Карина Демина - Внучка берендеева. Второй семестр

• Название: Внучка берендеева. Второй семестр
• Автор: Карина Демина
• Жанр: Фэнтези

Да, история набирает обороты, юмора будет меньше, страшилок — чуть больше. Но это в принципе для меня характерно. Поэтому предупреждаю сразу.

Что будет? Любовную линию пока поставим на паузу и чуть ближе познакомимся с царевичами. Таки интересные личности. Заодно пошаримся по преподавательским шкафам в поисках скелетов.

---

— Не дождешься, дядюшка.

Но руку протянутую Арей отвергать не стал. Все ж гордость и глупость — суть разные вещи. И пусть пламя кипело внутри, однако же физических сил у него не хватит и на то, чтобы до края поля доползти. А за краем тропинка начиналась, сквозь лесок, через овраг…

Нет, сам он не доберется.

— И вот еще что, племянничек, — Кирей помог подняться. И подумалось, что ожоги он способен залечить столь же легко, да не станет. И не оттого, что презирает слабого родича, мало того, что рабом рожденного, полукровку, так еще и силы лишившегося.

Нет.

Теперь, странное дело, Арей лучше понимал того, кто глядел на него сверху вниз, с насмешкою и вызовом.

Сам должен справиться.

В этом суть.

С огнем ли. С ожогами. С… прочим. Если сумеет — честь Арею и хвала. А нет, то хотя бы похоронят свободным человеком.

— Что, дядюшка, — в тон отозвался Арей.

Спекшиеся мышцы не слушались. И хорошо бы никого не встретить по пути, а то ж сочинят… придумают, переврут…

…и донесут куда надобно, и куда не следует вовсе.

— Огонь — стихия непростая, — Кирей шел медленно.

А ведь и ночь он выбрал непростую.

И место неслучайное.

И значит, не будет встреч и свидетелей. Хорошо…

— Взять ты силу взял, но это полдела, если не треть. Попробуй теперь удержать. Приручить…

Огонь загудел, соглашаясь, что он, конечно, готов терпеть слабую телесную оболочку, в которую его заточили — или наивно полагали, будто заточили — но до поры, до времени. Эту клетку ничего не стоит разрушить.

— И если позволишь совет…

— А не позволю?

Кирей плечами пожал: мол, мое дело сказать, а твое — думать, надо ли тебе сказанное.

— Держи себя в руках.

Пламя свернулось в животе, теперь Арей ощущал его огромным змеем с огненною шкурой. О таком мама сказки рассказывала. О чешуе золотой, о следах самоцветных, о логове под корнями старого дуба, о крыльях грозовых, из меди созданных. Взмахнет змей крылами и полетит над степью звон-гром.

Поднимется…

— Вот об этом и говорю, — Кирей убрал руку и хлопком сбил с плеча огненный язык. — Тебе нельзя отвлекаться. Ни на что. Ни на кого. Стоит дать слабину, и огонь тебя сожрет.

Призрак змея рассыпался золотой пылью.

А пламя выплеснулось в кровь нежданною яростью: да как смеет он, родственничек непрошенный, забытый и потерянный, указывать Арею как быть? Небось, без его советов Арей жил.

И жить будет.

— И хорошо, если только тебя.

Пламя Кирей лишь смахнул. И Арей опомнился. Да что это с ним? Откуда взялся гнев этот? И желание немедля изничтожить родича, дерзнувшего обратиться…

…дерзнувшего?

…обратиться?

Не его, не Ареевы это мысли…

…живое пламя остывало.

Отползало.

Вновь обращалось в змея, и золотая чешуя манила близостью. Зря ли матушка сказывала, что нет в мире ничего, этой чешуи прочней. Не пробьют ее ни стрелы, ни копья, увязнут топоры боевые…

…нельзя слушать.

Нельзя поддаваться.

…оттого и не одолеть змея людям. И Арей, если захочет, может змею уподобиться. Достаточно пожелать… чего он хотел?

Свободы?

Арей уже свободен. Мести? Его слово, и вспыхнет мачехино подворье костром погребальным. А следом полыхнут и прочие владения… и братец единокровный…

…нет!

Арей заткнул уши.

— Вот так, хорошо. Дыши давай, — голос Кирея пробился сквозь медовую песнь пламени, где Арею обещано было все, что лишь пожелает.

Золото?

Будет.

Власть?

Да хоть над всем миром.

Женщина… любая захочет… не любая. Единственная, которая нужна, не захочет… не с убийцей, не с палачом… не с тварью, в которую он обернется, позволив себе малость.

— Ты справишься, племянничек, — Кирей вновь подал руку, и Арей понял, что стоит на коленях.

На выжженной земле.

На расплавленной…

Это он?

А кто еще? А если бы…

— Теперь понимаешь, что я имел в виду? — Кирей поднял рывком. — Ты должен держать в узде свои мысли. Желания. Все. Каждое слово, которое произнесено. Или не произнесено… пламя будет искать слабину. И если найдет…

…понесется по-над столицею медная гроза, сотворенная безумцем. И сумеют ли справиться с нею магики?

— И как… долго?

— Месяц. Два. Десять… за сколько управишься. Это же твой огонь. Тебе с ним и сражаться.

Он не лгал, дорогой заклятый родич, который мог бы и до того упредить, но не стал. Случайно ли? Мнилось Арею, что не было ничего случайного в произошедшем.

— А ты? Сколько ушло у тебя?

— Семь дней, — сказал Кирей, но тут же добавил. — И семь мгновений при первом порыве. И за эти семь мгновений я едва не убил их всех…

— Почему не убил?

И это было важно знать, особенно теперь, когда змей нашептывал, что не стоит слушать того, кто добровольно отрекся от силы, спеленал ее, скрутил да в клетку упрятал.

— Понял, что другой семьи у меня не будет, — тихо ответил Кирей. — И ты поймешь… не про семью. Другое. Когда поймешь, то и с пламенем справишься… только постарайся уж не задерживаться. Оно чем дальше, тем хуже…

— А если…

— Если не справишься, я сам тебе шею сверну.

— Спасибо, дядюшка.

— Да не за что, племянничек…

Небо отряхнулось от красных сполохов, громыхнуло тяжко, грозя скорою бурей, а потом, поторапливая безумцев, которым вздумалось гулять в неурочный час, сыпануло ледяным крошевом.

Начинался последний зимний месяц.

В народе его звали волчьим.

Глава 2. В которой ведутся беседы крамольные

— Тужься, Зося, тужься! — Еська шипел на самое ухо, да так громко, что в ухе от егоного шипения звон появлялся, да хитрый, с переливами.

Отвлекало.

А я тужилася… да так тужилася, что, будь непраздна, прям на поле и родила б.

И родила.

Огненный шарик поднялся над ладонью, завис в воздухе на мгновенье, а опосля в грязюку и плюхнулся с гневливым шипением. Куда там Еське!

Тот только вздохнул и отошел от яминки…

— Зося, не сочти за грубость, но ты неисправима…

А я ему с самого начала говорила, что не будет с этое затеи толку. Да разве ж Еську переупрямишь? Он толстолобый, аккурат, что бабка моя, оттого и нашли они общего языку, как это ноне говаривать принято.

…шел первый месяц весны.

Марец-слезогон. Правда, туточки его именовали на свой лад — мартецом, но как не зови, а поганое егоной натуры не исправишь.

Небо дождило, а когда не дождило, то взбивало рыхлые перины сизых туч, и рябенькое, слабенькое солнце тонуло в них. Оттого и дни были, мало что коротки, так еще и смурны на диво. Истаивал снег, да некрасиво, проплешинами, сквозь которые проглядвала гнилая трава. Земля хлюпала, давилась вешними водами. И разумом-то разумею, что сие — есть, как молвится, исконный порядок вещей, установленный от самого сотворения мира, а на душеньке муторно.

Сверху капает.

Снизу хлюпает. Сапожки мои, пусть и хороши, да все одно промокли. А с ними и сама я до исподнего, ни одной, самой махонькой, ниточки сухой не осталося.

Домой бы.

Если не в бабкины хоромы, которые она за зиму обжила на свой лад, так хотя б в комнатку свою общежитиевскую. К самовару да плюшкам, к варенью малиновому, медам и прочим сластям, с которыми и слезогон переживать легче.

— Ты не стараешься, — Еська шмыгнул носом.

Ага… засопливел, стало быть.

Не буду жалеть.

Сам сюда притащил, без принуждения, мол, тренироваться мне надобно. Оно, конечно, надобно, только вот… душенькою чую, что не мое это дело — огневики лепить.

— Зослава, — Еська вытер нос рукавом и огляделся, убеждаясь, что полигон пуст. А каковым ему быть? Небось, в такую погоду хороший некромант и покойника из дому не выгонит.

Серо.

Уныло.

Вода льется, земля, пробуждаясь, вздыхает, спешит затянуть оспины, моими огневиками оставленные, грязюкой. А завтрешним утречком, надо думать, погонит нас Аристарх Полуэктович по энтому полигону, да по яминам, приговаривая, что настоящему боевику погода не помеха.

Может, оно и так, да только…

— Не слушаешь, — Еська ткнул пальцем в бок, да так, что я ажно подскочила. — В этом твоя проблема, Зося!

— Больно!

Вот дурень, у меня ж бока — не перина, чтоб пальцами тыкать. Да еще и жесткими, будто каменные. Синец теперь будет. Да и ладно, я ныне к ним привычная, так ведь и насквозь проткнуть способный.

— Зато за дело, — Еськин длинный нос дернулся. — Послушай, ты, кажется, не совсем верно оцениваешь обстановку…

А чего ее оценивать?

Вона поле-полюшко, от края до края, где изрытое, где пожженное, а где на нем лес колосится, да густенько, что пшеница на черноземе. И аккурат посеред оного поля мы с Еською, не то березы две одинокие, не то дубы, как сие любит Аристарх Полуэктович говаривать. Вона виднеются в низинке, что Акадэмия нашая, что общежитие…