чистым сердцем и звонким смехом — противостоял миру деспотов и богачей, но не восставал против него. Герой «Старого знамени» зовет к восстанию против тех, кто заковал в цепи Свободу. Новый герой поэзии Беранже кровно связан со своим веком, с судьбами своей страны.

Чем яснее выявляется гражданский идеал любимых героев поэта, тем более реальным, исторически конкретным становится весь их облик. Они живые люди. Они подлинные дети народа. Недаром с таким восторгом принимают их и в гогеттах и в казармах, а власти видят в них своих заклятых врагов.

Песня «Старое знамя» — под запретом в реставрированной монархии. Запрещено в трактирах и прочих людных местах исполнение песни Беранже «Маркитантка». Героиня ее — дочь того же поколения французов, что и инвалид из «Старого знамени».

Все ваши подвиги я с вами
Делила, поднося вам пить…

И теперь, угощая чарочкой друзей-ветеранов, она подбадривает их:

Наступит день победы снова,
И ждать недолго вам!

В патриотических и героических песнях Беранже заключена та же взрывная сила, что и в самых колючих его сатирах.

Доносы на автора «Старого знамени» так и сыпались в полицию. Чиновники университетской канцелярии смотрели с опаской на сослуживца, за пазухой у которого хранится целый пороховой склад запрещенных песен. Начальство хмурилось. Необходимо дать этому Беранже серьезную острастку!

С 1819 года президентом комиссии по народному образованию при министерстве внутренних дел был назначен знаменитый ученый-палеонтолог Кювье. Пред его очи и надлежало предстать экспедитору-песнотворцу. Кювье был гениален в палеонтологии — он мог по одной кости какого-нибудь допотопного животного восстановить весь его скелет, но гениальность великого ученого никак не распространялась на область его административной деятельности. Кювье был примерным подданным монархии Бурбонов и рачительным чиновником.

Беседу с Беранже президент комиссии провел в тоне назидательном. Он, мол, вовсе не враг песен, сложенных в доброй старой традиции, но песни политические — это уже иная материя, и особенно прискорбно, когда они вызывают в массах такой шумный резонанс, а сочинителем их является (подумать только!) служащий университета.

Беранже, питавший непритворное уважение к научным заслугам Кювье, отвечал, что весьма опечален, если доставил ему огорчение своими песнями, но обещания исправиться не дал. На том и кончилась беседа.

Через некоторое время до Беранже дошли слухи, что Кювье жалуется на него, будто, выпуская все новые и новые песни, он нарушает некие обязательства, взятые на себя. Как! Неужели президент понял его слова столь превратно? Надо объясниться.

11 ноября 1820 года Беранже обратился к Кювье с письмом, в котором ясно и недвусмысленно определил свои позиции. Повторив в этом письме то, что было сказано им в беседе с Кювье, Беранже выразил сожаление, что слова его были истолкованы вовсе не в том смысле, который содержался в них.

«…Если вы испытаете малейшее затруднение в том, чтобы сохранить за мной мою незначительную должность, — писал Беранже, — то вы можете предоставить меня преследованию министерства… Печать порабощена; нам нужны песни, и не моя вина, что этот жанр стал слишком французским в нашу эпоху. Я ничего не стану делать для того, чтобы сохранить за собой место, но уверяю вас, что если меня лишат его, то куплеты, которые могут у меня вырваться тогда, не будут, конечно, внушены желанием отомстить тем, кто заставил вас отнять у меня этот кусок хлеба, который я зарабатываю ежедневным трудом. Мои убеждения и мое поведение вовсе не подчинены моей личной выгоде. Вас особенно я прошу поверить, что, потеряв должность экспедитора, я не забуду, что вы один из тех, кому я обязан сохранением ее по сей день».

* * *

— Ну, как дела? — спрашивает Жюдит, усаживая своего друга у камина.

— Ничего, пока еще не выгнали. Наверно, думают, что на этот раз Беранже совсем перетрухнул и не разожмет больше рта, чтоб не остаться без куска хлеба. Вольно ж им мерить всех своей меркой!

Пьер Жан вынимает из кармана листки рукописи. Новая песня в ответ на предупреждения властей! И она не уступит по смелости прежним.

«Смерть короля Кристофа, или Послание трем союзным монархам» — так называется эта песня. В ней обыгран действительный факт. В 1820 году гаитянский король Кристоф покончил самоубийством, испугавшись вспыхнувшего в стране народного восстания. Черные аристократы, лишившись законного монарха, испытывают то же, что испытывали бы и маркизы Караба, если б очутились в подобном положении. Их колотит дрожь при одном упоминании о повстанцах, они готовы на брюхе ползать перед иноземными покровителями, умоляя их усмирить взбунтовавшийся народ:

О, сжальтесь и спасите нас!
Хоть далеко от вас Гаити —
На нем бунтарский дух воскрес.
Скорей конгресс,
Второй конгресс,
Еще конгресс,
Седьмой, восьмой конгресс!
За смерть Кристофа отомстите,
Блюдя монархов интерес!

Поэт метит в святыни европейской реакции, в самое ее ядро — Священный союз с его бесконечными конгрессами. Он метит во всех монархов мира, которые одним миром мазаны — будь они белые или черные. А как издевается он над выспренними мистическими разглагольствованиями о троице и святом духе, без которых не обходятся конгрессы монархов!