Вячеслав Фомин - Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

• Название: Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу
• Автор: Вячеслав Фомин
• Издательство: Панорама
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-93165-132-2

Монография посвящена одной из самых актуальных тем российской и зарубежной науки - проблеме этноса варяжской руси, стоявшей у истоков российской государственности. Подробный анализ источниковой базы показывает, что своими корнями варяжская русь связана со славянским южнобалтийским Поморьем, определявшим в IX-XI вв. жизнь всей Северной Европы. Выявлены иные истоки норманизма, действительное содержание полемики М.В. Ломоносова и Г.Ф. Миллера по варяго-русскому вопросу, принципиальное отличие в понимании сути антинорманизма между исследователями дореволюционного времени и исследователями XX в. Источниковедческая часть работы содержит подробный историографический обзор по вопросу складывания древнейшей нашей летописи Повести временных лет и Сказания о призвании варягов.

---

Вопрос о начале летописания, подчеркивал М.Н. Тихомиров, вопрос не только историографический: «он имеет громадное значение и для характеристики достоверности исторических сведений о древней истории Руси в ІХ-Х вв.». Первое мнение в отношении создателей ПВЛ и вре­мени ее сложения принадлежит великому В.Н.Татищеву. Связав лето­пись с именем Нестора, он полагал, что тот создал ее в 1093 г., а его про­должатель Сильвестр придал ей окончательный вид в 1116 г. Вместе с тем историк впервые поставил вопрос о предшественниках Нестора: «...Он не со слов, но с каких-либо книг и писем из разных мест собрав и в порядок положил...». Мысли, высказанные Татищевым, пали вначале на благодатную почву. Вслед за ним Г.Ф. Миллер говорил, что «Нестор уже застал письменные известия, по которым сочинил он свою лето­пись...». И.Н.Болтин также затем отмечал, что «были прежде Нестора летописцы...». Это верное заключение, к сожалению, было вскоре забы­то и виной тому был А.Л. Шлецер, отрицавший существование летопи­сей до ПВЛ. В 1802 г. ученый в первой части «Нестора» полно изложил свой взгляд на ПВЛ, утверждая, что она была испорчена позднейшими малограмотными переписчиками, и потому необходимо стремиться к восстановлению «чистого, неиспорченного» Нестора (эту задачу он поста­вил перед собой еще в 1768 г.). Выход с «ложного пути поисков «очи­щенного Нестора» начался лишь после того, как Г. Эверс в 1814 г. и П.М. Строев в 1820 г. установили сводческий характер летописей, во­бравших в себя предшествующий разновременный и разнохарактерный материал. При этом Эверс заметил, что «восстановление истинного Нес­тора... остается по крайней мере сомнительным...».

После принципиально важного вывода Эверса и Строева начался про­цесс выделения из состава летописи ее источников. В 1853 г. С.М. Со­ловьев предположил, что основой ПВЛ являлось Сказание о призвании варягов, первоначально представлявшее собой «отдельный сплошной рассказ без годов, которые внесены после...», а также предисловие «о дорюриковском времени...». В 1861 г. Н.И. Костомаров сказал то же самое, только уточнив, что эта, по его словам, «Повесть древних лет», написан­ная христианином, оканчивалась за несколько лет до смерти Ярослава Мудрого. В 1868 г. К.Н. Бестужев-Рюмин выразил убежденность в том, что еще ранее XII в. велись письменные записи о событиях. И ядром ле­тописи он посчитал «Повесть откуда пошла Русская земля», написанную, вероятно, в Киеве с целью объединить историю Южной Руси с Север­ной: начало самостоятельности Киева с захватом варягами Новгорода. В 1896 г. И. Филевич, не сомневаясь, что название Начальной летописи от­носится лишь к какой-то ее части, говорил о «Повести о русской земле», не обнимавшей годовых записей и существовавшей в виде цельного рассказа, главным содержанием которой было показать «переход имени Руси с Дуная и Карпат в Киев». Вел ученый и речь о древнейшем своде, заканчивающемся вторым десятилетием X в. и уцелевшем, как он полагал, в Никоновской летописи. Этот свод начинался карпато-дунайскими преданиями, за которыми следовали предания Полянские, а затем события на славянском севере.

Н.М. Карамзин был уверен, что одним из источников Нестора явля­лись «записки церковные», по которым он «означал дни представления некоторых древних князей». М.П. Погодин, разви­вая эту мысль, утверждал, что до Нестора были «кроткие записки, подоб­ные новгородскому летописцу, состоящему, особенно в начале, из самых кратких простых известий...». В 1853 г. И.И. Срезневский пришел к вы­воду, что летописные заметки на Руси «начинались с пометок на пасхаль­ных таблицах» (эта идея оказалась весьма продуктивной, и ее поддержали многие исследователи). В 1862 г. он же, вернувшийся к теме о таблицах как основе летописи и источнике ее хронологии, и исходя из наличия в ПВЛ перечня русских княжений под 6360 г., сказал, что таблицы могли быть как церковные, с годами от сотворения мира, так и нецерковные, с годами княжения князей. В те же годы ученый, отнеся появление первых летописных записей к началу X в., заострил внимание на том, что под­держивать преданиями годы событий с 860 по 1110 г. «народная память не могла», поэтому у сводчика летописи были заметки погодные, сделан­ные тогда, когда «именно случилось происшествие». Наши ранние лето­писи, заключал он, «составлены из частей еще более древних, - и неко­торые их этих частей принадлежат довладимировому времени». М.И.Су­хомлинов в 1856 г. указал, что читаемые только в Никоновской летописи записи под 6372, 6373, 6375 (о совете Гостомысла призвать князей, о пер­воначальном приходе Рюрика именно в Новгород, о Рюрике и Вадиме) «близки по времени к событиям». В связи с чем высказал мнение, что летописец XI в. пользовался более древними источниками, в том числе и письменными13. В 1862 г. Срезневский, рассматривая эти же известия, предположил, что они, возможно, древние, а не представляют собой позднейшую вставку в летопись. Затем И.Е. Забелин доказывал, что крат­кие летописные заметки 864-867 гг. в Никоновской летописи могут со­держать отрывки из древних, не дошедших до нас летописей.

В 1856 г. А.А. Куник выдвинул идею, «что первые начатки нашего ле­тописания возникли в Киеве еще в ІХ-м веке, вслед за первым креще­нием руси, - в виде кратких заметок о туземных событиях...». Редактор ПВЛ, по его мнению, «совокупил воедино прежние летописные заметки и продолжал их до своего времени». Позже он добавлял, что многие из­вестия летописи о варяжской руси были «отчасти уже во времена Олега и Игоря записаны киевскими грамотеями...». В 1876 г. И.Е. Забелин вы­сказался в пользу того, что первые летописные известия о начальных событиях русской истории были связаны с первой христианской общи­ной в Киеве, появление которой он относил к 60-м гг. IX века. Каждый переписчик, как констатировал ученый окончательный отказ науки от взгляда Шлецера на историю летописания, становился в свою очередь летописцем, в связи с чем «чистого Нестора» не существует: «Он создан воображением Шлецера». В 1853 г. С.М. Соловьев подчеркивал, что «во второй половине XI века открываем мы следы автора известий началь­ной Киевской летописи, как в том же веке, но ранее, открыли след составителя начальной Новгородской летописи». Тогда же И.И. Срезнев­ский заметил, что события в Новгороде записывались «скоро после того, как случилось» не только в XII, но и в XI и даже в X столетии. В 1857 г. митрополит Макарий расширил перечень летописных центров на Руси, придя к выводу, получившему поддержку в науке, что летописи велись в X в. «в разных местах России - Киеве, Новгороде и на Волыни».

Важнейшим достижением науки ХѴІІІ-ХІХ вв., наряду с признанием факта раннего начало летописания на Руси, наличия предшествующих ПВЛ летописей и ведения летописного дела сразу же в нескольких цен­трах, стало заключение о воздействии на летописный текст мировоззре­ния их создателей и духа эпохи. Первым на этом внимание заострил В.Н. Татищев, отметив, что летописцы писали «за страх», «по страсти, любви или ненависти». В XIX в. мнение о тенденциозности наших книж­ников в освещении как прошлых, так и современных им событий, ста­новится для многих исследователей нормой, требующей для установле­ния исторической истины привлечения широкого круга источников. В 1847 г. А.Н. Попов указал, что «в истории летописей видны изменения, соответствующие изменениям общественной жизни России». В 1878 г. И.П.Хрущов установил, что «древний русский летописатель иногда вы­ступал из области идеального христианского миросозерцания и погружал­ся в страстные волны житейского моря». В 1885 г. К.Н. Бестужев-Рюмин окончательно сформулировал важный принцип, которым необходимо руководствоваться при обращении к летописному наследию: составные элементы летописей приобретут самостоятельное значение лишь при учете идеологической жизни эпохи. «Понять, какими идеями жило известное время, — подчеркивал ученый, — первая обязанность историка, без того все века смешаются».

Многие позитивные наработки в области летописеведения, сделанные его предшественниками, к сожалению, не были учтены А.А. Шахмато­вым. По схеме, предложенной им в начале XX в., отправной точкой ПВЛ (а значит, и всего русского летописания) являлся Древнейший свод 1039 г., составленный при Софийском соборе. Затем он был включен в свод 1073 г., созданный в Киевском Печерском монастыре, а тот, в свою очередь, был положен в стенах этой же обители в основу Начального сво­да 1095 г., уже имевшего хронологическую сетку и также включавшего в себя Новгородский свод 1050 г., выполненный при Софийском владыч­ном дворе, с продолжением до 1079 года. На основе Начального свода 1095 г. была создана в Печерском монастыре в 1110-1113 гг. несохранившаяся первая редакция ПВЛ, автором которой якобы является Нестор. Ее вторую редакцию Шахматов связывал с игуменом Выдубицкого мо­настыря Сильвестром, работавшим около 1116 г. по поручению Вла­димира Мономаха. Третью редакцию летописи, выполненную в том же Печерском монастыре на основе материала Сильвестра летописцем, близким сыну Мономаха Мстиславу (в 1904 г. Шах­матов в авторе ПВЛ видел Сильвестра. Начиная с 1908 г., таковым счи­тал Нестора. Рассматривая Сильвестра как редактора летописи, ученый полагал, а эта точка зрения принята его последователями, что он главным образом переработал заключительную часть ПВЛ, не отвечавшую интересам Мономаха, и добавил ряд статей, наоборот, благоприятствующих ему). Вторая редакция, по мнению исследователя, читается в Лаврен­тьевской летописи, а третья в Ипатьевской. В итоге получалось, что ПВЛ - это результат пятикратной переработки (с 1073 по 1118 г.) и перио­дического пополнения одного и того же материала, осуществляемого в Киевском Печерском монастыре. Начальный свод 1095 г. Шахматов ви­дел в текстах НПЛ младшего извода, на основании которого он рекон­струировал его состав.