Георгий Захаров - Я - истребитель

• Название: Я - истребитель
• Автор: Георгий Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Я прилетел из Козельска в. Москву и пошел к Астахову. Федор Алексеевич в то время занимал пост начальника Главного управления ГВФ и заместителя командующего авиацией дальнего действия. Увидев меня, он удивленно развел руками:

- О, Захаров! Ты еще жив?

В этом приветствии я сразу узнал своего прежнего комбрига.

- Так точно, товарищ генерал. Жив! -, - Садись, коли так. Рассказывай, что нового. Так-так...

Он долго рассматривал меня, словно давал разгон своей памяти. Потом заговорил. Не знал я, что такая цепкая память у моего бывшего комбрига. За обедом, который принесли в его кабинет, он мне рассказывал о нас - летчиках своей бригады. Он помнил каждого, помнил такие эпизоды из нашей довоенной аэродромной жизни, которые уже давно выветрились из моей памяти. Я и впрямь будто снова попал в безмятежное лето тридцать четвертого года и чуть не забыл, зачем пришел. В конце концов спросил в открытую:

- Товарищ генерал, нет ли у вас оказии на восток?

И обрисовал ситуацию.

- Да-а... - задумчиво протянул Астахов, и взгляд его стал тусклым.

Мне стало неловко, но ведь другого варианта у меня не было.

- Нет, - вяло сказал он, - самолета сейчас нет. Погода трудная...

Это был уже ответ. Я понял, что отпуск пропал, но почувствовал облегчение оттого, что все прояснилось. Возникшая было неловкость прошла. Я снова перевел разговор на прошлое, и Федор Алексеевич оживился.

Наконец Астахов встал, давая понять, что время истекло. Я поднялся, приготовившись распрощаться. Вошел заместитель Астахова с докладом. Федор Алексеевич выслушал его и между делом спросил, что там по расписанию идет в Читу в ближайшие сутки?

Заместитель удивился: ему было хорошо известно, что никаких рейсов в Читу в ближайшие сутки не предвиделось. И еще он знал, что Астахову это тоже известно.

- Забыл, забыл, голубчик! - ласково пробормотал Федор Алексеевич, чему заместитель удивился в высшей степени, но выразил это взглядом, а не словами.

- Идет СИ-47, - твердо сказал Астахов и назвал фамилию летчика.

- С каким грузом, товарищ генерал? - не смог скрыть изумления заместитель.

- А вот это, голубчик, мне совершенно все равно, - невозмутимо отвечал Астахов, - чем нагрузишь - с тем и пойдет. Хоть железным ломом, если в Чите нужен лом. Чтобы к вечеру экипаж был готов.

- Есть, - сказал заместитель, совершенно сбитый с толку таким ходом дела.

- Да... - как бы припомнив что-то, произнес генерал,- когда доложат о готовности к вылету, проследи, чтобы генерала захватили с собой. - Он кивнул в мою сторону. - Ему до Улан-Удэ, по пути, значит. И чтоб через три дня были обратно.

Заместитель вышел. Я принялся благодарить, но Федор Алексеевич будто не слышал.

- Лети, лети, - ворчливо проговорил он. Через несколько дней, повидав семью, я снова был на фронте...

В мирные дни

Однако шел еще 1935 год. Летние месяцы наша эскадрилья проводила в лагерях. На полигоне мы испытывали оружие, учились стрелять. На длинном фале буксировщик таскал парусиновую "морковку"-конус, надутую встречной струёй воздуха, и эту "морковку" требовалось дырявить из пулеметов со всей страстностью, на которую способен летчик-истребитель при виде своего смертельного врага. Стреляли мы и по наземным щитам, но большей частью все-таки по конусу.

Как и всякий серьезный противник, "морковка" обладала изрядной долей коварства. Неопытных летчиков она соблазняла своей доступностью. В самом деле: тащилась она за Р-5 не быстро и послушно - не маневрировала и, конечно, не отстреливалась в ответ, а безропотно принимала каждую атаку. Догоняй, пристраивайся - и бей! К тому же пули у нас были окрашены в разные цвета и оставляли в парусине не только дырки, но и окраску - работа каждого была видна. Атаковать "морковку" строго в хвост возбранялось из соображений безопасности: чего доброго, можно было угодить в буксировщик. Поэтому, атакуя, маневрировать надо было резко, под определенным углом к цели и резко же уходить после атаки, чтобы сам момент сближения с "морковкой" занимал как можно меньше времени. Другими словами, работать надо было с большими перегрузками: чем резче летчик маневрировал, тем больше были перегрузки. Ни крупнокалиберных пулеметов, ни тем более пушек на истребителях тогда не было. Поэтому огонь необходимо было открывать с малой дистанции. Предельная скорость, энергичный маневр - в таких условиях немудрено и промазать или просто не рассчитать да зацепить конус плоскостью, а то и вовсе намотать "морковку" на винт. Такие случаи бывали.

Рычагов обычно учил нас уходить от цели с набором высоты. Его характеру этот маневр импонировал больше других, поскольку позволял сохранять выгодную позицию для повторной атаки. Но вообще было много способов атак. Летчику-истребителю вменялось обладать целым арсеналом боевых маневров.

Я особенно долго отрабатывал атаку снизу. Рассчитать ее, довести действия до автоматизма можно только постоянными и длительными тренировками. Весь смысл здесь в том, чтобы выработать устойчивый навык. Поэтому если постороннему наблюдателю наши ежедневные упражнения могли казаться занятием однообразным, то на самом деле никакого однообразия не было. Наоборот, мы постигали бесчисленное множество вариантов, оттенков даже в ощущениях чисто физических, и в этом заключался смысл нашей профессиональной учебной работы. Мы очень любили летние месяцы в лагерях. Именно тогда мы больше всего летали. И очень скоро я убедился в справедливости одной из проверенных: и никем не опровергнутых истин: кто лучше летает - тот лучше стреляет. Взаимосвязь между умением пилотировать и умением метко стрелять именно такая. Это, кстати, тоже настоятельно внушал нам наш командир Павел Васильевич Рычагов.

Однажды он вернулся из Киева с новостью: нам поручалось испытывать секретное оружие. Тут же были приняты меры по соблюдению секретности.

Вид оружия на первый взгляд никак не соответствовал той суматохе, которая поднялась в связи с испытаниями, Это были маленькие восьмикилограммовые бомбочки, которые подвешивались под плоскостями. Однако, когда мы с ними познакомились поближе, мы их зауважали. Эти авиационные осколочные бомбочки предназначались для борьбы с бомбардировщиками, а новым в них был дистанционный взрыватель.

Дистанцию мы устанавливали сами.

Должно быть, у нас был забавный вид, когда мы занимались подготовкой к бомбометанию: каждый сидел со своей бомбой персонально и закручивал дистанционный механизм, как обычно заводят пружину будильника. Одно звено, например, закручивало бомбы из расчета шестисот метров, другое - тысячи и так далее.

На какой высоте будут идти буксировщики, летчики не знали. Когда они появлялись, мы взлетали, определяли их высоту, а затем поднимались выше - в соответствии с той дистанцией, на которую была рассчитана бомба. Выравняв скорость, держаться старались точно над конусами и сыпали на них наши восьмикилограммовки. Бомба отделяется от самолета, вертушка, которую заводили на земле, начинает раскручиваться в течение расчетного времени, а затем взрыв! Бомбы срабатывали безотказно, к нашему удовольствию, за несколько дней испытаний этими бомбами мы разнесли в лоскуты столько конусов, сколько из пулеметов за целое лето не настреляешь.

Правда, во время войны эти бомбы не применялись. Не знаю, по каким причинам. За пять-шесть предвоенных лет авиация развивалась такими темпами, так расширила свои возможности, что подобные бомбы, судя по всему, потеряли свою эффективность. А может, не столько бомбы, сколько методы борьбы с бомбардировщиками изменились. Во всяком случае, во время войны я ничего не слышал об этих маленьких бомбочках, которые так понравились нам летом тридцать четвертого года. В то же лето чуть раньше, чем бомбы с дистанционным взрывателем, наш отряд испытал еще один вид снаряда. Снаряд хоть и был небольшим, но сразу внушал к себе уважение. Похож он был на короткий заточенный карандаш. У "карандаша" было хвостовое оперение. по полигону поползло непривычное слово - "ракета"...

Под крыльями наших истребителей появились стальные рейки-салазки, и незнакомый снаряд таинственно покоился на этих салазках, несколько видоизменив привычные очертания истребителя.

Взлетали осторожно: самолет, похоже, отяжелел, утратил былую подвижность. Как-никак под крыльями каждого истребителя по восемь "карандашей". Когда снаряд сходил из-под крыла, за ним тянулся огненный хвост, а мощный взрыв извещал о том, что "карандаш" совершил свой путь - результаты можно было не проверять.

Специалисты, присутствовавшие на испытаниях, называли "карандаш" двумя буквами: PC. Когда мы произносили эти буквы вслух, получалось новое слово "эрэс". Точность попадания у этих эрэсов была неважная: мы еще не отработали методику прицеливания, аэродинамические качества самого снаряда, очевидно, не были доведены до желаемого уровня. Но результативность при поражении цели оказалась потрясающей.