Мириам Анисимов - Ромен Гари, хамелеон

• Название: Ромен Гари, хамелеон
• Автор: Мириам Анисимов
• Издательство: Деком
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89533-169-9

Ромен Гари (Роман Касев, Фоско Синибальди, Шайтан Богат, Эмиль Ажар) — личность в литературе уникальная. Он единственный дважды получил Гонкуровскую премию и этим заставил говорить о себе весь мир. Русский читатель познакомился с его творчеством в 1988 году, прочитав роман Эмиля Ажара «Вся жизнь впереди». Тогда в предисловии писатель предстал сыном «московской актрисы», которая в 1921 году увезла его из России. О Гари ходили легенды, которые он сам предлагал читателям в своих произведениях, играя фактами, словно факир.

Эта книга впервые открывает правду о жизни великого мистификатора: здесь он писатель, сценарист, дипломат, летчик, участник движения Сопротивления… и страстный любовник, о котором мечтали многие женщины.

Роман-биография удовлетворит вкусы любого читателя: разножанровость и закрученность интриги нередко не уступают романам самого писателя, а многие факты заставят по-новому взглянуть на хорошо известные произведения Гари-Ажара и перечитать их еще раз.

---

Тогда Гари, по словам Элен Опно, поспешил скорее уйти, а по возвращении в Париж решил, что за его домом следит полиция — как считал Гари, по наводке испанцев. «Он утверждает, что за ним наблюдают с крыш соседних домов. Но, возможно, это не более чем плод его буйного воображения», — заключает мадам Опно.

Однажды утром он не на шутку встревожился, выглянув из окна и увидев, что у двери его дома стоит машина с неподвижно сидящим шофером. Что тут можно подумать? Ответ, вероятно, содержится в письме Гари от 31 января 1963 года, адресованном его друзьям Ажидам: «Всё, что я говорил тебе о своих разборках с OAC, абсолютно верно. Если вы в этом сомневаетесь, когда будете в Париже, поужинайте со мной и с генералом Феврие. Он вам расскажет, как дело было!»

Несколько раз, ложась вечером спать, Гари клал револьвер под подушку. Через шесть дней пришло письмо от Джин: «Знаешь, наши догадки насчет OAC все-таки подтвердились!»

Он написал для журнала «Таймс», где его очень ценили как первоклассного журналиста, большую статью о Шалле, Жуо, Салане и Зеллере, четырех мятежных алжирских генералах. В ней он делал попытку осознать происшедшее, задаваясь вопросом, что заставило бывших участников движения Сопротивления, военачальников, имеющих множество наград, решиться на государственный переворот. Как вообще в рядах французской армии оказалась возможной такая авантюра? Песчаные пустыни, в которых родилась легенда Иностранного легиона, скоро перестанут быть частью Франции, — отвечал он сам себе. Колониальная империя рушится, и вместе с нею уходит в небытие целый пласт фольклора и военных традиций, связанных с колонизацией Африки: исчезает форма сенегальских пехотинцев, бурнусы спаги, шаровары сахарских стрелков, фески конников арабской кавалерии. Ведь верблюдов нет без пустыни, как нет центурионов без Рима и Иностранного легиона без Африки. Всё то, что заставляло солдата хранить верность присяге, стало анахронизмом — верности присяге больше не существует. Прошло время славных армий, парадных мундиров, медалей за отвагу и воодушевленных колонизаторов, убежденных, что они несут с собой цивилизацию. Все эти традиции вышли из моды, все эти идеи, столь же ложные, сколь романтические, должны уступить место идее технического прогресса. Алжирские офицеры превратились в пережиток прошлого, а после отделения колоний от метрополии само их существование потеряет смысл. Единственный след, который французский солдат может надеяться оставить в Африке после себя, — его собственная могила. Они решили, что их предали политики и даже генерал де Голль: в 1958 году они помогли ему вернуться к власти, а теперь он бросил их на произвол судьбы. Они решили, что Франции нужен новый пророк. Разве де Голль не отказался в свое время сотрудничать с вишистским правительством? Если ему удалось взять во Франции власть в свои руки, почему они, французские офицеры, не могут сделать то же самое в Алжире, чтобы потом вернуть Франции и Тунис, и Марокко? Эти люди, всегда думавшие, что французская армия неуязвима, разочаровались в своем предводителе, им казалось, что он нанес им удар в спину.

По мнению Гари, провал восстания означал рождение новой идеи. Будущее республики уже не зависело от одного человека, тем более от Шарля де Голля. Если до алжирских событий еще можно было задаваться вопросом, что будет, когда де Голль умрет, то теперь ответ на этот вопрос был найден: не будет ничего — тому, что случилось, не суждено повториться. Франция обретает стабильность, которой раньше у нее не было.

Описание Гари французской армии прошлого похоже на то, что говорит о ней немецкий еврей-беженец Сома Моргенштерн:

У французской армии даже в эту минуту невзгод тылы с нелепой нарядностью пестрили всеми цветами африканской колониальной империи: спаги-арабы, одетые в белое, зуавы в своих красных накидках, марокканцы, мавры, сенегальцы, альпийские стрелки в голубом, матросы с алыми помпонами на бескозырках, похожими на цветы, — это вам не жалкие оперные хоры австро-венгров, это словно пышный, умело декорированный фон всех киностудий Голливуда, на котором теперь бушует настоящая буря, царит настоящий ужас, месится настоящая грязь…{536}

60

Через несколько месяцев после темного дела с OAC Гари ввязался в спор об издательской политике «Галлимар». Это был единственный раз в жизни, когда он вступил в полемику, касающуюся его парижских литературных дел. Всё началось с того, что Робер Кантерс написал статью на смерть Роже Нимье, погибшего в автокатастрофе, где говорил о покойнике, что тот был груб. В ноябрьском «Бюллетене» «Нувель ревю Франсез» 1962 года{537} Марсель Эме возмутился, что Кантерс, похоже, радуется смерти писателя, и окрестил его «оптовиком критики».

«Нувель ревю Франсез» потребовала уволить Робера Кантерса и прекратить ему ежемесячные выплаты. Несколько дней спустя Гари написал{538} Клоду Галлимару письмо с просьбой отказаться от этого требования, хотя Кантерс разгромил «Корни неба», а Гари однажды публично дал ему за клевету пощечину, чем воспользовалась Кармен Тесье. Это письмо было строгим моральным судом издательской политики «Галлимар».

7 января 1963 года, когда Джин с Роменом находились в Лозанне, Гари торжественно сообщил Рене Ажиду о рождении своего сына. Однако тон его письма, написанного на бланке гостиницы «Сантраль Бельвю», был не слишком радостным и наводил, скорее, на мысль о завещании.

Дорогой Рене!

С согласия Джин сообщаю тебе о рождении нашего первенца Диего-Ромена. <…>

Пока эта новость должна держаться в строжайшем секрете, потому что если Лесли об этом узнает, она может погубить всех нас, и в первую очередь ребенка.

Я приехал в Швейцарию, чтобы принять некоторые меры, которые гарантируют будущее моего сына. Я назначаю тебя одним из своих поверенных, остальные двое — Роберт Ланц (Нью-Йорк, Пятая авеню, 74) и Роберт Пэрриш из коллегии Ганса Эггера (Клостерс, Швейцария). Теперь ты проинформирован о рождении ребенка и должен действовать в его интересах.

Что касается Лесли, определение размера пенсии или алиментов, которые будут ей назначены, я оставляю за вами. Существующее положение дает нам полную свободу в данном вопросе.

Мы с Джин просим тебя понять, до какой степени существенно и жизненно важно хранить эту тайну для будущего ребенка.

Сердечно, Ромен

Отныне в переписке с Ажидами Джин Сиберг будет говорить о своем ребенке зашифрованно, дабы Лесли не могла узнать о его существовании до того, как они с Роменом поженятся.

В феврале 1963 года Джин отправилась в Марракеш на съемки «Большого мошенника» — одного из пяти скетчей, составлявших новый фильм Жана-Люка Годара. Она должна была вновь исполнять роль Патриции Франчини, но на этот раз Годару не удалось выявить ее очарования. Фильм вышел настолько посредственным, что короткометражку в конце концов просто вырезали при монтаже.

Ромен Гари, не решаясь оставить Джин даже на несколько дней, поехал вместе с ней в Марокко. На обратном пути они сели в Танжере на паром до испанского побережья. Когда показался Альхесирас, поднялся сильный шторм. Огромные волны бросали паром на скалы. Из-за сильного ветра к нему не могли даже подобраться спасатели. За несколько часов ситуация дошла до критической. На борту не осталось ни воды, ни пищи, только вино. Дети в ужасе плакали. Джин, взяв себя в руки, пыталась их успокоить и помочь больным. Когда ветер немного спал, на помощь потерпевшим было направлено рыболовное судно, на которое люди перебирались с парома по веревке, раскачивавшейся над бушующим морем.

В письме Рене и Сильвии Гари рассказал, что спасся из кораблекрушения в Гибралтарском проливе «после сорока восьми часов кошмара на скалах Альхесираса». В этом же письме он в очередной раз пожаловался на Лесли, утверждая, что если бы их сын остался сиротой, у него не было бы никаких законных прав, даже носить фамилию отца.

Лесли, со своей стороны, не сдавалась, надеясь, что Ромен, столкнувшись со всеми этими трудностями, образумится. Но произошло обратное.

Именно тогда, когда их адвокаты вроде бы пришли к компромиссу, Гари внезапно прекратил выплачивать жене ежемесячное содержание. Вернувшись из Бухары, Лесли обнаружила, что на ее банковском счете кончились деньги. Но все ее попытки связаться с человеком, который по закону всё еще был ее мужем, оказались тщетными. Он уехал кататься на лыжах. Несколько месяцев спустя, 15 марта 1963 года, она подала на него в суд первой инстанции. Это была война. Гари писал Сильвии: «На этот раз она взяла меня за горло». В его письме Анри Опно есть такие слова: «Дорогой начальник, пишу Вам эти несколько строк как другу, потому что нахожусь в отчаянии: Лесли, еще раз подтвердив свой отказ дать мне развод, добивается от меня алиментов через суд в размере 300 тысяч франков ежемесячно. До чего же жестоки люди. Обнимаю Вас».